Уильям Бернстайн - Массмедиа с древнейших времен и до наших дней
Постепенно письмо получило синтаксическое и грамматическое развитие: в словах появились суффиксы и приставки, а в предложениях – подлежащие и сказуемые. Одновременно с таким развитием клинописи, а возможно, именно благодаря ее эволюции, аккадцы взяли верх в Междуречье. Около 2300 года до нашей эры Саргон, член царского дома Киша, захватил верховную власть и приступил к завоеванию сопредельных земель. В результате он подчинил себе обширную территорию от Персидского залива до Средиземного моря.
В середине третьего тысячелетия развитие клинописи позволило Саргону и его преемникам основать первую в мире значительную империю и успешно управлять ею. Клинопись не только помогала правителю в политических и административных делах, но и позволяла приводить не знавшее грамоты население в благоговейный трепет перед правителем – столь магическое влияние оказывали на невежественных людей таинственные глиняные таблички, покрытые клинописью.
Начиная примерно с 2600 года до нашей эры правители не обходились без штата писцов – но лучшим случаем являлся, разумеется, тот, когда правитель сам умел читать и писать, что позволяло ему со значительно большим успехом контролировать овладевших грамотой помощников и советников. Доведением повелений правителя до народа занимались глашатаи, которые, как правило, заучивали текст наизусть, но таблички с текстом держали, тем не менее, при себе, чтобы освежить при необходимости память. А вот для возвеличивания себя в глазах населения Саргон письмо не использовал и не прибегал к пропаганде такого рода. Возможно, он не считал себя достаточно знатным, чтобы называться «царем», и потому довольствовался титулом «ном-лугаль», что значит просто «правитель».
Обычно ном-лугаль управлял большим городом-государством, считавшимся соседними, менее крупными городами жреческим центром и административным образованием, выступавшим арбитром в межгосударственных спорах. Наследовавшие Саргону два сына, как и отец, не претендовали на громкий титул и даже предоставляли автономию городам, входившим в империю.
Все изменилось при правлении Нарам-Сина, внука Саргона. Нарам-Син заявил, что власть ему ниспослана богами, и потому бесцеремонно нарек себя «царем четырех сторон света». Нарам-Син стал обожествляться в народе, чему в немалой степени способствовали писцы. По словам датского историка Оге Вестенхольца, Нарам-Сина прославляли и возвеличивали с таким же постоянством, пылом и неуемным усердием, как в более поздние времена Цезаря Августа, Людовика XIV и королеву Викторию.
Аккадская империя, просуществовавшая примерно полтора века, в конце концов пала жертвой страшного бедствия, подобные которому и в дальнейшем – приблизительно три с половиной тысячи лет – то и дело приводили к жестокому посрамлению азиатских и европейских цивилизаций. Это бедствие олицетворяли кочевники, чьи воинственные дикие племена стремились обогатиться за счет оседлых соседей. В результате вторжения иноземцев Аккадская империя превратилась в клубок воевавших между собой государств.
Аккадская империя пала под натиском гутиан, но тех одолел Утухенгаль, правитель Урука, города, где зародилось письмо. Утухенгаля, в свою очередь, сверг Ур-Намму, который, уподобившись Нарам-Сину, заявил, что верховная власть ему ниспослана богами. Ур-Намму основал так называемую Третью империю Ура, просуществовавшую приблизительно от 100 до 150 лет.
В те времена шумерский язык стал исчезать даже как разговорный, а вот в Аккаде он сделался письменным языком Третьей империи Ура, где начали использовать для письма, по существу, мертвый язык, которым владела лишь образованная элита. Такая же судьба тремя тысячелетиями позднее постигла латынь, которая везде, где использовалась, уступила место национальному языку, оставшись лишь языком науки и католического богослужения.
К началу второго тысячелетия письменный язык развился до такой степени, что стал использоваться для военных распоряжений, для строительных и других гражданских проектов, а также для изложения законов империи, которые наносились на глиняные таблички и рассылались по городам и другим поселениям. В те времена законы являлись обоюдоострым оружием: с одной стороны, они доводились до сведения народа и могли этим народом использоваться, а с другой стороны, предоставляли власть тем, кто умел читать и писать. Какой бы эффект ни оказывали законы на баланс власти в обществе, в империи они играли немаловажную роль щита и меча. Первые таблички с законами появились во время правления Ур-Намму, за три века до «публикации» более известного свода законов вавилонского царя Хаммурапи. Законы касались различных сторон общественной жизни. В частности, среди них имелся такой: «Человек, лишивший невинности чужую рабыню, обязан заплатить пять шекелей серебром».
Месопотамские города-государства отождествлялись с их божествами, а храмы, в них возведенные, являлись своеобразным выражением экономической мощи города. Царь служил посредником между городом и его божеством, а царский дворец находился рядом с городским храмом. Дворец и храм осуществляли основные функции в городе: контролировали производство и распределение продовольствия. Свободные крестьяне производили зерно и другие продукты питания для собственных нужд, а излишки сбывали на стороне. Но в Месопотамии, с ее жарким и сухим климатом, для успешного выращивания культурных растений требовалось искусственное орошение земельных участков, и поддержание в порядке ирригационных сооружений также контролировали храм и дворец.
Для обеспечения населения продовольствием власти следили за надлежащим функционированием помещений для обмолота зерна. А вот кто именно трудился на ирригационных сооружениях и в помещениях, где складировали урожай зерновых, – рабы или свободные люди – доподлинно неизвестно. Зато на основании текстов большого числа дошедших до нас табличек можно с уверенностью утверждать, что храм и дворец кормили и контролировали огромную по количеству рабочую силу. Можно добавить, что помещения для обмолота зерна служили обменными пунктами, в которых часть выращенного крестьянами зерна передавалась в пользу городских служащих, а также местом, где крестьяне-арендаторы расплачивались зерном со своими хозяевами.
Многие тексты табличек, дошедших до нашего времени, посвящены распределению продовольствия среди населения. Ежемесячно мужчинам выдавали по 60 литров зерна, а женщинам – по 30 литров. В больших городах устраивались зернохранилища с запасом зерна на шесть месяцев. В некоторых табличках рассказывается о производительности труда. Так, в одной из них говорится о мере затрат труда тридцати семи женщин, занимавшихся обмолотом зерна. В год эта мера составила 13 320 рабочих дней. В других табличках рассказывается об обширных работах, производившихся примерно 3600 военнопленными в горной стране Сабум (вероятнее всего, имеется в виду местность в горах Западного Ирана). В чем заключалась эта работа, в табличках не говорится, но можно предположить, что речь идет о труде в каменоломне, поскольку в тексте повествуется, что использовались молотки, и сетуется на низкую производительность труда.
Для строительства и ухода за оросительными системами и сельскохозяйственными постройками, а также для организации общественных работ и военных мероприятий требовались предписания, циркуляры и другого вида документация, в частности, по учету выполненных работ. Всей этой документацией занимались писцы. Но они не просто выполняли технические действия, а, используя свои знания и жизненный опыт, доводили их до известного совершенства, что, несомненно, способствовало развитию общества. Американский лингвист Игнац Гельб пишет: «Письмо существует только в цивилизации, а цивилизация не может существовать без письма».
Работа писца открывала дорогу к богатству и власти, и писцами становились немногие – чаще всего, сыновья писцов. В Шумере писцы назывались dub-sar, школа писцов – é-dub-ba, а ученики этой школы – dumu-é-dub-ba. В сороковых годах двадцатого века шумеролог Сэмюел Ной Крамер составил из известных ему фрагментов рассказ о некоем шумерском школьнике.
Школьник рассказывает о том, чем занимался в школе. Сначала – письмом, заполняя глиняные таблички. После урока завтракал, а потом снова упражнялся в письме. Возвратившись домой, школьник читал свою работу отцу. На следующий день, захватив с собой завтрак, приготовленный матерью, он опять направился в школу. На сей раз ему сделали в школе несколько замечаний. В другой раз ему еще больше не повезло: за неряшливое письмо последовало наказание палкой. Возвратившись домой в тот день, школьник предложил своему отцу пригласить учителя в гости. Когда учитель пришел, приняв приглашение, отец школьника предложил гостю сесть во главе стола и принялся его потчевать – не только едой, но и россыпью благодарностей, отмечая несомненные заслуги учителя, который, не щадя своих сил, передает секреты письма нерадивым ученикам. За благодарностями последовали подарки. Учитель, в свою очередь, сообщил хозяину дома, что его сын хорошо успевает в школе и из него обязательно выйдет толк.
