Даниел Бергнер - Чего хотят женщины? Наука о природе женской сексуальности
«Самки пассивны. Этой теории придерживались в середине 70-х. Это было общепринятой истиной», – вспоминал он начало своей карьеры. Лицо Дейдры, всегда немного более красное, чем у большинства, этим утром просто светилось от страсти. «Господствующая модель заключалась в том, что женские половые гормоны влияли на женские феромоны и на привлекательность женщины для мужчин, меняя ее запах. Мужчина был инициатором любого сексуального поведения». То, что наука упустила при изучении обезьян, то, что она полностью проигнорировала, – было женским желанием.
То, что наука упустила при изучении обезьян, то, что она полностью проигнорировала, – было женским желанием.
Было упущено и кое-что другое. Самки макак-резусов – хулиганы и убийцы, генералы на жестокой войне, правители. Это было отмечено в журнальных статьях еще в 30 – 40-е годы, однако информация прошла незамеченной, статьи были похоронены на полках, а поведение самок странным образом игнорировалось. «Это настолько бросало вызов идеям о доминирующей роли мужчин, – говорил Уоллен, – что было просто проигнорировано».
То, что большинство ученых мужского пола ожидали и, скорее всего, желали увидеть, казалось, сделало их слепыми. Уоллен поставил своей целью снять эти шоры. Сейчас на наших глазах одна самка отчаянно вцепилась в другую, укусила ее за ногу и начала трепать более слабую обезьяну, как невесомую куклу. Повсюду звучали отчаянные вопли. Еще четыре или пять обезьян присоединились к драке, нападая на одну, которой каким-то образом удалось вырваться и убежать, однако преследователи бросились за ней и снова поймали. Вопли стали еще громче, жалостливее и проникновеннее. Нападавшие наваливались на беглянку, очевидно собираясь убить ее, но затем по непонятной причине вдруг остановились. Подобные нападения вспыхивали довольно часто, Уоллен и его команда обычно не могли понять их причины. Настоящие битвы, когда одна семья обезьян под предводительством самки стремилась свергнуть другую, происходили достаточно редко. Порой все кончалось гибелью животных – от ран или, как считали некоторые ветеринары, просто от испуга и шока. Иногда в вольере находили множество трупов.
Когда Уоллен думал о том, как ученым удалось так долго не обращать внимания на страстность обезьян, он обвинял в этом не только предвзятость человеческого сознания, но и саму форму полового акта. «Когда вы смотрите на сексуальное сношение, легко увидеть то, что делает самец: он толкает. И необходимо сосредоточиться на всем процессе сношения, чтобы увидеть, что делает самка. Как только вы увидите это, вы никогда больше не сможете не обратить на это внимания».
Дейдра ласкала и щекотала Оппенгеймера, отчаянно стараясь завоевать его расположение. Он плюхнулся на живот, совершенно инертно нежась в теплых лучах солнца. Она целовала его всюду, куда могла дотянуться. Красный цвет ее лица светился, словно неоновая вывеска. Овуляция Дейдры была «на носу» или в самом разгаре, и уровень гормонов был очень высок. В том, что касается циклов и секса, самки обезьян находятся где-то между низшими млекопитающими и людьми; спаривание резус-макак не ограничено временем овуляции, но по большей части происходит именно в этот период.
Что происходило между яичниками Дейдры и ее мозгом, когда она преследовала и гладила Оппенгеймера, можно понять только частично. Конечно, влияние биохимических процессов на поведение женщины намного сложнее. Тем не менее в основном половые гормоны, производимые яичниками и надпочечниками, – тестостерон, эстроген, – приводят в «боевую готовность» наиболее примитивные области мозга, расположенные неподалеку от стволовой части мозга, которые имеются у всех видов, от Homo sapiens до ящериц.
Затем эта гормональная ванна влияет на сложные системы нейромедиаторов, таких как дофамин, которые посылают сигналы в мозг. Это в свою очередь изменяет восприятие и принуждает – людей, обезьян, собак, крыс – жаждать секса. «Представление о том, что животные, особенно менее развитые виды, чем приматы, не испытывают страсти, что их спаривание запрограммировано и они действуют подобно сексуальным автоматам, неправильно», – говорил мне Джим Пфаус, нейробиолог из Университета Конкордия в Монреале. А сейчас, на противоположной стороне площадки, покрытой путаницей из лестниц и веревок, Дейдра все более пылко ласкала губами ухо Оппенгеймера.
Крупный и бездеятельный, Оппенгеймер, как и другой взрослый самец, не принимал активного участия в жизни всей стаи. Они не принадлежали ни к одной конкретной семье. Они были просто производителями, и их периферийный статус соответствовал роли самца в дикой природе. Там, в азиатских горах или лесах на низменности, взрослые самцы скрывались на окраинах областей, где господствовали самки. Самки предлагали им войти на свою территорию, чтобы обслужить их сексуально. Самцы оставались желанными, но необязательными гостями до тех пор, пока самки не теряли к ним интерес. Затем их отвергали и заменяли. На своей экспериментальной площадке Уоллен представлял новых самцов каждые три года. За это время они становились неинтересными, их очарование уменьшалось и частота сношений, инициатором которых почти всегда была самка, снижалась практически до нуля. В дикой природе самцы, казалось, оставались привлекательными лишь ненамного дольше.
«Самки обезьян-резусов крайне неприязненно относятся к другим самкам, – рассказывал Уоллен. – Введите в стаю новую самку, и ее будут преследовать до тех пор, пока она не умрет. Но когда дело доходит до самцов, самки могут заинтересоваться новичком».
Оппенгеймер – самец со светлой мордой и красновато-коричневой спиной, еще раз подпрыгнул, и Дейдра потащила его. Ее детеныш, которому было меньше года, поспешил за ней. Помощники Уоллена обожали Дейдру. Они любили ее торчащие во все стороны пучки волос, ее индивидуальность, тихое достоинство, которое она демонстрировала почти всегда, за исключением подобных моментов, ее материнскую преданность. В прошлом году переворот в стае поставил под угрозу жизнь ее детей и ее собственную. Ужасно напуганные детеныши прижимались к ней и не отпускали от себя. «Она едва могла встать и сделать шаг – настолько сильно вцеплялись в нее дети, – рассказывала Эми Генри, помощница Уоллена. – Один из них цепко держался за ее хвост. Они не позволяли ей отойти, но она принимала это вполне доброжелательно. Она знала, что ее обязанность – убедить их, что все в порядке. Она всегда была сдержанной обезьяной. Она очень волнуется, когда рожает, и очень привязана к своему детенышу. Я наблюдала, как она долгое время носила дочь на спине, почти до тех пор, пока у нее не родился новый детеныш. Не все мамы способны на такое».
Но с тех пор как Оппенгеймер завладел сознанием Дейдры, ее материнскому инстинкту пришел конец. Казалось, она не понимала, что ее ребенок остается в одиночестве. Она все время бросала его одного, и малышке приходилось бегать за ней. Дейдра вставала перед Оппенгеймером, припадала к земле и била по земле в ритме стаккато. Она постоянно делала это: у резусов это эквивалентно расстегиванию ремня у мужчин. Однако в ее жестах наблюдалось легкое колебание. «Она очень осторожна, потому что все окружающие самки выше ее по положению, – сказал Уоллен. – Если бы они по какой-либо причине решили, что не хотят, чтобы она занималась с ним сексом, то они и их семьи могли бы порвать ее, загрызть до смерти».
В 70-е годы Уоллен понял, что самки макак-резусов – агрессоры в сексе. На это он обратил внимание, еще учась в аспирантуре. В университете наблюдали за парой взрослых обезьян – самкой и самцом. Они жили в клетке размером три на два с половиной метра. Такая же лаборатория была в Великобритании, однако там клетки были значительно меньше. В обеих лабораториях самкам удалили яичники. Ученые изучали копуляцию[7] макак-резусов при отсутствии гормонов яичников. Уоллен, который сравнил оба набора результатов, был потрясен тем фактом, что пары, живущие в более тесных клетках, занимались сексом намного чаще. «В результате я перелопатил литературу, где приводились данные множества подобных исследований. В текстах приводились размеры клеток. И соотношение было довольно ясным. В самых маленьких клетках секс практиковался чаще всего, в самых больших было наименьшее количество спариваний, в клетках промежуточного размера было среднее количество сношений».
Уоллен, который сравнил оба набора результатов, был потрясен тем фактом, что пары, живущие в более тесных клетках, занимались сексом намного чаще.
Вскоре Уоллен перебрался в Йеркис и, наблюдая за резусами в просторных вольерах центра, размер которых приближался к естественным условиям обитания стаи, разработал теорию о том, как тесные клетки помогли сформировать принятое представление об уменьшении роли самок, в итоге приведшее к искажению истинного положения вещей.
