Екатерина Науменкова - Власть и общество: избирательные реформы и их восприятие в Великобритании в последней трети XIX века
В то время как Тревельян поднимал билль о правах, Дикл ежегодно с 1872 по 1875 гг. поднимал другую половину реформы – вопрос о перераспределении мест. Проект не был официально соединен с планом Тревельяна. Хотя аргументы в целом были схожими, перераспределение само по себе не вызывало особого интереса. Центром внимания был вопрос о реформе, поэтому радикалы стремились вначале продвинуть его, и только в 1876 г. две части билля (расширение избирательных прав и перераспределение мест. – Е.Н.) впервые были соединены.
Несмотря ни на что, билль о правах не был внесен в программу правительства на 1873 г. Премьер-министр поделился своими мыслями с Джоном Брайтом, написав: «Я помню, Вы разумно говорили, что нам следует стремиться к усредненному мнению партии. Я не считаю, что этого можно добиться через билль о правах. Однако, если придется, будем ли мы в этом участвовать? Скорее да, чем нет»[88]. Можно предположить, что Гладстон со своими коллегами по кабинету понимали, что на данном этапе возможности для проведения реформы были незначительными: общественность не проявляла особого интереса к реформе избирательной системы, а большинство в разделенной партии в лучшем случае было индифферентно. Однако, по мнению В. Хейза, истинная причина заключалась в «полном бессилии уставшего и загнивающего министерства»[89]. Правительству недоставало силы, чтобы осуществить такой обширный законодательный проект, поэтому Гладстон лишь поощрял Тревельяна в его независимой деятельности[90].
В том же 1872 г. либеральное правительство без особого труда завершило борьбу за введение тайного голосования при выборах в парламент. Данный вопрос обсуждался на предыдущей сессии, однако министры действовали в палате общин настолько неуверенно и откровенно примирительно, что ободренные этим проявлением слабости консервативные лорды летом 1871 г. отвергли их законопроект под предлогом его позднего поступления на их рассмотрение[91].
В начале парламентской сессии 1872 г. данный вопрос был поднят вновь. Верхушка консервативной партии во главе с Дизраэли немедленно объявила о готовности оказать этому самое упорное сопротивление[92]. Но в решающий момент и он, и другие консерваторы в палате общин практически уклонились от борьбы, дебаты свелись к стычкам малоизвестных заднескамеечников. Парламентарии обеих партий проявили удивительное безразличие при обсуждении этого важнейшего общественно-политического вопроса. Как свидетельствует пресса, однажды в зале присутствовало три депутата, не без труда был обеспечен необходимый кворум во время второго чтения билля.
В определенной степени это объяснялось общепризнанной неизбежностью и необходимостью данного нововведения, хотя в торийской печати постоянно звучали скептические голоса. В чисто британской манере корреспондент «Сатердей ревю» отметил, что с равным основанием можно поставить под сомнение целесообразность знаменитых скачек типа Дерби. Консерваторы пришли к пониманию того, что в городах новый порядок выборов даст им существенный выигрыш, ибо либерально настроенная буржуазия до этого держала рабочих избирателей под неусыпным и жестким контролем. Кстати, многие либералы не скрывали, что считают себя жертвами прогрессистской политики Гладстона, что тайное голосование для них равнозначно быстрому уходу в частную жизнь. За время парламентских «каникул» 1871–1872 гг. тори победили на нескольких дополнительных выборах, причем ни один из преуспевших кандидатов не агитировал против тайного голосования[93].
Правда, в палате общин Ричмонд, предоставив правительству возможность без борьбы провести второе чтение билля, на комитетской стадии его обсуждения внес важную поправку, согласно которой обязательность секретности голосования заменялась добровольным выбором каждого избирателя. Но эта попытка серьезно видоизменить законопроект быстро потерпела фиаско[94]. Помимо всего прочего, важнейшие соображения межпартийной борьбы не позволяли консервативной партии серьезно действовать в плане отклонения билля. Неизбежным следствием этого был бы либо уход правительства в отставку и формирование в «пожарном порядке» консервативной администрации, либо роспуск парламента и внеочередные выборы. Оба эти варианта в равной степени представлялись крайне нежелательными для партийного руководства, ибо время работало на оппозицию[95].
В течение последних месяцев нахождения во власти правительство Гладстона стало больше симпатизировать биллю о правах, но официально министры не одобряли проект, поскольку считали невозможным включение его в программу партии. Как объяснял Гладстон после принятия решения о досрочном роспуске, «правительство уже решило не предлагать билль о правах, поскольку найдутся интриганы и эгоисты, которые не дадут его провести»[96].
В начале 1874 г. Гладстон распустил парламент и назначил новые выборы. На них консерваторы одержали блестящую победу и впервые за треть столетия завоевали прочное большинство в палате общин. Реформаторская деятельность либералов оттолкнула от них влиятельные деловые круги – предприниматели, финансисты, фабриканты стали все более активно переходить в ряды тори. Они были пресыщены реформами и жаждали теперь только стабильности и спокойствия. А в качестве гаранта существующего правопорядка консервативная партия представлялась гораздо более предпочтительной[97]. Видный либерал лорд Галифакс говорил Гладстону: «Насколько я понимаю, люди напуганы: хозяева боятся своих руководителей, предприниматели боятся забастовок, церковники боятся нонконформистов, многие боятся происходящего во Франции и Испании, и в этом абсурднейшем страхе все искали спасения в консерватизме»[98]. Несомненно, опасения современников вызывала и демагогическая программа Дж. Чемберлена «Свободная церковь, свободная земля, свободные школы и свободный труд».
Определенное значение на результаты выборов оказало введение тайного голосования в 1872 г. Многие рабочие активно использовали его, чтобы бросить вызов своим предпринимателям. Ф. Энгельс подчеркивал, что «тайное голосование дало возможность множеству рабочих, прежде политически индифферентных, безнаказанно голосовать против эксплуататоров и против партии, в которой они справедливо видят партию промышленных магнатов, – против либеральной партии». Впрочем, в Ирландии это позволило фермерам во многих районах бросить вызов консервативно настроенным лендлордам. В то же время продолжало сильно проявляться низкопоклонство низших слоев перед богатством и респектабельностью. Настроенный пролиберально рабочий лидер из Уигана (где заправляли торийские фамилии) мрачно заметил: «Мы были покорены их величием. Мы бедны, они богаты; мы рабочие, они хозяева; мы зависимы, они всемогущи»[99].
Сильно повлияло на исход выборов и разочарование рабочих политикой либерального правительства. Газета «Рейнольдс ньюс» писала: «Рабочий класс сделал очень много для мистера Гладстона во время выборов 1868 г. А как его вознаградили? Людьми воспользовались, их обманули, предали; интересы рабочих никого никогда не интересовали, кроме разве случая, когда мистер Лоу придумывал над тем, как бы не слишком смягчить современно несправедливый приговор, вынесенный рабочим газового производства. Мистер Гладстон использовал свое огромное парламентское большинство для увеличения прибылей буржуазии и сохранения привилегий высших классов»[100].
Кроме того, либералы потеряли ряд мест из-за раздробления своих сил между большим количеством кандидатов. Особенно показательны в этом плане выборы в столице. В Челси и Саутуорке единственный торийский кандидат успешно пробивал брешь в шеренге из трех либералов и завоевывал одно из двух мест в палате общин. В Тауэр Хэмлетсе консерватор возглавил список кандидатов, в его фарватере шли сразу четыре либерала. Сходные события произошли и в провинции. В Ноттингеме два консерватора с 10 058 голосами уверенно «забронировали» оба места, так как либеральные 11 106 голосов были раздроблены между четырьмя кандидатами. В Нортхэмптоне либералы отделялись чуть легче: из четырех один все же занял второе место после ведущего торийского кандидата Фиппса. В Лидсе консерваторы из трех мест получили два, предоставив трио либералов делить последнее. Аналогично или весьма сходно прошли выборы также в Криклейде, Стоук-он-Тренте, Скарборо и Уигане. Всего, по оценкам современников, либеральная партия за счет этой фракционности, элементарной недисциплинированности и неорганизованности потеряла 13 мест, что равнозначно 26 – при партийном голосовании.
Одним из следствий разгрома либеральной партии было заметное снижение общего интеллектуального уровня палаты общин, поскольку из рядов ее фракции выбыл ряд наиболее видных ораторов и мыслителей. Точную оценку социальной композиции парламента того времени дал Ф. Энгельс: «Уже прежний парламент по своему общему интеллектуальному уровню был более чем посредственным. Он состоял главным образом из провинциальных дворян и сыновей крупных землевладельцев, с одной стороны, из банкиров, директоров железнодорожных кампаний, пивоваров, фабрикантов и прочих разбогатевших выскочек – с другой; среди них было и несколько политических деятелей, юристов, профессоров. Значительная часть этих “представителей интеллекта” на сей раз провалилась, так что новый парламент еще в большей степени, чем предыдущий, является исключительно представительством крупного землевладения и денежного мешка». Сходные оценки давала и леворадикальная печать: «Дело не только в том, что палата общин одновременно слишком богата и слишком стара; интересы ее членов не только не являются интересами народа, но прямо противоположны им»[101].
