Тило Саррацин - Европе не нужен евро
Вскоре после моего возвращения в министерство финансов в Бонне 11 я перешел в начале 1978-го в Федеральное министерство по вопросам труда как спичрайтер и «фундаментальный мыслитель» Герберта Эренберга12,который осенью 1976 г. стал министром по вопросам труда. Вследствие экономического кризиса в 1976/77 году в системе социального страхования образовались приличные дыры. Это тоже был новый опыт для Федеративной Республики. Сейчас стали необходимы реформы с эффектом экономии. Так закончилось время многолетнего министра по вопросам труда Вальтера Арендта, который с 1969 года готовил и осуществлял в законодательном порядке дополнительные меры по улучшению работы. Вальтер Арендт был профсоюзным деятелем. Карьера Герберта Эренберга также начиналась в профсоюзе индустриального строительства. Но одновременно он имел репутацию компетентного экономиста. Поэтому Гельмут Шмидт сделал его осенью 1976 г. новым министром по вопросам труда, хотя оба друг друга явно недолюбливали.
Герберт Эренберг искал спичрайтера, который бы понимал ход его мыслей и смог наглядно объяснить его курс. Этот курс был противоположен основному внутреннему направлению его большого министерства, которое в то время отвечало одновременно за вопросы труда, социальные проблемы и здравоохранение. Я задумался: стоит ли мне погружаться в провинциальные глубины немецкой социальной политики после того, как я в Вашингтоне вдыхал аромат международной валютной политики? Но с другой стороны, там в основном только говорили, хотя и на высоком интеллектуальном уровне. Здесь же, напротив, принимались конкретные решения для формирования немецкого будущего.
Я дал согласие13, однако работа в новом министерстве стала для меня поначалу шоком. Казалось, что здесь никто не думал большими взаимосвязями. Казалось, что все измеряли успех политики прежде всего тем, чтобы на социальные цели тратилось по возможности больше денег. Мою деятельность отраслевые отделы министерства, которые до сих пор представляли проекты речей, воспринимали совершенно справедливо как выражение недоверия со стороны министра.
Когда я собирался писать тексты, они большей частью были непригодны для речей министра по вопросам консолидации. Когда я хотел привести цифры, они поступали очень поздно и были неполными. Я отказывался от проектов речей и добился того, чтобы мне предоставляли копии всех предложений министру от основных отделов. Что касалось цифр, то я работал с официальными данными или отчетами или запрашивал одну технически точно, конкретно описанную цифру. Короче: я сделался экономически независимым от подготовительной работы министерства.
Произносимые министром речи вдруг стали выражать не дух учреждения, а идеи Герберта Эренберга и Тило Саррацина. Ошарашенные заведующие отделами должны были на конгрессах принимать к сведению высказывания и оценки своего министра, которые они ему никогда не писали! Постепенно руководители отделов стали подходить ко мне с желанием побеседовать. Мне стало нравиться новое задание, такого большого влияния я еще никогда не имел.
В июле 1978 года вдруг пересеклись мои опыт и знания из различных областей: дискуссия о «теории локомотива», конечно, не прекратилась, когда юный федеральный чиновник Тило Саррацин снова покинул Вашингтон в октябре 1977-го, наоборот, она стала еще жарче.
В 1978 г. Германия была хозяйкой ежегодного Всемирного экономического форума, который впервые состоялся в 1975 г. Давление, из-за которого Германии и Японии необходимо было ускорить свой экономический рост с помощью экспансивной политики, значительно возросло, критика профицита затратно-доходного баланса обострилась.
ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития) подсчитала, что немецкая экономика может расти на 2 % больше и профициты ее затратно-доходного баланса существенно снизятся, если на государственную поддержку стимулирования экономики будет потрачено от 10 до 15 млрд д-марок14. Немцы не соглашались с тем, что экономика может расти будто бы по команде. Они требовали, особенно от США, политики ограничений, снижения инфляции и уменьшения дефицита затратно-доходного баланса. Как принимающая сторона германское правительство также находилось под влиянием успеха и поэтому заверило, что осуществит экспансивные меры в размере 1 % валового национального продукта (ВНП), приняв, таким образом, предложение ОЭСР15. Это обязательство вылилось, очевидно, только из динамики конференции. Утром 17 или 18 июля, тогда светило солнце и было очень жарко, Герберт Эренберг влетел в мою комнату и сказал: «Мне только что звонил Манфред Шюлер (в то время шеф канцелярии). Речь идет о мерах по стимулированию роста в размере 1 % валового национального продукта, значит, должны срочно все обдумать. Может быть, ты представляешь, что мы можем хорошо продать в плане социальной политики?»
Немного подумав, я сказал: «Мы можем после декретного отпуска ввести отпуск по уходу за ребенком, так что женщинам не нужно будет полгода работать. Это будет вклад в совмещение занятости и семьи, это также повысит покупательную способность молодых семей. Поэтому это вклад и в оживление конъюнктуры».
Герберт Эренберг был в восторге. Я оформил эту мысль в короткую записку. Тот пошел в канцелярию, и отпуск по уходу за ребенком стал частью конъюнктурного пакета. Таким образом, сегодняшнее пособие для родителей и оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком с 1979 года 16 является порождением политики локомотива в Германии.
Неожиданная связь «теории локомотива» и сугубо немецкой социальной политики, крестным отцом которой я был, уже тогда послужила поводом для моего чувства юмора. Но одновременно она выявила также риски и нелепость чрезмерно экспансивного «антициклического» регулирования: лишь несколько лет спустя оказалось, что введенная под международным давлением экспансивная политика 1978–1979 годов не увязывалась с требованиями консолидации второго нефтяного кризиса и в конце 1982-го также явилась одной из причин распада социально-либеральной коалиции.
Герберт Эренберг стал в 1976 г. министром по вопросам труда для совершенствования и консолидации социальной системы. Он с успехом и энтузиазмом делал это до 1979 года. В страховании по безработице улучшились критерии допустимости, в обязательном пенсионном страховании было принято регулярное согласование после разработки общей суммы заработной платы, в обязательном медицинском страховании была введена система оценки по очкам для оплаты амбулаторного медицинского лечения.
Однако это не принесло Герберту Эренбергу популярности у профсоюзов, объединений и в целом у социал-политической общественности, и от этого он очень страдал. С 1979 г. консолидация для него постепенно отошла на задний план, и он все больше и больше становился классическим социальным политиком. В 1979 году начался второй нефтяной кризис. Инфляция снова разогналась, Бундесбанк повысил процентные ставки, в 1980-м рост экономики сократился, и в недалеком будущем ожидался следующий экономический спад. Эренберг был до мозга костей сторонником Кейнсианской модели, он выступал против всех консолидирующих мер в федеральном бюджете и считал, что сейчас с помощью экспансивной бюджетной политики необходимо поддержать конъюнктуру. У него возникли противоречия с федеральным канцлером Гельмутом Шмидтом и с министром финансов Гансом Маттхефером. Я наблюдал, как разногласия между ними вскоре приобрели черты личной вражды.
Между Кейнсом и консолидацией: Последние годы социал-либеральной коалиции
Тем временем я пришел к убеждению, что кейнсианское глобальное управление в Германии принципиально потерпело поражение, рост экономики не поддерживался постоянно и Федеративная Республика в связи со структурным повышением государственного долга взвалила на себя ипотеку будущего. На документе, который я подготовил по этому вопросу и представил министру, Герберт Эренберг написал: «Кроме некоторых очень красивых формулировок я не нахожу ничего приемлемого»17. Мы разошлись во взглядах, в конечном счете он был выразителем духа своего министерства и интересов своей клиентуры.
Я стремился уйти и очень обрадовался, когда в последние дни 1980 г. раздался звонок от Хорста Шульмана из Федерального министерства финансов: он стал преемником Манфреда Ланштейна на посту госсекретаря по валютным вопросам, и он хотел вернуть меня снова в министерство финансов на должность заведующего отделом «Вопросы национальной валюты». Тем временем министр финансов Ганс Маттхефер узнал, какая бомба замедленного действия в области финансовой политики была заложена в социальных задачах федерального бюджета, и таким образом я к 1 апреля 1981 г. возглавил отдел «Вопросы финансов в области социальной политики».
