Алексей Кузнецов - Тайная власть Британской короны. Англобализация
В наихудшем положении оказалась Бенгалия. В 1765 г. там произошло восстание, которое только усилило власть Ост-Индской компании, выкупившей у императора моголов право на сбор налогов. Благодаря этому в период между битвами при Плесси и Ватерлоо доходы с Индии достигли миллиарда фунтов стерлингов. Результатом проведения рыночных реформ в Бенгалии стал катастрофический голод 1770 г., во время которого, по утверждению тогдашнего английского администратора Уоррена Гастингса, умерло не меньше 10 миллиона человек – треть населения края[53].
Еще в середине XVIII века Индия была второй крупнейшей мировой экономикой после Китая. К 1750 г. на индийский субконтинент приходилось четверть всего мирового ремесленного и промышленного производства, тогда как на Британию не более 1,9 %[54]. Однако с приходом промышленной революции ситуация резко изменяется в пользу Туманного Альбиона. Б.Ю.Кагарлицкий пишет: «Уже в 1793 году производительность ланкастерского текстильщика была в 400 раз выше, чем у индийского ткача. Не удивительно, что после того как в 1813 году в Индии была введена свободная торговля, ее первейшим последствием стало крушение местного производства. Если до того Индия имела позитивный торговый баланс с Европой и Англией, то в последующие 20 лет импорт тканей из Британии вырос в 50 раз, а экспорт текстиля в Британию сократился на три четверти. Для самих индийских ткачей это обернулось катастрофой, когда сотни тысяч людей, потеряв работу, просто умирали от голода. Дакка, бывшая цветущим центром текстильного производства в XVIII веке, превратилась в город-призрак, за те же 20 лет её население сократилось со 150 тысяч до всего 20 тысяч жителей»[55]. В 30–40-е годы XIX века 40 % индийского экспорта стал составлять опиум, торговля которым находилась под контролем британской Ост-Индской компании[56].
Хотя индийским предпринимателям предоставлялись широкие возможности участия в деятельности Ост-Индской компании, тем не менее, распределение доходов шло преимущественно в пользу британских бизнес-партнеров. В 1757–1947 годах британский ВВП увеличился на 347 %? индийский – на 14 %[57]. В период колонизации Британией Индии рост доходов на душу населения там был практически заморожен. Между 1820 и 1950 гг. он составлял всего лишь 0,1 % в год, что было обусловлено нежеланием Британии развивать местную промышленность. Напротив, в Индии всячески поощрялся импорт товаров и менеджмента, в первую очередь, конечно же, из Британии, благодаря действию на ее территории ставок импортных тарифов, считавшихся одними из самых низких в мире. В результате подобного пренебрежения развитием собственной промышленности на момент получения независимости от Британии в 1947 г. Индия была вынуждена импортировать даже самые примитивные изделия вплоть до иголок для шитья[58].
Еще более коварной была история завоевания англичанами внутреннего рынка Китая.
На протяжении первых восемнадцати столетий после Р.Х. Китай был крупнейшей экономикой мира. При этом стоит заметить, что уникальная китайская цивилизация развивалась на протяжении более четырех тысячелетий, причем последние два тысячелетия – как унитарное государство «великой гармонии» и «пресвящённого абсолютизма».
Поднебесная Империя не признавала европейской модели демократического равенства суверенных государств и считала, что ни одно общество не может сравниться с ней по культуре и величию.
Опасаясь нарушения многовековых государственных устоев, Китай сознательно не вступал в отношения с западными «варварами», не признающими Китай центром мира. И, стоит заметить, что эти опасения были небезосновательны. Средневековый Китай на много веков опередил Запад в великих научных и технических открытиях (флот, компас, сейсмограф, фарфор, книгопечатание, порох, шелк, бумажные деньги, вентиляционные системы и пр.), но впоследствии отказался от модернизации технических изобретений, как угрозы разрушения традиционной структуры китайского общества.
Воспитанные в духе конфуцианского учения, китайские чиновники не имели представления о таких атрибутах западной индустриализации, как паровой двигатель, капиталистическое кредитование и частная собственность.
Китай не интересовался успехами развития других цивилизаций и не пытался навязывать свои ценности чужакам, но позволял приобщаться к ним, требуя лишь одного – признания своего превосходства, в том числе и путем принесения дани в виде дорогих подарков китайским императорам.
Преследуя политику изоляционизма, Китаю удалось создать богатое и самодостаточное государство, которое французский политический экономист Франсуа Кёнэ называл «самым красивым и процветающим королевством в мире».
Подобное благополучие, однако, не давало покоя и вызывало зависть у Англии – крупнейшей морской и торгово-промышленной империи Запада. Однако все английские дипломатические миссии в Китай с целью установления дипломатических отношений и расширения двусторонней торговли путем устранения существующих торговых барьеров, потерпели фиаско.
Показательной в данной связи является первая серьёзная английская дипломатическая миссия во главе с лордом Джорджем Маккартни, пребывавшая в Китая в 1793–1794 гг. Для ознакомления китайского руководства с достижениями английской науки и техники в состав делегации были включены металлург, часовщик, терапевт, механик, хирург, мастер по изготовлению математических инструментов и группа «Квинтет немецких музыкантов» для ночных выступлений. Англичане привезли с собой образцы продукции, которую они планировали продавать Китаю: инкрустированные бриллиантовые наручные часы, артиллерийское орудие, английские копии китайского фарфора, планетарий немецкой работы, телескопы, теодолиты, помпы, портреты короля и королевы кисти Джошуа Рейнольдса и др.
Когда делегация перемещалась в летнюю резиденцию императора на северо-востоке от Пекина на нагруженных подарками и деликатесами китайских судах были вывешены лозунги, написанные китайскими иероглифами: «Английский посол везет дань императору Китая». Глава английской делегации решил опротестовать данное, как он думал, недоразумение во время личных переговоров с императором. Однако после двух протокольных встреч с императором переговоры так и не начались. Вместо этого Маккартни было вручено письмо китайского монарха на имя английского короля Георга III, в котором, в частности, говорилось: «Ты, о Король, живущий далеко за многими морями, тем не менее возгоревшийся смиренным желанием приобщиться к благам нашей цивилизации, направил миссию, несущую с почтением твое послание… Диковинные и дорогие предметы меня не интересуют. Если Я и отдал распоряжение принять дань, отправленную тобой, то только из уважения к твоему желанию, которое побудило тебя послать их из такой дали…. Как твой посол смог убедиться, у нас все есть»[59].
Подобным ответом была продемонстрирована приверженность китайских императоров традиционной внешнеполитической китаецентристской доктрине, обусловливавшей высокомерно-пренебрежительное отношение ко всем иностранцам. Установлению дипломатических отношений с Китаем воспрепятствовало также нежелание высокопоставленного английского дипломата выполнить традиционный церемониальный обряд коу-тоу – трижды встать на колени и девять раз ударить челом перед китайским монархом. Униженная английская делегация была вынуждена отбыть восвояси.
Внешнеторговый баланс Англии с Китаем был хронически негативным и покрывался серебром. В английском экспорте в Китай в первой половине XVIII века серебро составляло львиную долю: в 1708 г. – 96,5 %; в 1730 г. – 97,5 %; в 1750 – 86 %[60]. Едва ли не единственным «английским» товаром, пользовавшимся спросом у китайского населения, был… опиум. Однако продажа и курение опиума в Китае были запрещены законом. В целях компенсации оттока серебра в обход действующего в Китае закона, запрещавшего продажу и курение опиума, в 60-х годах XVIII века англичане организовывают контрабандный завоз опиума в Китай частными компаниями из Индии. Впоследствии экспорт опиума был взят под контроль Ост-Индской компании, что фактически означало нарушение китайского запрета на ввоз опиума уже непосредственно со стороны английского правительства. С середины 60-х гг. XVIII века экспорт опиума в Китай (до этого не превышавший установленной законом нормы в 200 ящиков для использования в медицинских целях) стал стремительно возрастать. В последние годы XVIII века в Китай ввозилось ежегодно около 2 тыс. ящиков опиума, в первые годы XIX века – до 4 тыс. и более ящиков, в 1821 г. – 7 тыс., в 1824 – 12,6 тыс., в 1834 – 21,8 тыс., в 1837 г. – 39 тыс., в 1838 – 40 тыс. ящиков (ящик опиума весил около четырех пудов[61])[62]. К концу XVIII века выручка от ввозимого в Китай опиума уже равнялась стоимости легального английского экспорта. Торговля опиумом стала источником внушительных доходов местных властей и чиновников в форме всепроникающего взяточничества. В начале XIX века опиокурение в Китае превратилось в национальное бедствие, угрожавшее нравственному и физическому здоровью народа: курильщиками опиума являлись 1–2 человека из десяти среди столичных чиновников, 2–3 из десяти среди провинциальных чиновников, 5–6 из десяти среди писцов и чиновников уголовной и налоговой палат.
