Алек Эпштейн - Россия и Израиль: трудный путь навстречу
В середине 1990-х отношения двух стран ухудшились. На то были разные причины. С одной стороны, когда в январе 1996 года министром иностранных дел, а позднее главой правительства России стал Е.М. Примаков, которого в Израиле считали политиком откровенно враждебным, многие в Израиле восприняли это как возвращение России к внешнеполитическому курсу времен «холодной войны». С другой стороны, очень существенное влияние на отношение израильского политического истеблишмента и руководителей силовых структур к России оказывало российско-иранское военно-техническое сотрудничество. В Израиле не осознавали, что российская политика на Ближнем Востоке, даже когда она в тех или иных своих компонентах напоминает политику Советского Союза, – принципиально иная по сути своей. Наилучшим образом, на наш взгляд, эту специфику отразил Е.Я. Сатановский в своей статье «Израиль и Россия: некоторые соображения о текущем состоянии отношений», опубликованной в Израиле в 2005 году:
«Ответ на вопрос, хочет ли Россия стать СССР на Ближнем Востоке – отрицательный. Возвращаться в эпоху миллиардных безвозвратных кредитов и участия в чужих войнах означает рисковать последним, что осталось от Российской империи и СССР – самой Россией. Никакие амбиции того не стоят. С другой стороны, теоретические морально-политические соображения не заставят сегодняшний российский бизнес, в том числе предприятия ВПК и производителей оборудования для ядерной энергетики, отказаться от контрактов, если только те не запрещены напрямую высшим руководством. В российском истеблишменте доминирует мнение, что внешнее давление на Россию в этой области относится к сфере не безопасности, а конкуренции, и уход отечественных производителей с ближневосточных рынков приведет не к сворачиванию программ, по которым идет сотрудничество с Москвой, а к замещению российских структур французскими, немецкими или китайскими. <…> Иран для России – сосед и партер, а не потенциальный противник, Сирия – потенциальный деловой партнер, имеющий опыт сотрудничества. Именно так к ним и относятся»[55].
«После убийства Рабина отношения с Россией ухудшились, – признает многолетний глава Бюро по связям с евреями Восточной Европы при канцелярии премьер-министра Израиля Яков Кедми. – Это произошло по инициативе Израиля. На премьер-министра Б. Нетаньяху оказывало сильное давление разведывательное сообщество, которое по невежественности и неграмотности утверждало, что именно Россия дает Ирану возможность создать ядерное и ракетное оружие. Кроме того, Б. Нетаньяху считал, что все, что ему надо от России, он добьется в Вашингтоне, и потому на Москву нечего тратить время. Хотя на конфронтацию он все же не шел и дважды посетил Москву, хотя толку от этих визитов было мало, скорее наоборот. Он много обещал, ничего не выполнял, и многих разочаровал. <…> В последующие годы отношения между странами продолжались в стиле “вялотекущей шизофрении”. Были встречи, контакты, разговоры, были взаимные комплименты, но практических и реальных сдвигов не было»[56].
Процессы ухудшения на российско-израильском направлении шли параллельно негативным процессам в отношениях России и США. Отношения двух держав продолжали ухудшаться после прихода к власти в начале 2000 года их новых президентов: В.В. Путина и Дж. Буша-мл., и в этом контексте, учитывая очевидно проамериканскую политику израильских правительств в то время, буксовали и российско-израильские отношения. «В последнее время в отношениях между нашими странами все чаще присутствуют скандалы и проблемы», – справедливо замечал корреспондент ведущей российской газеты «Коммерсант», интервьюировавший посла Израиля в России Анну Азари сразу после вручения ею верительных грамот в ноябре 2006 года[57]. «Как вы оцениваете нынешнее состояние российско-израильских отношений?» – спросил в октябре 2006 года корреспондент газеты «Время новостей» одного из патриархов советской и российской дипломатии, многолетнего посла в Индии, Франции, Афганистане, США и ООН Юлия Воронцова. «Я бы сказал, что они нормализовались. Но и не особенно улучшились – ведь все основные “раздражители” остались, прежде всего палестинская проблема. Бомбежки Ливана минувшим летом тоже не пошли на пользу нашим отношениям», – с удивительной для столь опытного дипломата откровенностью признал Ю.М. Воронцов[58].
Ситуация оставалась практически неизменной: Израиль не ориентировался в своей внешней политике на Россию, а почти исключительно на США, коспонсорская роль России в ближневосточном урегулировании была такой же фикцией, как и само это урегулирование, никто в Израиле к этой чисто декларативной роли России всерьез не относился. Так, посол А.Е. Бовин рассказывал, что, даже принимая первых лиц российского МИДа, премьер-министр Израиля И. Рабин «впрок толковал о том, как важно России не портить отношения с Америкой, согласовывать с нею свои коспонсорские шаги»[59]. Представляется, что всю гамму существовавших между политическими элитами двух государств противоречий можно в несколько упрощенной форме свести к шести основным проблемам, из которых три больше волновали представителей Израиля, две – России, а одна (наиболее расплывчатая, впрочем) была общей для представителей истеблишмента двух стран.
Во-первых, в Израиле не могли понять и принять тот факт, что Россия не только не включила «Хизбаллу» и ХАМАС в список террористических организаций[60] (в США и Канаде, например, обе эти организации в такие списки включены), но и дважды – в марте 2006 года и в начале марта 2007 года – принимала делегацию лидеров ХАМАСа на очень высоком уровне. Оба раза делегацию возглавлял Халед Машаль – злейший враг еврейского государства, переживший в 1997 году неудачную попытку покушения со стороны «Моссада», – и это, естественно, в Израиле никто не воспринял положительно. В феврале 2006 года министр обороны Сергей Иванов отметил, что рано или поздно всему мировому сообществу придется начать диалог с ХАМАСом. «Многих, если не сказать подавляющее большинство государств мира, не устраивают некоторые аспекты идеологии движения ХАМАС. Но рано или поздно многие начнут поддерживать контакты с ХАМАСом хотя бы для того, чтобы не через журналистов, не через мегафон, а в спокойной обстановке разъяснить руководству этого движения, как то или иное государство относится к урегулированию ближневосточной проблемы», – сказал министр обороны[61]. Министр иностранных дел Сергей Лавров подчеркнул, что «в условиях, когда это движение победило на палестинских выборах, признанных всеми как свободные и демократические, политика международного сообщества в ближневосточном урегулировании без инициатив, подобных российской, рискует зайти в тупик, а решения квартета международных посредников – остаться на бумаге»[62]. С одной стороны, приглашение лидеров ХАМАСа в российскую столицу было попыткой утвердить свою, более независимую роль на Ближнем Востоке, с другой – в случае успеха этой миссии перед Москвой открывались перспективы укрепления своего влияния среди палестинцев и в арабских странах в целом; Россией могло двигать и желание стать более важным партнером для Израиля и повысить свой имидж в его глазах (что стало бы возможным, если бы России удалось бы убедить ХАМАС признать еврейское государство)[63]. При этом израильское руководство выражало крайнюю озабоченность этим шагом, называя идею Москвы ошибочной. Будучи в Москве в июле 2006 года, тогдашняя министр иностранных дел Израиля Ципи Ливни жестко отмечала: «Израиль не заинтересован в переговорах с ХАМАСом и не ищет для этого посредников. Израиль не ведет переговоры с террористами. Россия, наверное, это прекрасно может понять»[64].
Второй визит делегации ХАМАСа в Москву в Израиле не могли принять даже самые большие друзья России. Если в марте 2006 года, спустя два месяца после победы ХАМАСа на выборах в Законодательное собрание ПНА, еще могла быть надежда, что российская дипломатия может способствовать смягчению непримиримой позиции исламских радикалов в отношении Государства Израиль, то в марте 2007 года таких надежд уже не питал никто. Российские дипломаты обусловили согласие президента В.В. Путина на встречу с делегацией ХАМАСа публичной декларацией последних о согласии с легитимностью существования еврейского государства или о готовности признать соглашения, заключенные между ООП (а затем – ПНА) и Израилем. Халед Машаль и его соратники предпочли отказаться от встречи с В.В. Путиным, не отступив ни в чем от своей непримиримой позиции. Однако ни усилия заместителя министра иностранных дел России Александра Салтанова, ни переговоры с министром Сергеем Лавровым не смогли убедить лидера ХАМАСа сделать шаг навстречу России. «Если положение одного израильского солдата представляет собой такое давление на израильское руководство и на весь Израиль, то палестинский народ страдает еще больше от наличия одиннадцати тысяч заключенных в израильских тюрьмах», – упрямо отметил Халед Машаль. Как верно отметил обозреватель газеты «Коммерсант» Александр Реутов, «в итоге России снова не удалось продемонстрировать Западу, зачем нужен “диалог с террористами”»[65]. Оба визита в Москву представителей ХАМАСа не привели ни к каким сдвигам в ближневосточном переговорном процессе, повлияв, причем негативно, на отношения Израиля с Россией в значительно большей мере, чем на отношения Израиля с ПНА.
