Артем Желтов - «Если», 2015 № 02
— Да, при любом раскладе кончилась бедная Москва, — согласился старший, — Ну что, высмотрели своего дедульку?
— Смотрим, — за двоих ответил Мишка, а сам, работая с экранами, прислушивался к беседе.
— Верхняя Москва, я так понимаю, вообще была экономически невыгодной, — продолжал рассуждать напарник. — Ты представляешь, сколько топлива и электричества она жрала зимой? А у нас в корпусах — тепловые насосы, в них один раз вложишься — потом двести лет можно не волноваться.
— Даже если без насосов — просто закопайся в землю на десять метров, и вот тебе базовые плюс пятнадцать.
— И насосы добавят до двадцати двух. А если скважины на двести метров, да спустить туда коллекторы — так даже больше можно получить. Опять же — где-нибудь в Африке закопаешься в землю, и будут тебе не плюс пятьдесят, а те же плюс, допустим, шестнадцать. Добавить тепловым насосом — и белый человек уже не пропадет. Нет, дай Бог здоровья тому, кто придумал эти корпуса.
— А летом все же лучше наверху.
— Наверху — да, солнышко, травка… Плюс пятнадцать! А сколько того лета?! Месяц, полтора? А потом — домо-о-о-ой! Опять же порядок. Чужим в корпус дороги нет. Так что не надо, Серега, с Москвой прощаться. Мы теперь сами — Москва. Мы!
— Сказал бы кто моему деду, что внук будет под землей сидеть, как крот. Дед-то думал — светлое будущее, небоскребы в триста этажей! Глобальное потепление!
Диспетчеры засмеялись.
— Вот он! — воскликнул Мишка.
Старший смены подошел к экрану.
— Так это он во второй корпус забрел. Это он к нашим мудрилам забежал. Сейчас мы тамошнюю охрану предупредим.
— Какие такие мудрилы? — удивился Мишка.
— Астрономы. Наверху осталась обсерватория, они снизу за звездами наблюдают, если не врут. Я так думаю, от холодрыги вся их точная техника уже околела.
— Какое отношение дед имеет к астрономам?!
Мишка не любил лишних вещей. Астрономия, на его взгляд, была эталоном бесполезной для нормального человека информации.
— Миша, его нужно вернуть. Я понимаю, браслет, инъекции и все такое… — Наташа от волнения ухватилась за Мишкино плечо. — Я понимаю — у него хватило силы дойти! А потом?!
— Нет, ты мне скажи — что он забыл у астрономов?
— Я не знаю, Мишенька!
Диспетчеры оказались хорошими дядьками — сразу предложили свой кар. Но предупредили: чтобы начальство не ругалось, немедленно послать его обратно. Мишка встал к рулю, Наташа села сзади, и верткая машина понеслась.
Служебные кары и скорость развивали побольше обычных, и могли ездить по бегущим дорожкам. Это было для Мишки сюрпризом — обычный кар перед дорожкой тормозил и сердито пищал. Сюрпризом, на сей раз неприятным, было и другое — кар влетел в служебный коридор, но, чтобы выехать оттуда в спиральный второго корпуса, следовало приложить к двери диспетчерский жетон, которого у Мишки, естественно, не было. Пришлось возвращаться и заново задавать технике маршрут, изъяв оттуда служебные варианты.
С астрономами тоже все оказалось не так просто. Их помещения были на первом этаже, но посторонних туда не пускали. Мишка через внутреннюю сеть связался с диспетчерами своего корпуса, те направили его к своим коллегам, оттуда он попал на нужный ресурс и увяз в беседе с каким-то непонятливым звездочетом, который минут пять требовал у него код доступа. Потом двери вдруг отворились без всякого кода, а в Мишкиных очках появилась физиономия лысого диспетчера.
— Я договорился! — сказал он, — Охрана вас пропустит, а дальше — как знаете.
— У вас пять минут, — предупредил охранник. — И то — только из уважения к Борисычу. Вторая дверь направо, там референт Степанов, он отвечает за приглашения…
— Вы не впускали старика? Высокий такой, усатый? — спросил Мишка.
— Это — служебные подробности. Они вас не касаются.
Степанов оказался маленьким, черноволосым, совсем юным.
Мишка понял — чей-то сын или племянник. Сперва референт наотрез отказался признавать, что в помещения астрономов был впущен высокий худой старик. Положение спасла Наташа.
— Если он из-за вас помрет, я сама на вас в суд подам! — пригрозила она. — Вы что, не заметили, — у него же браслет! А блок меняли две недели назад!
Это было чистое вранье — но Степанов забеспокоился. Он с кем-то связался через очки, отправил сообщение с карманного пульта, получил ответ, рассердился, после пятиминутного обмена репликами приуныл.
— Сейчас к вам выйдет Иван Леонидович, — буркнул референт и тяжело вздохнул.
Появился мужчина, которому дверные косяки были узковаты. Наташа уставилась на него с восторгом — красавец-великан, на плечи падает мощная седеющая грива.
— Это правда — про браслет? — не здороваясь, спросил он.
— Правда, правда, — подтвердили Мишка и Наташа.
— Черт бы побрал старого болвана…
Похоже, красавцу не очень-то хотелось отвечать за прощальную выходку деда.
— Вы знаете, где он? — быстро спросил Мишка.
— Да наверху!
— Вы отпустили его?!
— Как я мог не отпустить? Он мой учитель. Понимаете? Учитель! Настоящий! Он из меня человека сделал!
О педагогической карьере деда Мишка имел туманное понятие. Мать с дедом ссорилась и мирилась, так что Мишка вырос без его заботы. И человеком он себя сделал сам — в меру своего разумения.
— И вы его еще называете болваном? — возмутилась Наташа.
— Да, и старым верблюдом тоже, будь он неладен!
Красавец развернулся и выскочил из крошечной приемной, ровно секунду спустя заглянул.
— Я его притащу! Свяжу старого черта и притащу! — пообещал он. — Степка, рявкни там, чтобы «Умку» приготовили и горючего полный блок зарядили!
Теперь он исчез окончательно.
— Что такое «Умка»? — спросила Наташа.
— Снегоход, — ответил референт. — Большой, новый…
И он, отвернувшись, заработал пультом.
— Вы что, зимой выходите наверх? — удивился Мишка.
— Выезжаем. Надо же следить за обсерваторией, и вообще… А вы своего Федора Васильевича вообще заприте покрепче и не выпускайте! Он же так Ивана Леонидовича подставил!
— Странно… — пробормотал Мишка. За дедом никаких подлостей не водилось, это он знал точно. Старик попросил помощи у бывшего ученика, потому что больше было не у кого? Ну да, родной внук даже толком выслушать не захотел… А что мог сделать родной внук? Завернуть старика в одеяло и вытащить на сорокаградусный мороз?!
Те же самые мысли одолевали Наташу — что тут можно было сделать?
Можно было узнать, где дают напрокат шубы, шапки, варежки и унты. «Сокольники» — это шестнадцать корпусов, где-то наверняка люди выходят наверх — просто для развлечения. Хотя бы это, хотя бы это!.
Она покосилась на Мишку. Совсем парень скис… злится, но как злится?. Бесплодно! Хоть бы заорал, кулаком по столу треснул! А он дуется…
В дверях опять появился Иван Леонидович — хотя в дверной проем не вписался. На нем была серая шуба со здоровенным воротником, поставить такой дыбом — и шапки не надо, на ногах — рыжие унты.
— Сидите тут, ждите. Я его привезу, — приказал Иван Леонидович. — Я его, старого хрыча, отучу врать. Ишь, распетушился! Вы вот что — вы врача сюда вызывайте. Чтобы сразу — в палату. Степка! Ты Арамчика поймал?
— Ловлю. Нет покрытия, — доложил Степанов. — Они же к Кремлю покатили, откуда там покрытие? Только служебное. Арамчик сказал — они только до Кремля и обратно, по каким-то там улицам, Васильич знает маршрут.
— Вы к Кремлю? — спросила Наташа. — Послушайте, постойте! Можно я с вами?
— Это еще зачем? — удивился Иван Леонидович.
— Я ни разу не видела Кремля!
— Степка, сделай ей Кремль…
В приемной было, как во всех помещениях «Сокольников», фальшивое окно. Оно показывало тропический пейзаж с обезьянами. Референт поменял картинку: явился Кремль со всеми своими башнями в жаркий летний полдень. Это был классический вид со стороны Москвы-реки. По реке носились скутеры и шлепали речные велосипеды. В небе висели одноместные разноцветные вертолеты.
— Так я и сама могу! — возмутилась Наташа. — Возьмите меня наверх! Иван Леонидович, ну пожалуйста!
— Ты умом тронулась? — спросил, опомнившись, Мишка.
— Я хочу наверх, — повторила девушка. — Я больше не могу! Я не могу — в этом корпусе, в этих коридорах…
Еще пять минут назад коридоры с мягкими теплыми дорожками, с ненавязчивой вентиляцией ее вполне устраивали.
— Ты там все себе обморозишь!
— Я никогда не видела настоящий Кремль! Иван Леонидович! Мне нужно увидеть!.
Она не знала, как объяснить, что картинки на экране — чужие, а у нее должна быть своя. И даже не затем, чтобы нарисовать, — а так вдруг потребовала душа.
— Еще одна сумасшедшая! — воскликнул Иван Леонидович, — До лета подождать никак нельзя?
