Александр Смыкалин - Колонии и тюрьмы в советской России. Монография
Уже в годы гражданской войны была разработана специальная инструкция «для рационального распределения заключенных по соответствующим лагерям принудительных работ и удобства статистического учета», в соответствии с которой все заключенные разделялись на 5 групп по сроку наказания и 20 разрядов по составу преступления. Вводилось и наказание за круговую поруку: «…при побеге заключенные, связанные с убежавшими круговой порукой, предавались суду за участие»[73]. Отступления от принципа индивидуальной ответственности за преступление сразу отбросило государственную пенитенциарную систему на многие годы назад.
Так, на заре советской власти большевистским правительством разрабатывалась и формировалась новая система насилия в обществе, включавшая тюрьмы, изоляторы, концентрационные лагеря, ссылку, изгнание из страны, депортацию и массовый террор, – система по своей жестокости вполне сравнимая со средневековой инквизицией. Как отмечал российский историк А. В. Бакунин, «жестокость, применявшаяся в систематически повторяющихся схватках в истории российского общества, начала сразу сказываться в процессе утверждения советской власти. Она выступила как репрезентант силы, поскольку в сознании большевиков и особенно поднявшихся на борьбу люмпенов суровость и жестокость являлись синонимами силы, ее олицетворением»[74].
Что касается пенитенциарной политики советского государства, то она сразу закладывалась как политика «с двойным дном». С одной стороны, В. И. Ленин и большевики подчеркивали, что в социалистическом государстве места заключения должны иметь целью перевоспитание осужденных. Об этом говорилось всенародно. С другой стороны, совершенно секретные инструкции и циркуляры по линии партии и ВЧК детально регламентировали проведение массовых репрессий, причем не только по отношению к классово чуждым элементам, но и к бывшим политическим противникам и даже просто научной и творческой интеллигенции, не принявшей Советскую власть.
Как айсберг, значительная часть которого не видна, так и пенитенциарная система советской России с первых же дней была скрыта от глаза непосвященного за густой пеленой секретных инструкций и циркуляров.
В мае 1922 г. В. И. Ленин предложил провести широкомасштабную акцию: выслать за рубеж всех представителей свободомыслящей (инакомыслящей) интеллигенции, «расширить применения расстрела… по всем видам деятельности меньшевиков, с-р и т. и… арестовать несколько сот профессоров и писателей… и без объявления мотивов… выслать за границу безжалостно» [75].
19 мая 1922 г. Ленин писал Дзержинскому: «Тов. Дзержинский! К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим… Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу. Прошу показать это секретно, не размножая, членам Политбюро»[76].
Готовилась и соответствующая нормативная база под указанные мероприятия. Уже в инструкции НКЮ РСФСР от 19 декабря 1917 г. «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний» устанавливалось, в частности, «удаление из столиц, отдельных местностей или пределов Российской Республики»[77]. Точно такое же наказание предусматривалось в ст. 8 декрета СНК РСФСР от 28 января 1918 г. «О революционном трибунале печати», хотя официально это высылкой не называлось [78]. Впервые слово «высылка» как мера наказания, назначаемая в административном и судебном порядке, было применено в декрете СНК РСФСР от 29 августа 1921 г. «О порядке высылки иностранцев из пределов РСФСР»[79]. Позднее был подготовлен и имевший силу закона декрет В ЦИК от 10 августа 1922 г. «Об административной высылке»[80].
Издание закона предполагало его реализацию в жизнь. 31 августа 1922 г. в статье «Правды», озаглавленной «Первое предупреждение», говорилось о предстоящей высылке по постановлению ГПУ «наиболее активных контрреволюционных элементов из среды профессоров, врачей, агрономов, литераторов в северные губернии. Часть за границу». До сих пор точно не известно количество высланных, предположительная цифра – 300 человек. Среди них цвет российской науки: философы Бердяев, Франк, Лосский, Булгаков, экономисты и агрономы Зворыкин, Лодожинский, Прокопович, Велихов, Изюмов, историки Кизиветтер, Флоровский, Мякотин, социолог Питирим Сорокин[81].
В условиях правового хаоса в государстве, когда старое буржуазное законодательство было отменено, а новое только создавалось, получила широкое распространение идея о том, что в случае недостаточности революционных законов можно руководствоваться революционным правосознанием. Об этом прямо говорила ст. 5 Декрета о суде № 1. Пришедший в правоохранительные органы люмпен-пролетариат, не имеющий соответствующего образования, вполне устраивала эта идея. В циркулярном письме бюро ЦК РКП(б) местным партийным организациям «О применении революционной законности» говорилось: «…из материалов, поступающих с мест, видно, что в целом ряде случаев члены партии и беспартийные, работающие на ответственных постах в органах советской юстиции (нарсуд, ревтрибунал, прокуратура и т. д.) совершенно ложно понимают смысл революционных законов Советской власти… законы толкуются согласно букве, а не духу… при решении судебных дел подходят с точки зрения буржуазной «справедливости», тогда как в классовом обществе не может быть никакого иного подхода кроме как чисто классового… нужно, чтобы этот подход был не в интересах нарождающейся и остатков старой буржуазии, а в интересах рабочего класса (курсив мой. – А. С.)… Часто к решению вопросов подходят исключительно с формальной стороны, боясь нарушить какой-нибудь декрет Советской власти, а этим на деле коверкают смысл декретов… Революционная законность должна быть орудием в руках рабочего класса для укрепления его диктатуры…»[82].
Так высшие органы большевистской партии неофициально, под видом «революционного правосознания», насаждали террор, открывали путь беззаконию и произволу.
Непосредственными исполнителями политических директив партии стали Чрезвычайные комиссии. 20 декабря 1917 г. В. И. Ленин писал Ф. Э. Дзержинскому: «Буржуазия, помещики и все богатые классы напрягают отчаянные усилия для подрыва революции, которая должна обеспечить интересы рабочих, трудящихся и эксплуатируемых масс… Необходимы экстренные меры борьбы с контрреволюционерами и саботажниками» [83]. Вечером того же дня СНК принял постановление об образовании Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем и утвердил ее состав. Членами коллегии ВЧК Совнарком назначил Д. Г. Евсеева, Н. А. Жиделева, И. К. Ксенофонтова, Я. X. Петерса. Позже в коллегию ВЧК в разные годы входили В. А. Аванесов, Г. И. Бокий, И. П. Жуков, М. С. Кедров, М. Я. Лацис, В. Н. Манцев, В. Р. Менжинский, И. С. Уншлихт, С. Г. Уралов, В. В. Фомин и др.[84]
Созданные со сравнительно небольшим количественным составом в центре, ЧК все более более разрастались, охватывая новые регионы страны. Так, на Урале, в Челябинской губернии Чрезвычайная комиссия была образована 16 августа 1919 г.; она в свою очередь имела в подведомственной сети уездные ЧК: Курганскую, Куртамышинскую, Миасскую, Троицкую, Верхне-Уральскую[85].
Задачи, которые ставились перед ЧК, хорошо просматриваются по материалам ее печатного органа – «Еженедельника чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией». Например, в № 1 за 1918 г. «Еженедельника ЧК» говорилось: «…пора, пока не поздно, не на словах, а на деле провести беспощадный, стройно-организованный массовый террор (курсив мой. – А. С), принеся смерть тысячам праздных белоручек, непримиримых врагов социалистической России, мы спасем миллионы трудящихся, мы спасем социалистическую революцию… Дрожите, палачи рабоче-крестьянской Руси! Не дрогнет рука. Ждите. За вами очередь!»[86]
Государственный террор не был декларацией или просто угрозой; он подкреплялся действиями (табл. 1). Свидетельство тому – долго скрываемый от глаз мировой общественности так называемый Приказ о заложниках, позволявший расстреливать совершенно неповинных людей. Приведем полный текст этого документа.
«Все известные местным Советам правые эсеры должны быть немедленно арестованы. Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейших их попытках к сопротивлению или малейшем движении в белогвардейской среде должен приниматься безоговорочно массовый расстрел (курсив мой – А. С). Местные губисполкомы должны проявлять в этом направлении особую инициативу. Ни малейших колебаний, ни малейшей нерешительности в применении массового террора»[87].
