Сергей Кургинян - Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2
Лекарством и впрямь стала теория. Платон понял, что в борьбе с такой напастью мифа уже категорически недостаточно. И — вот ведь масштаб какой! — сумел, отстаивая то, что базировалось на мифе, выйти в новое, постмифическое интеллектуальное пространство и ввести туда человечество. Гений Платона шлифовался в египетских храмах. Он дышал воздухом Атлантиды… Мол, греки — дети… А ведь каких только в мире не было катастроф! Так говорили Платону египетские жрецы. А он осваивал, перерабатывал, выходил на новые, немыслимые для жрецов обобщения. Гений Платона сумел выработать рецепты экономного обращения со смыслом в условиях исчерпания Старого и ради недопущения Нового.
Гений Платона мучительно искал способы сдержать исчерпание и способы обустройства в наличествующем, чей смыслопотенциал — почти на нуле. Если людей уже нельзя воодушевить — их надо организовать. Если мобилизация невозможна — нужен баланс и оптимизация. Вот что такое Платон-борец. Платон — гений борьбы за Старое. Нет кислорода Истории! Что делать? Учимся у Платона! А почему кислорода-то нет? Как его добыть? Этому нельзя учиться у Платона! Потому что это Платону чуждо и отвратительно. Платон боролся с Временем, противопоставляя ему Вечность, с изменчивостью, противопоставляя ей неизменное. Для этой борьбы он сконструировал свое статичное Трансцендентное, изгнав из него Историю. Учиться у Платона изгнанию Истории из сакралитета можно. Но только…
Что такое «сакралитет минус история»? Ясно, что это — не Шестоднев. А теперь перейдем от Платона как такового к Платону как инструменту. Прочесть Платона как инструкцию по борьбе с Новым и Историей, как панегирик Старому совсем нетрудно. А в нашем «прорвианстве», взыскующем охранительности, он так и будет прочитан. С умилительной поправкой на то, что охранять надо Ее Величество Прорву.
Мне ответят: «Неважно, что охранять, рецепты не меняются». Ну, не скажите. Система с антисистемным ядром — штука уникальная. Стабильность на периферии, хаос внутри… Попробуйте-ка это организуйте. Хоть по Платону, хоть по иной интеллектуально-политической схеме.
Элитные унитазы… Элитные презервативы! Элитнейшее христианство!.. Мало? Примордиальное христианство… Мало? Христианство минус Время, минус История… Как это прорвоохранительство адаптирует Платона к своим (конечно же, прорвой задаваемым) целям? Как объяснить — почему надо охранять… не жизненный космос, нет. Эту уникальную, Танатосом нашпигованную прорводействительность? Учимся у Платона освобождению от… рецедивов большевизма! Революционизма! «Учимся у Платона тому, чтобы было как есть и никто не возникал…» Тут что у Платона учись, что у жандарма… «Платон — уроки построения метафизической жандармерии»… Уже строили… Без Платона… Можно и с Платоном… Будет это называться «государство стражей»… Стражей — чего? Метафизических позывов братков?
«Даешь Платона! А еще Олимп! Не, лучше этого… Кроноса». В Европе были новые правые движения, призывавшие к отказу от христианства во имя возврата к аутентичной греческой античной традиции. Но у них хватало смелости идти до конца. И призывать откровенно (весь смысл был в этой откровенности) к «белой» реставрации во имя преодоления «красной» христианской заразы. Называлось это — группа «GRECE». Результат был не ахти какой и в интеллектуальном, и в политическом смысле. Но люди не прятались за авторитет Блаженного Августина. Они не превращали христианскую (красную) церковь в тайную обитель неких греческих (белых) истин. Они не готовились к книге «Русский орден внутри КПСС» добавлять книгу «Греческий античный орден внутри РПЦ». Они не создавали превращенных форм. Потому что хотели утвердить некую жизнь. И понимали, что превращение может утвердить только смерть и тление.
Здесь же — превращение на превращении сидит и превращением погоняет. КПСС как инструмент белогвардейских антикоммунистических сил… РПЦ как инструмент «GRECE»… Наших бы в это «GRECE»… Они бы быстро сделали его инструментом реализации идей халдейских магов… (шучу, конечно).
Плотин? Плотин — тоже великий автор… Тонкий, неоднозначный, глубокий. Уже додумавший до конца теорию своего предшественника и пришедший к концепции эманации. Он меньше, чем Платон, хочет размышлять об эффективном использовании все меньших количеств блага, изливаемого высшими сферами на оскудевающий мир. Он хочет как-то приблизиться к источнику и, значит, отдалиться от растущего несовершенства всего того, что наличествует.
Сделать из него антихилиастического жандарма наличествующего невероятно трудно. Но если задача — в этом, то понятно, как именно она будет исполняться.
Власть должна отвечать природе мира. Мир — зол. Такова его природа. Она неисправима. И власть должна ей соответствовать. Чем меньше власть будет соответствовать природе мира, тем она будет более ему неадекватна, а значит, пагубна.
Добрый властелин принесет миру больше зла, чем злой властитель. Идеалист наломает дров, циник — нет. Что? Идеалист может исправить мир? Мир исправить нельзя. Из него можно только бежать. Исправлять его глупо. Всего же глупей — мечтать о некоем окончательном исправлении.
Садистическому миру созвучен только садист, который берет на себя роль эсэсовца, возглавляющего суперконцлагерь. Кто хочет жить в концлагере, должен быть мазохистом, кайфующим от выкрутасов своего шефа-эсэсовца.
Все же, кого это не устраивает, должны не заниматься идиотизмом, исправляя то, что нельзя исправить, а бежать из этой мерзости… Как? Так вы уже решили бежать? Что ж, с вами стоит поговорить о том, как именно это надо делать.
Доводя до нужной (и искомой) жандармской прямолинейности, по Плотину (в жандармском его понимании), каждый потенциальный революционер должен покончить с собой или «уйти в нирвану». Это называется «спалить актив перемен».
Спалили актив… Остались садисты и мазохисты… «Опускатели» и «опущенные»… А вот теперь — пожалуйста, развивайтесь… Впрочем, зачем? Развитие — греховно. И товарищ майор… прошу прощения, великий философ Плотин, нам это показал, выступая перед младшим командным составом.
Словом, «руки прочь от наших завоеваний!» А не выполните данного указания, мы такие мракобесно держимордские инструкции сочиним, что мало не покажется! Это мы те завоевания, которые вы завоеваниями трудящихся называли, защищать не хотели. А завоевания элиты — будем защищать! И не за страх, а за совесть… Ну и… за все остальное тоже… И по зову сердца, ибо правда жизни — в этом! Понимаете, правда жизни, а не идиотские хилиастические фантазии.
Советский (он же антисоветский) обществовед, осознанно или на подсознательном уровне, всегда решает утилитарную политическую задачу. Он так сконструирован. На подсознательном уровне он решает эту задачу тогда, когда говорит: «Все! Я наслужился! Хватит! Теперь я абсолютно независимый интеллектуал, выражающий свою и только свою точку зрения!» Сказанное не означает, что сказавший не будет служить чему-то. Это значит, что его эго будет исполнять кокетливый танец «неслужения». А он — любоваться тем, как танцует его эго. В это время подсознание будет работать в совершенно автономном режиме — и весьма активно. Суслов позавидует!
Если же советский (то есть бывший советский) обществовед решит служить какому-то новому делу (демократическому, белому, фашистскому — любому), то он будет делать это в точности по лекалу советской агитпроповской (по мне, так далеко не лучшей) системы. Как говорилось в анекдоте про одного советского сателлита, начавшего вместо произнесения речей собирать камни в корзину, «произошла ошибка, мы в него заложили программу лунохода».
Мне невероятно интересно наблюдать, как вставшая на новую трассу Пиама Павловна воспроизводит служение делу… Никакой там не РПЦ, а нового класса, от которого она, возможно, крайне далека по факту конкретной жизни и деятельности, но… делу превращенной КПСС, номенклатуры, отказавшейся от хилиазма в пользу гностицизма, от рая на земле в пользу ада на земле… И одновременно навесившей на себя христианские крестики. Ведь по большому счету, согласитесь, если в идее прививки греческой античности христианству и есть какое-то политическое содержание, то оно именно таково. В самом деле, класс (каста, группа, номенклатура) уничтожил свое содержание и, организовав регресс для всего общества, сам ускоренным образом опростился.
Ему какие греки теперь нужны?
Ему если и хочется античности, то в ее грубейшем — садистско-высокомерном — качествовании.
Зачем прорве христианская церковь? Для того, чтобы церковь эта в качестве нового квазиидеологического института сказала классу, что он хорош. Класс навязывает церкви не просто чужую, а диаметрально противоположную ее сути функцию. Он хочет, чтобы его благословили на все то, что он и так делает по факту. Чтобы не научили состраданию и справедливости, а освободили от оных.
