Георгий Андреевский - Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков
Уважительное отношение к боевым заслугам сограждан мошенники не раз использовали для извлечения преступных доходов. Для этого они надевали военную форму, вешали на грудь ничего не значащие регалии, такие как знак за спасение погибающих на море, жетон общества хоругвеносцев, иерусалимский крест, бронзовую медаль «За усердие» и пр.
Как известно, матрос Пётр Кошка прославился своими подвигами во время Крымской войны. Не успела война закончиться, как появился в Москве «матрос Кошка» в уланском мундире, до того обедневший, что просил подаяние. Генерал-губернатор Закревский, тот самый, что самолично избивал купцов в своём кабинете, велел его найти и доставить к нему. Нищий был задержан и предстал перед генерал-губернатором. Тут и выяснилось, что он самозванец, мещанин из Серпухова по фамилии Плотников, а мундир принадлежит не ему, а его брату.
Костюм и внешний вид в деятельности преступника имеют большое значение. Некий Ипогорский-Ленкевич, одетый в черкеску, представился в одной из московских гостиниц Константином Ебрагимовичем Шервашидзе — капитаном конвоя его величества, прибывшим из Петербурга. Ему предоставили лучший номер на первом, как он и просил, этаже, а он украл из номера всё, что мог, и скрылся через окно.
Члены одной жульнической шайки в Москве носили форменные фуражки различных ведомств. Шайка эта представляла собой компанию интеллигентных попрошаек. В неё входили врач, бывший студент, князь и прочие субъекты. Они ежедневно составляли план своей попрошайнической деятельности, выдумывали легенды о злоключениях, вынудивших их обратиться за помощью, распределяли между собой районы деятельности и отправлялись на промысел. Тут-то им и нужны были фуражки, которыми они менялись в зависимости от выдуманной легенды. Один из них, с большой, расчёсанной надвое бородой, великолепно владевший несколькими иностранными языками, выдавал себя за бывшего воспитанника одного привилегированного учебного заведения. Помимо этого, он заинтересовывал свою жертву тем, что в ближайшее время должен получить крупное наследство и деньги необходимы ему как раз на ведение дела по этому наследству, а уж там он в долгу не останется. Вечером участники шайки сходились в ресторане у Страстного монастыря, обедали, а потом пропивали и проигрывали на бильярде деньги, выпрошенные у добрых и отзывчивых людей. Если «сбор» был особенно удачным, то отправлялись на лихачах к «Яру», где закатывали дорогой ужин с певичками. О существовании этих мошенников московские газеты писали в 1903 году. Про людей такого склада были сложены такие строки:
Бесцветен житейский их путь,
Они не привыкли к заботе,
К труду, к бескорыстной работе,
Но пристальней если взглянуть,
На каждом лице вы прочтёте:
Кого бы сегодня надуть?
Вообще о всяких мошенниках газеты писали постоянно. В 1896 году они рассказывали о том, как в галантерейную лавку вошёл хорошо одетый молодой человек и спросил у стоявшего за прилавком, как потом оказалось, сына хозяина, есть ли щипцы. Тот продал ему щипцы, а потом всё-таки спросил на всякий случай: «А для чего они вам?» Молодой человек сначала сказал, что это секрет, но потом согласился его раскрыть. Он подошёл вплотную к сыну купца и тихо сказал ему на ухо: «Чтобы часы срезать». Мальчишка остолбенел от неожиданности и даже не заметил, как покупатель исчез. Исчезли вместе с ним и часы хозяйского сынка, державшиеся на цепочке в кармане жилета.
А какое разочарование ждало некоего московского господина после встречи с одной услужливой и добросердечной парой! Встреча эта произошла в 1899 году на Устинской набережной. Наш господин шёл погружённый в свои мысли и не обратил никакого внимания на встречную парочку. Разойдясь с ней, он услышал позади себя голос мужчины: «Барин, поглядите-ка, вы весь в грязи». — «Ах, матушки мои! — вскрикнула женщина. — Это всё проклятые лихачи с их резиновыми шинами, никому от них проходу нету, ведь как всё пальто забрызгали! Всю спину!» После этих слов они, не спросясь, стали чистить пальто господина. За оказанную помощь он дал им несколько серебряных монет, они поблагодарили его. На том и расстались. «Есть же чуткие люди», — подумал господин в чистом пальто, однако через несколько шагов его стали мучить сомнения. Он решил посмотреть на месте ли его золотые часы, полез в карман, но ни часов, ни цепочки к ним не обнаружил.
В 1887 году москвичи узнали об аферисте Звягине — Звягинцеве, возглавлявшем шайку мошенников, состоявшую из одних женщин, о том, что арестованный в России, он по дороге в тюрьму опоил конвой опиумом и бежал в Константинополь, где выдавал себя за русского графа и пр. В 1900 году в Москву из Харькова, Одессы, Ростова прибыла шайка воров, среди которых был и известный шулер Котов, орудовавший на пароходах и в поездах. Шайка снимала шикарные квартиры, проститутки приводили в них приличных людей, которых обкрадывали, зная, что те заявлять не станут. Когда денег, обнаруженных в бумажниках жертв, было много, брали половину, треть. Подкладывали в портмоне вместо купюр бумагу. Главная квартира проходимцев находилась в доме по Георгиевскому переулку, там, где теперь располагается Государственная дума.
Прохвосты не брезговали ничем. В 1899 году газеты рассказывали о жуликах, которые продавали в ресторанах и кофейнях квитанции на заложенные дорогие вещи (бриллианты, меха). Заложено, например, кольцо с бриллиантом стоимостью 300 рублей, а квитанцию отдавали за 100. Простак, желавший обогатиться, покупал квитанцию, а когда выкупал по ней вещь, то видел, что она и 50 рублей не стоит.
У проходимцев не только нашего, но и того времени не было ничего святого, иначе как расценить действия одного скромного юноши, который в 1903 году ходил по московским монастырям и говорил, что привёз братии в подарок от богатого купца дорогую икону в бриллиантах. При этом объяснял, что икона находится на вокзале, и просил оплатить её доставку. Брал деньги и уходил. Никакой иконы, разумеется, ни на каком вокзале не было.
А чего стоила практика московских жуликов обманывать хороших людей в день Благовещения. В этот день, который, как известно, отмечается ровно за девять месяцев до Рождества, существовал обычай выпускать на волю птиц из клеток Некоторые специально приобретали птичек на Птичьем рынке, чтобы потом их выпустить на волю. Люди побогаче в этот день позволяли себе подарки подороже, они выплачивали долги за должников, посаженных в «яму», и тем самым выпускали их на волю. Вполне христианский и благородный поступок Жулики придумали, как из этого извлечь выгоду. Делали так один давал своему приятелю фиктивный вексель, тот этот вексель, естественно, не оплачивал, и лжекредитор сажал лжедолжника в «яму», надеясь на то, что того в день Благовещения выкупят. Если бы никто такого должника не выкупил — можно было долг простить, и должник снова бы оказался на свободе. А так добрый человек выплачивал по дутому векселю лжекредитору необходимую сумму и лжедолжника выпускали, как птичку, на волю. После этого мошенники пропивали деньги. Такой остроумный номер позволял одним лишний раз напиться, а другим сделать «доброе» дело. Узнав же о том, что стал жертвой мошенников, добрый человек терял веру в людей, после чего зарекался помогать кому-либо. Так постепенно, исподволь, мерзавцы убивали и убивают в народе его лучшие чувства, превращая его в нацию чёрствых и злых людей.
Пресса доносила до москвичей слухи о весьма оригинальных способах мошенничества. В 1884 году, например, стало известно о появлении в России небывалого вида фальшивой монеты. Это были деревянные рубли, облачённые в белую латунь.
С помощью фальшивых монет и банковских билетов в России было нажито не одно состояние. Рассказывали, что известный московский миллионер Хлудов встретил как-то в лесу бродягу. Тот признался, что он беглый каторжник и попросил помочь, сказав, что умеет делать фальшивые деньги. Хлудов поместил его в подвал, достал станок и прочее, и каторжник стал делать ему фальшивые деньги. Шло время. Бродяга стал умолять Хлудова отпустить его, но тот не внял его просьбам. Так и умер каторжник от перепоя в подвале. Там же и был зарыт.
Благодаря изготовлению фальшивых денег в Москве в середине XIX века завелись «скоробогатые» людишки. О возникновении их богатств рассказывали разные истории. Вот одна из них. Поведал её один школьный учитель, звали которого Иван Кузьмич. Вот что он рассказал: «В нумерах на Неглинке, в доме Воейкова, жил служивший со мной в одном учебном заведении бедный учитель рисования по фамилии Линдром. Человек он был добрейший и, как нередко бывает с такими людьми, до крайности бедный. Никогда у него денег не было. Бывало даже, что на пропитание занимал, правда долг всегда вовремя возвращал. А как-то занял у меня 40 копеек и не отдал. А не отдал потому, что на работу не вышел. День не вышел, другой. Пошли в нумера, а его и там нет. Пропал человек Пытались найти, да не смогли. Причиной того была, я думаю, его нелюдимость. С людьми он тесно не сходился, держался в стороне, правда, был у него один друг, отличный рисовальщик и гравёр. Звали его Николай Григорьевич. Работал он в типографии на Дмитровке, однако к этому времени в Москве его тоже не оказалось. Говорили, что он переехал в Тверь, да куда, точно никто не знал. Как-то в трактире один купец из Твери, с которым я разговорился, рассказал мне про этого самого Николая Григорьевича такую историю. Снюхался он как-то с одним помещиком в их губернии, а снюхался потому, что у того была своя типография. И стал Николай Григорьевич печатать в этой типографии пятидесятирублёвые банковские билеты. У помещика того для этого дела бумага с водяными знаками оказалась. А дознались до этого не сразу. Сначала люди стали замечать, что типографщик-то этот ни с того ни с сего разбогател. Лошадей купил хороших, дом, завёл любовницу, одел её как куклу и стал выдавать за свою жену. Все удивлялись, откуда у него деньги. Одни думали, что на богатой женился, другие — что клад нашёл. Заинтересовался этим вопросом и губернатор. Поручил он тогда одному хитрому чиновнику из полиции дознаться, откуда у этого Николая Григорьевича такое богатство. Сыщик тот допрашивать подозрительного типографщика не стал, а нашёл женщину из торговок, которой поручил сблизиться через кредит при продаже товара с его любовницей. Через месяц женщина пришла к чиновнику и рассказала о том, что деньги Николай Григорьевич получает от своего хозяина помещика и столько, сколько хочет, и что дружба их основана на какой-то тайне. Вскоре Николай Григорьевич по своим делам уехал в Москву. Тогда сыщик организовал негласный обыск в его доме. Было найдено на 20 тысяч пятидесятирублёвых фальшивых купюр, а также письмо от Линдрома, нашего учителя. И вот что он писал своему другу: „Бесценный друг мой, Николя! Я… успел надуть ещё банк в Петербурге на 26 тысяч рублей… Будь, пожалуйста, осторожнее, не рискуй. Заручись побольше капиталом и тогда оставь свою службу и уезжай в Москву, где можно жить вполне спокойно… У меня чужой вид (на жительство. — Г. А) Меня преследовали из Петербурга сыщики, но я успел добраться до Москвы на почтовых и от них удачно скрыться. Скакал по-дьявольски, не жалея, давал деньги ямщикам на водку. Прощай, будь здоров и помни мой добрый и полезный тебе совет. Твой до могилы Линдром“. При обыске у помещика тоже нашли фальшивые банковские билеты. Помещика и Николая Григорьевича арестовали и отправили в Сибирь. Линдрома же так и не нашли, а через пять-шесть лет получил я из Сергиевой лавры по почте письмо с десятью рублями, не подписанное, но догадался, что оно от Линдрома. Он писал: „Добрый Кузьмич! За 40 копеек — мой долг, я посылаю тебе десять рублей. Пожалуйста, не сердись на меня, что я не заплатил тебе этих денег в срок — некогда было. Я спешил выездом из Москвы. Я был в Москве два дня проездом, но повидаться с тобою не смог и едва ли когда увижусь, потому что желаю поместиться навсегда в каком-либо дальнем монастыре. Прощай“». Правду писал Линдром или врал — кто знает. Возможно, что за эти пять-шесть лет он растратил своё богатство, нажитое преступным путём, а возможно, что с помощью этого письма хотел обмануть полицию.
