Борис Черток - РАКЕТЫ И ЛЮДИ
Палло в прошлом работал авиационным бортмехаником. Когда я заговорил об авиационных моторах, в его глазах появилась тоска. Кроме прочих своих достоинств, винтомоторная техника обладала приятным запахом. Мы вспоминали благородные ароматы авиационного бензина и горячего моторного масла, которые в любую погоду на любом аэродроме доставляли удовольствие не меньше, чем запах хорошего одеколона.
Болховитинову я, как мог спокойно, изложил свои первые впечатления о «ракетном моторе». Он сказал, что Костиков и Душкин ему обещали довести двигатель до пригодности к установке на самолет через три – четыре месяца. За это время нам самим надо еще успеть изготовить самолет и облетать его в режиме планера.
Березняк и Исаев восприняли мои предложения по автоматизации запуска без энтузиазма. Оказалось, что турбонасосный агрегат для подачи в камеру сгорания горючего и окислителя находится у конструкторов Душкина в зачаточном состоянии. Надо придумывать новую схему подачи, а следовательно, и разработать другую автоматику.
Турбонасосная подача в двигателе Душкина пока позволяла получить тягу не более 600 кгс, а нам нужно не менее 1200 кгс. Никакая электроавтоматика не способна удвоить тягу!
– У меня есть идея, – сказал Исаев, – но потребуется весь самолет пересчитать и перекомпоновать. Завтра, все воскресенье, я буду работать, а в понедельник пойдем к патрону.
Это было воскресенье 22 июня 1941 года. Началось новое исчисление времени.
ГЛАВА 2. ПОСЛЕ ПОБЕДЫ
МОСКВА – ПОЗНАНЬ – БЕРЛИН
В начале апреля 1945 года военные действия охватили значительную часть территории Германии: с востока форсированно наступали советские войска, с запада – союзные.
На центральном участке советско-германского фронта войска 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Г.К. Жукова вели боевые действия на левом берегу Одера. Основная группировка фронта находилась уже в 60-70 км от Берлина. Войска 2-го Белорусского фронта под командованием маршала К.К. Рокоссовского наносили главный удар из района Штеттина с последующим выходом к берегам Померанской бухты Балтийского моря.
В НИИ-1 Наркомата авиационной промышленности в Лихоборах, где я работал в то время, царило крайнее возбуждение. Дело было не только в охватившей весь народ эйфории близкой победы и ощущении выхода на яркий свет после мучительных четырех лет войны. У нас были свои особые интересы в Германии.
Исследование материалов, найденных на ракетном полигоне в Польше, в районе Дебице, данные разведки, скудные сообщения союзников – англичан, показания и рассказы немногочисленных имевших информацию пленных – все это дало возможность в общих чертах составить представление о размахе работ в Германии по новому виду вооружения – управляемым ракетам дальнего действия. Последующие события показали, что мы были очень близки к тому, чтобы составить принципиально правильное описание «оружия возмездия» Фау-1 и Фау-2.
Было очевидно, что ни у нас, ни у наших союзников подобных разработок нет ни по достигнутым параметрам, ни по масштабам производства. Нас крайне интересовали проблемы техники управления, конструкции приборов, реальные параметры и схемы управления мощными ракетными двигателями, роль радиоуправления.
И всех специалистов – ракетчиков, двигателистов, управленцев, прошедших только начальные ступени ракетной техники на разработках «катюши», ракетного самолета БИ-1, маленьких ракет РНИИ, – волновал вопрос: какая же у них экспериментальная база? Как им удалось создать столь мощный жидкостный ракетный двигатель?
Мы уже твердо знали, что основной немецкий центр по разработке ракетного оружия находится у побережья Балтийского моря на острове Узедом. Туда рвутся армии Рокоссовского. Но нам надо было успеть до возможного разрушения этого центра нашими же «братьями-славянами», которые понятия не имели о том, какую ценность для специалистов представляют приборы, стенды, лаборатории, бумаги – ведь это все можно взорвать, сжечь, уничтожить просто так, между прочим, если немцы сами все не уничтожат до прихода Красной Армии.
Я не раз обращался по этому поводу к своему непосредственному руководителю – генералу профессору Виктору Федоровичу Болховитинову. С этими же вопросами на него выходил Алексей Михайлович Исаев. Все мы вместе атаковали нового начальника НИИ-1 генерал-лейтенанта авиации Якова Львовича Бибикова. Он был достаточно грамотным инженером, чтобы понимать, сколь важна задача получения трофеев не только в виде станков, о чем больше всего пеклись наши производственники, но и в виде интеллектуальной продукции. Однако где-то в многоступенчатой иерархии бюрократической лестницы нашего Наркомата авиационной промышленности, военной разведки Наркомата обороны, Государственного Комитета Обороны (ГКО), Ставки и еще бог знает кого что-то не срабатывало.
Войска западных союзников уже форсировали Рейн, ликвидировали рурскую группировку врага, выходят к Эльбе. Кто знает, если немцы не будут им противостоять, а бросят все силы только на Восточный фронт, то, может быть, все ракетные трофеи, в том числе из Пенемюнде, лаборатории и заводы Берлина окажутся в руках американцев и англичан. Но в нашем наркомате, да и вообще среди авиационных специалистов особого интереса к управляемым беспилотным ракетам, или, как их называли артиллеристы, управляемым снарядам, не было. Другое дело – реактивные самолеты! Вот «Мессершмитт-262» с двумя турбореактивными двигателями, с которым уже столкнулись в воздушных боях наши летчики, – это действительно достижение техники, которое необходимо срочно захватить и тщательно исследовать. Особенно двигатель ЮМО. После наделавшей много шума статьи А.С. Яковлева в «Правде», характеризовавшей немецкие работы в области реактивной авиации как агонию инженерной мысли фашистов, наступило отрезвление. Яковлев, будучи заместителем наркома авиационной промышленности и человеком, близким к Сталину, очевидно, этой статьей хотел ответить на вопрос: «А почему у нас нет таких двигателей и таких самолетов?». Тем более, что он явно недружелюбно относился к нашим работам по БИ и к работам A.M. Люлька по первому отечественному варианту турбореактивного двигателя.
Надо было срочно искать обходные пути для отправки на фронт с целью приоритетного захвата ракетных интеллектуальных трофеев. Мы понимали, что от того, что мы увидим, найдем и сможем потом испытать у себя, во многом зависит будущее наших программ.
Пользуясь связями в «дружественных» институтах нашего же авиационного ведомства, я решил действовать, не ожидая решения вопроса о принадлежности и ведомственной подчиненности техники «управляемых снарядов».
По работе в предыдущие военные годы я был тесно связан с НИСО – Научным институтом самолетного оборудования. Там работал мой товарищ по школьным временам Сергей Николаевич Лосяков – в будущем профессор и крупный специалист по радиоприемным устройствам. Я близко познакомился с талантливыми и крайне симпатичными инженерами в области только еще зарождавшейся авиационной радиолокации, радиосвязи, дистанционных измерений и электрического авиаприборостроения – Вениамином Ивановичем Смирновым, Николаем Иосифовичем Чистяковым, Виктором Наумовичем Мильштейном, Юрием Сергеевичем Быковым. Все они в будущем профессора, заведующие кафедрами. Увы, многих из них уже нет в живых. Но в те военные годы я был им многим обязан – свежими техническими идеями, инженерным оптимизмом и моральной поддержкой во многих трудных технических задачах военных лет.
До 1944 года руководителем НИСО был один из ведущих радиоспециалистов страны – пионеров теории радиосвязи Герц Аронович Левин. Его научный авторитет был непререкаем. Но национальность явно не устраивала кого-то из высоких руководителей, и поэтому он был заменен Николаем Ивановичем Петровым -генералом ВВС. Генерал был вхож и к наркому авиационной промышленности Шахурину, и к начальнику Управления ВВС Новикову.
С помощью своих друзей мне не составило особого труда объяснить генералу Петрову, сколь важно быть первыми в захвате трофейных материалов, не дать их растоптать наступающим армиям или растащить по ведомственным квартирам. Опытный в таких проблемах, он сразу смекнул, сколь важно не упустить такой шанс, даже ценой определенного риска.
И вот 16 или 17 апреля Бибиков и Болховитинов вызвали меня и объявили, что я включен в группу генерала Петрова – начальника НИСО, которая получает решением ГКО особые полномочия по осмотру, изучению и при необходимости отбору образцов и материалов немецкой авиационной радиолокационной и приборной техники.
В эту группу входили 8 или 10 человек, в том числе Смирнов и Чистяков. Мы составили тройку, которая получила целевое задание – изучить немецкие авиационные приборы, автопилоты, спецоборудование самолетов, авиационное вооружение, самолетную радиолокацию, радионавигацию и связь. Круг вопросов очень обширный, но для каждого из нас исключительно интересный.
