Леонид Млечин - Юрий Андропов. Последняя надежда режима.
Он резко сказал:
— Необходимо сначала разобраться в правительстве, а потом уже, если надо, выносить на политбюро.
Тихонов был недоволен тем, что секретариат ЦК берется за чисто хозяйственные вопросы.
— А что делать, если вы не решаете, — огрызнулся Михаил Сергеевич.
— Не пытайтесь работать по проблемам, в которых вы не компетентны, — не менее резко ответил Тихонов.
Андропов не стал высказываться по существу, снял вопрос по формальной причине:
— Не дело выносить на заседание политбюро несогласованные вопросы.
Косвенно он сделал выговор Горбачеву. Представлять на политбюро неподготовленные вопросы считалось большим аппаратным промахом. Все важнейшие вопросы полагалось заранее согласовать со всеми членами политбюро.
В отличие от Брежнева Юрий Владимирович продолжал работать в здании ЦК на Старой площади. В Кремль он приезжал только по четвергам на заседания политбюро. Из прежнего кабинета на пятом этаже Андропов перебрался в тот, что прежде занимал Брежнев. На этом этаже стоял дополнительный пост охраны. У постоянных работников, имевших право заходить на этот этаж, в пропуске стоял дополнительный штамп.
Приемная генерального секретаря была небольшой. Дежурный секретарь — эту должность занимали только мужчины — сидел не за обычным столом, а за высокой деревянной стойкой. Самый близкий к генеральному помощник сидел в кабинете напротив хозяина, приемная была общей. В кабинете генерального стояли письменный стол и большой стол для совещаний. Когда Юрий Владимирович с кем-то беседовал, то пересаживался за большой стол.
Так же были устроены апартаменты генерального в Кремле, рядом с комнатой заседаний политбюро. Зал заседаний политбюро тоже представлял собой вполне ординарный кабинет. В центре большой стол для членов политбюро. По бокам столики для заведующих отделами и помощников генерального.
В аппарате ЦК Андропов сразу же расстался с руководителем отдела пропаганды Евгением Михайловичем Тяжельниковым, выходцем из комсомола. Еще не будучи генсеком, Юрий Владимирович пригласил к себе Тяжельникова со всеми его заместителями, провел с ними беседу и заметил, что отдел слабо ведет агитационно-пропагандистскую работу. Опытный первый заместитель Тяжельникова Георгий Лукич Смирнов понял, что это был звонок. Замы недолюбливали Тяжельникова, долгое время возглавлявшего комсомол, считали его мастером показухи, в своем кругу откровенно называли его «инициативы» чепухой.
Тяжельников только что выдвинул новый лозунг: шестидесятилетию СССР — шестьдесят ударных недель. Георгий Смирнов возмущался: «Подумайте только — 420 дней. Более года непрерывного ударного труда! Да ведь само по себе ударность означает кратковременное сосредоточение сил на узком участке, иначе никто такой «ударности» не выдержит».
Евгений Тяжельников в юности играл в молодежном театре, пел в хоре, танцевал. Налет театральности привнес в комсомольскую работу, пытался так же продолжать. В аппарате ЦК партии. Главный редактор «Правды» Виктор Григорьевич Афанасьев считал, что Тяжельникова сгубило излишнее рвение. Еще будучи руководителем комсомола, Тяжельников отличился тем, что на съезде партии прочитал хвалебную заметку о молодом Брежневе из заводской многотиражки. Когда Андропова избрали генсеком, Тяжельников занялся поиском стихов молодого Андропова в Карелии, где тот начинал партийную карьеру. А в Петрозаводске действительно вышла книга стихов Андропова под псевдонимом Юрий Владимиров.
Андропов в такой славе не нуждался, и Тяжельников уехал послом в Румынию. В кресле заведующего отделом пропаганды его сменил Борис Иванович Стукалин. Стукалин был человеком спокойным, осторожным и, в отличие от своего предшественника, малозаметным.
Многие умелые люди искали тогда возможности выдвинуться, бросились изучать биографию нового вождя, но там не нашлось даже Малой земли. Однако же главного режиссера Театра на Таганке Юрия Любимова укорили, почему у него в одном из спектаклей на сцене все ходят в тельняшках:
— Вы что, не знали, что Андропов был матросом?
— Первый раз слышу! — откликнулся Любимов.
— А вы что, — в голосе было нескрываемое возмущение, — биографию вождя не читаете?
Летом 1983 года сменили заведующего отделом науки и учебных заведений. Вместо одиозного Сергея Павловича Трапезникова, малограмотного, но верного Брежневу, вернули в аппарат ЦК Вадима Александровича Медведева, человека разумного и порядочного.
Впрочем, на идеологическом фронте больших перемен не произошло.
Академик Арбатов попал в опалу к Андропову, написав ему большую записку в декабре 1982 года. Генеральный секретарь прочитал ее и в тот же день с фельдъегерем вернул автору, не сочтя за труд составить подробный ответ.
Академик Арбатов написал новому генеральному секретарю о том, что волновало в те дни научную интеллигенцию. А беспокоило ощущение еще большего закручивания гаек и торжества догматизма в общественных науках, особенно в экономической. Судя по всему, Андропову эти проблемы показались мелковаты, поэтому его раздраженный ответ заканчивался такими словами: «Пишу все это к тому, чтобы Вы поняли, что Ваши подобные записки помощи мне не оказывают. Они бесфактурны, нервозны и, что самое главное, не позволяют делать правильные практические выводы».
Андропов перевел в ЦК своих помощников по КГБ плюс сохранил на своих постах некоторых брежневских помощников, да еще и пригласил новых людей. Помощником по экономическим делам взял себе Аркадия Ивановича Вольского, оказавшегося политическим долгожителем. Вольский окончил Институт стали имени И.В. Сталина и работал на автозаводе имени Лихачева. Его избрали секретарем парткома, оттуда взяли в ЦК — заведовать отделом машиностроения. Аркадий Иванович любит рассказывать, как его попросили зайти к Андропову.
Генеральный секретарь сидел в кабинете без пиджака.
— Я решил взять вас к себе в помощники по экономике.
Вольский, как положено, стал отнекиваться:
— Юрий Владимирович, я, может, для этой работы не гожусь. Я заводской человек. Давайте я вам о себе немного расскажу.
Андропов, как в кино, снял очки:
— А почему вы думаете, что я о вас меньше знаю, чем вы о себе?
Юрий Владимирович высоко ценил своих помощников, следил за тем, чтобы они присутствовали на заседаниях политбюро, даже на самых секретных. Секретарей ЦК и кандидатов в члены политбюро он просил выйти, а помощников оставлял.
«Из всех руководителей, с которыми мне пришлось работать, — писал Александров-Агентов, — только Андропов практиковал серьезное коллективное обсуждение вопросов, намечавшихся к рассмотрению на очередном заседании политбюро.
Мы все собирались вокруг него в кабинете, каждый докладывал суть «своего» вопроса и свои соображения о путях и методах его решения. Другие высказывали свои мнения. Андропов или соглашался, или возражал, или просто принимал к сведению. Но, во всяком случае, в итоге он был лучше «вооружен* по каждому из вопросов».
По словам его помощника Виктора Шарапова, «Андропов мог вызвать любого на откровенный разговор и сам говорил откровенно».
Помощникам он повторял:
— Вы, помощники, должны не поддакивать мне, а высказывать свою точку зрения. Если вы ее докажете, я с вами соглашусь. Если нет, то соглашайтесь с моей.
Во второй половине декабря 1982 года Андропов собрал помощников и доверенных людей, стал обсуждать с ними первоочередные задачи. Александр Бовин записал слова генсека. Андропов сомневался, стоит ли ему становиться председателем президиума Верховного Совета СССР? В принципе удобно общаться с иностранцами в роли главы государства, однако заметил:
— Но что-то внутри сопротивляется.
Заговорил о ситуации в КГБ. Ему не нравилось поведение Федорчука. Решил его сменить. Но на кого? Поставить Крючкова во главе комитета не решился:
— Володя не потянет. Чебрикова буду двигать. Андропов не произвел впечатления уверенного в себе лидера, который твердо знает, что надо делать. «Какой-то он был одинокий, умученный», — записал Бовин.
Юрий Владимирович позвонил Чебрикову и попросил приехать. Сказал:
— Принято решение освободить Щелокова, на его место назначить Федорчука. Мы посоветовались с товарищами, общее мнение едино: рекомендовать на КГБ тебя.
Почему Андропов выбрал Чебрикова, а не начальника разведки Владимира Александровича Крючкова, с которым работал еще с венгерских времен? Для Андропова Крючков всегда оставался помощником, которого он продвигал, выдвигал, но не представлял в самостоятельной роли. Чебриков был профессиональным партийным работником, его назначение вполне укладывалось в рамки кадровых канонов.
Андропов присвоил Чебрикову звание генерала армии.
