Макс Неттлау - Очерки по истории анархических идей
Меня привлекал даже другой забытый французский коммунист-анархист того периода - Эрнест Кердеруа (1825-1862) из Авалона в Бургундии, сын врача и сам врач, работавший в большом госпитале в центре Парижа, куда привозили раненых на июньских баррикадах 1848 года. Выходец из буржуазной среды, Кердеруа с этого времени почувствовал в своем сердце ожесточение против современного строя и стал искать силы, способной разрушить его. Он был очень активен в 1848-1849 годах в деле защиты республики против угрожавшего ей бонапартистского заговора и принял участие в попытке поднять народ на восстание 13 июня 1849 года. Он был наказан за это пожизненным изгнанием, во время которого он близко присмотрелся к честолюбию, интригам, неспособности авторитарных вождей республиканцев и социалистов. Две брошюры и 4 книги, написанные в 1852-1855 годах, представляют собой литературный труд, относящийся к периоду его определенно анархических воззрений. Наиболее замечательные части его произведений заключаются в двух томах книги «Дни изгнания» (Лондон 1854-1855, 300 и 577 стр. Перепечатано, с приложением подробной биографии, мной, Париж 1910-1911, в 3-х томах) и в чрезвычайно любопытной и, вместе с тем, чрезвычайно редкой, как и другие его произведения, его книге «Ура, или казачья революция» (издано на французском Языке в Лондоне, октябрь 1854, XI+437 стр.).
Кердеруа дает уже вполне отчетливое предвидение свободнейшего коммунистического анархизма и очень едкую революционную критику современного социального рабства. Влияние его произведений, запрещенных всеми сторонниками власти и их последователями, было ослаблено его настойчивым выдвиганием гипотезы, подсказанной ему, главным образом, его неверием в существование подлинно революционных сил в обществе, подчиненном власти правительства и буржуазии. Он надеялся на разрушительное завоевание Западной Европы казаками Николая I, на всеобщее разрушение, на смешение рас, на возникновение последнего бунта из крайней нищеты и на обновление и возрождение разложившегося современного общества. Здесь не хватает двух его намеченных, может быть, написанных произведений (т. е. они не были напечатаны): «Казачья революция» должна была последовать за книгой «Революция личности» и «Социалистическое преобразование». Только отчаяние и мысль о сходстве современности с периодом падения древнего мира и нашествия варваров привели его к этим взглядам, которые он изложил, между прочим, в письме к Александру Герцену (напечатано в «Сборнике посмертных статей», Женева, 1870). И Дежак, и Кердеруа, также и Бельгарриг, хотя иногда и цитировавшиеся мимоходом там и здесь, были совершенно не известны анархистам Интернационала и позднее, в 60, 70 и 80-х годах. Они были вновь открыты только коллекционерами и любителями, случайно пришедшими в соприкосновение, главным образом, в Лондоне и Женеве, с очень немногими лицами, знавшими о них. Коммунистический анархизм, упоминающийся на стольких страницах книг и газет 50-х годов, был совершенно не разработан и не мог дойти до людей 60 и 70-х годов - Бакунина, Кропоткина и других. Это - небеспочвенное предположение, я его доказал в отношении названных трех писателей и положительным и отрицательным способами настолько основательно, насколько это оказалось возможным, начиная с 90-х годов, когда многие, ныне ушедшие от нас, были еще живы.
Можно сказать, таким образом, что, начиная с «Гуманиста» 1841 года и до Жо-зефа Дежака 1861 года, коммунистический анархизм, хотя и полностью продуманный и изложенный талантливо и с пламенным энтузиазмом, не имел дальнейшего распространения какими бы то ни было известными путями, за исключением случайных бесед отдельных мирных людей в тех редких случаях, когда им приходилось говорить с активными людьми, интересовавшимися историей. Именно эти люди и рассказали Бенуа Малону об этих забытых авторах и дали ему возможность посвятить им страницу в его «Истории социализма», куда лишь очень немногие анархисты заглядывали и где эти авторы вновь были похоронены и забыты. Еще один анархист должен быть отмечен в этом периоде 1848-1851 годов - Элизе Реклю (1830-1905). Относительно Реклю рукопись, помеченная 1851 годом, дает возможность с точностью установить факты. Эта рукопись содержит следующие слова:
«…Наше назначение состоит в том, чтобы достигнуть того состояния идеального совершенства, при котором народы не будут более нуждаться в опеке правительства или другого народа. Это - отсутствие всякого правительства, - это анархия, высочайшее выражение порядка; кто думает, что на земле никогда нельзя будет жить без опеки, тот не верит в прогресс и является реакционером».
От социализма молодой Реклю требует, чтобы он гарантировал одновременно и права личности, и права всех. Это прежде всего тенденция, пребывающая в сердцах людей, а не система, покоящаяся в книгах Прудона или Луи Блана.
Только тот, кто равно любит свободу и солидарность, кто признает, что права налагают обязанности, и обратно, и что человек сам, а не другие люди за него, должен устанавливать равновесие между тем, что он берет от общины и что дает ей, может понять, что Реклю жил этими идеями, начиная с 1851 года, когда ему было 21 год отроду, до своего последнего дня, а также в течение невыясненного числа лет до 1851 года. Остается вопрос, познакомился ли он с социалистической литературой в 16 или 17 лет, или еще раньше, но это уже второстепенная подробность: когда бы это ни случилось, эта литература заставила зазвучать некоторые струны в одно и то же время в его сердце и в сердце его брата Эли (1827-1904). Так произошло то, что не социалистические системы Фурье, Пьера Леру или Луи Блана и не анархическая теория Прудона целиком захватила собою Элизе Реклю, а либертарная сторона учения Прудона, пропитанная духом свободного коммунизма. Это последнее сочетание, составленное из свободы и любви, свободы и солидарности, получило преобладание во взглядах Реклю.
Характерно, однако, для Реклю, что еще на протяжении многих лет, даже после ужасного опыта Парижской Коммуны, утопленной в крови, Реклю готов был помогать каждому доброму делу, к которому он примкнул частным образом, войдя в кружок интимных друзей Бакунина в 1864 году. Свою принадлежность к этому направлению он публично признал в своей речи на Бернском Конгрессе в 1868 г.
Таким образом, я привел сведения о главных анархических мыслителях и борцах, за исключением Бакунина, за период до первых годов Интернационала, основанного в 1864 году. Мы видим, что бок о бок с поднимающимся в XIX веке социализмом очень часто на передовых постах встречается в 50 и 60-х годах и анархизм. Прямо или косвенно, он оказывал влияние на многих социалистов, среди которых были и теоретики строго государственного и диктаторского социализма, как Буонарроти, Бланки, Луи Блан, Маркс и деспотические системы, подобные позитивистским системам или полуавторитарному коммунизму типа Кабэ.
За анархистов был дух ассоциации, федерации, волюнтаризма, прежде всего требовавший свободы, взаимности, справедливости и личной ответственности. Если бы обе тенденции слились, как они слились во взглядах Реклю, то были бы созданы элементы широко задуманного мирового социалистического анархизма, или анархического социализма.
Этого не случилось, ибо настроения Реклю были исключением, а в 60-х годах Прудон стоял в первом ряду, Маркс был еще мало известен, Бланки считался отчаянным фанатиком, с небольшим числом равно фанатических последователей, а другие социалистические системы почти сошли на нет. После смерти Прудона открыт был путь к тому, чтобы пропитать анархическое учение новым социалистическим духом: результатом был коллективистический анархизм.
Коммунистический анархизм очень ясно был формулирован в период 1841-1861 г. г., но дальше он не распространился, и его создатели были преданы забвению. Уже они чувствовали, что делу анархизма не суждено быть вопросом ближайшего дня. Дежак относит свою утопию к 2858 году, а Кердеруа понадобился страшный катаклизм и всеобщая гибель, чтобы в его представлении стало возможным возрождение общества. С другой стороны, Прудон всегда неутомимо искал точек приложения прямого действия и инициативы. К несчастью, он умирал как раз в то время, когда возник Интернационал. Но в то же самое время огромная фигура Бакунина уже появилась и на каких-нибудь 10 лет анархизм получил мощный толчок от этой замечательной личности.
Бакунин, Бельгийские интернационалисты и коллективистический анархизм с 1864 до начала семидесятых годов
Как видно из предыдущей статьи, вплоть до смерти Прудона анархические идеи, гармонически изложенные, пожалуй, одним только Вильямом Годвином, в большинстве случаев содержали слишком мало подлинно-социальной мысли и социалистического духа и были слишком далеки от революционной инициативы, воли и метода. Они не могли, поэтому, внутренне соответствовать настроениям, которые созданы были нищетой и недовольством среди эксплуатируемых и угнетенных жертв развивающегося капиталистического общества. Взаимопомощь возможна была на первых порах, на дальнем американском западе, среди пионеров, обладавших умеренными и приблизительно равными средствами, т. е. среди людей, которым легко доступны были необработанная земля и обыкновенные орудия. Все другие производители наталкивались на суровых и жестоких монополистов. Ассоциации и кооперативы развивались очень медленно, ибо лишь очень немногие из обездоленных имели силы, чтобы порвать с прошлым не только теоретически и исповедовать социализм, помогая друг другу справиться с затруднениями первых дней. Социальные идеи Прудона, хотя и вызывавшие большой энтузиазм, оставались на бумаге. Английские организации трудового обмена и американские свободные общины не преуспевали и жили недолго. С другой стороны, в реформах для защиты труда было отказано: рабочие организации, социалистическая пропаганда, каждая попытка освобождения преследовались так жестоко, что стало ясно, что монополия и привилегия не сделают уступок, а утвердятся еще прочнее. Отсюда возникли методы Годвина, Оуэна и стольких других, - методы мирного идейного убеждения и доказательства путем опыта, отсюда же предложения и предостережения Прудона. Но все это оказалось бесполезным, ибо готовность уступить доводам разума и справедливости совершенно отсутствовали у правящих классов, которые полагались только на силу организованного принуждения. Естественно, что нашлись люди, почувствовавшие, что только ниспровержение существующего строя, правительства и собственности может создать фундамент для нового, свободного общества.
