Александр Широкорад - Судьба династии
Нашёлся и повод — в Киеве-де Марии Фёдоровне удобнее было заниматься делами Красного Креста. Кроме того, вдовствующая императрица принимала участие в инспекции военнопленных. Особое внимание она оказывала немецким пленным — уроженцам Шлезвига, на который по-прежнему претендовала Дания.
В Киев к Марии Фёдоровне приехала и её младшая дочь Ольга. В 1901 году девятнадцатилетняя Ольга была выдана замуж за тридцатитрёхлетнего принца Петра Ольденбургского. Ольденбургское семейство уже целый век жило в России, так что никакого политического значения сей брак не имел. Как писал историк семьи Романовых Стаффан Скотт: Пётр Ольденбурский «был известен как страстный игрок и кутила, и к тому же, как о нём тактично говорилось, «не интересовался дамами»»[15].
Мотивы, которыми руководствовались Николай II и Мария Фёдоровна, выдавая Ольгу за принца, не поддаются логическому объяснению. Можно лишь предположить, что Ольга что-то натворила или хотела натворить, и брак был единственным средством её остановить. Что же произошло на самом деле, мы никогда не узнаем.
Но и в браке Ольга вела себя достаточно вольно, разумеется, относительно тогдашнего этикета. В апреле 1903 года брат Михаил, служивший в лейб-гвардейском полку синих кирасир, взял её с собой на полевой праздник. Там она познакомилась с двадцатидвухлетним ротмистром Николаем Александровичем Куликовским.
Великая княгиня влюбилась в ротмистра и, не мудрствуя лукаво, заявила принцу, что любит другого и желает развода. Принц испугался скандала и отказался дать развод. Но Ольга была непреклонна, и супруги пришли к компромиссному решению. Принц добился назначения ротмистра своим личным адъютантом и повелел ему поселиться во дворце Ольденбургских. Далее Пётр пообещал не вмешиваться в личные дела Ольги и не досаждать служебными делами адъютанту.
А как на такой «брак втроём» смотрел император? Ведь всё августейшее семейство жило под колпаком охранки, которая периодически направляла отчёты царю, перлюстрировала всю переписку семейства Романовых, причём Николай лично читал копии писем. Но тут Николай II хранил молчание — пусть творят, что хотят, лишь бы не было огласки.
В 1950-х годах, уже проживая в Канаде, Ольга утверждала, что до 1916 года состояла в чисто платонических отношениях с Кукушкиным, так она шутя называла Куликовского. Ну что ж, безумно влюблённая женщина могла теоретически прожить с предметом своего обожания под одной крышей 13 лет без плотской любви, но практически в это верится с трудом.
С началом войны Куликовского отправили на фронт, и Ольга тоже решила идти на войну в качестве сестры милосердия. Пару раз она даже оказалась вблизи позиций войск, и однажды даже где-то недалеко разорвалась пара австрийских снарядов. За сей подвиг Ольга была удостоена Георгиевской медали. Большую же часть времени Ольга провела в Киеве.
Там же, в Киеве, осел и великий князь Александр Михайлович. В годы войны функции его были крайне неопределёнными. Формально он командовал всем воздушным флотом, но из его ведома была исключена эскадра воздушных кораблей. Кроме того, Александр Михайлович командовал авиацией Южного фронта. Авиацией Северного фронта командовал генерал Каульбарс, который чисто формально подчинялся Александру Михайловичу.
Пятидесятилетний плейбой всегда оставался верен себе и завёл в Киеве походную жену. Заметим, что Александр Михайлович в воспоминаниях никогда не приводит имён и фамилий своих зарубежных метресс, ну а с русскими — совсем другое дело: «Если бы не она [великая княгиня Ольга. — А.Ш.] и не молодая сестра милосердия по фамилии Васильева, я был бы самым одиноким человеком в мире в критические дни войны. Васильева сейчас замужем за господином Чириковым, они живут в Каннах. Я часто её навещаю, и мы вновь и вновь вспоминаем печальную и полную событий зиму 1916/1917 г.»[16].
С конца 1915 года Ольга стала требовать от матери и брата разрешения на развод с Петром Ольденбургским и на брак с Куликовским. В марте 1916 года императрица Мария Фёдоровна писала Николаю II в Ставку: «Я всё понимаю и не упрекаю её за её стремление прежде всего к свободе, а затем к счастью, но она вынуждает тебя идти против законов семьи, — когда это касается самых близких, это ещё больнее. Она — дочь и сестра Государя! Перед всей страной, в такое время, когда династия переживает такие тяжёлые испытания и борется против революционных течений, — это грустно. Общество нравственно распадается, и наша семья показывает пример… Может быть, это нехорошо, но я надеюсь, что Петя не даст развода…»
В октябре 1916 года Ольге удалось уговорить брата. Но Николай II дал устное согласие на брак, а принца вообще никто не спрашивал. Ольга мотивировала отсутствие развода тем, что таинство брака, как церковь именует супружеские отношения, не состоялось, его можно было просто-напросто признать недействительным.
Пётр Ольденбургский после революции уехал во Францию. В 1922 году он вторично женился, а через два года умер на Лазурном Берегу.
4 ноября 1916 года в киевской церкви Святого Николая состоялось венчание Ольги и Куликовского. Свадьба прошла на редкость просто, без соблюдения каких-либо церемониалов. На ней присутствовали императрица Мария Фёдоровна, великий князь Александр Михайлович с женой Ксенией, а также несколько офицеров Ахтырского полка.
Вместо свадебного платья на Ольге была униформа сестры милосердия.
Узнав об отречении Николая II, императрица-мать и великий князь Александр Михайлович 4 (16) марта прибыли в Ставку в Могилёв, где в последний раз встретились с Николаем II. В тот же день оба отбыли в Киев.
Первую неделю ситуация в городе была относительно спокойной, но уже 20 марта 1917 года в Киеве собрались представители националистических групп со всей Украины и провозгласили «Украинскую Центральную Раду». Начались беспорядки. Великий князь Александр Михайлович едко высмеивал украинских националистов: «В составе Российской империи Украина процветала, и русские монархи приложили все усилия, чтобы развить её сельское хозяйство и промышленность. 99% населения Украины говорило, читало и писало по-русски, и лишь небольшая группа фанатиков требовала равноправия для украинского языка. Их вышучивали, на них рисовали карикатуры. Жители Кентуккских холмов, которые стали бы требовать, чтобы Луисвилльские учителя употребляли их сленг, казались бы менее нелепыми».
Тем не менее здравый смысл подсказывал великому князю, что из Киева надо уносить ноги, пока ещё не поздно. Он через великую княгиню Ольгу пытался несколько раз убедить семидесятилетнюю вдовствующую императрицу уехать в Крым.
«По всей вероятности, некоторым из наших добрых друзей, — пишет Александр Михайлович, — тронутых нашим положением, удалось повлиять на Временное правительство, и в один прекрасный день к нам явился комиссар и передал приказ отправиться немедленно в Крым. Местный совет всецело одобрил этот план, так как считал, что «пребывание врагов народа так близко от Германского фронта представляет собою большую опасность для революционной России».
Нам пришлось почти что нести императрицу на вокзал. Она боролась до последней минуты, желая остаться и заявляя, что предпочитает, чтобы её арестовали и бросили в тюрьму».
23 марта 1917 года Мария Фёдоровна, Александр Михайлович, Ольга Александровна и её муж ротмистр Куликовский на специальном поезде убыли из Киева. Через два дня великая княгиня Ксения Александровна с детьми и фрейлиной С.Д. Евреиновой в сопровождении нескольких офицеров на поезде отправились из Петрограда в Крым. Вслед за ними выехали князь Феликс Феликсович и княгиня Зинаида Николаевна Юсуповы. Их сын Феликс пока остался в Петрограде.
12 апреля, сразу после приезда в Кореиз, Зинаида Николаевна написала сыну письмо, описав все свои мытарства: «Подъезжая к Синельниково, стали набираться серые шинели во все вагоны нашего поезда, и наш вагон был переполнен. На крыше 16 человек, которые шумели, топотали, орали, как сумасшедшие, на буфетах, в проходах, в коридорах, всё было переполнено, что проводник боялся крушения и ничего поделывать не мог. Так же и на станциях, все молчали и боялись этой дикой орды! — Из купе нельзя было выходить. Ночью они лежали, как мёртвые там, и днём прохода не давали, кричали, пели, курили махорку, от которой трудно было дышать! — Когда проводник запер двери на ключ, то они ломали окна и лезли через окно!»[17]
Княгиня не пишет, куда и зачем ехали солдаты. А это были дезертиры с фронта. Сейчас либеральные историки нагло врут, что это большевики разложили армию. Откуда они могли взяться в окопах в конце марта — начале апреля 1917 года? Между тем великий князь Александр Михайлович ещё 6 марта 1917 года написал жене в Петроград: «Начало разврата в армии положено». Позже он скажет: «К ранней осени [1917 года] процесс революционного разложения достиг своего апогея. Дивизии, бригады и полки перестали существовать, и толпы грабителей, убийц и дезертиров наводнили тыл».
