Коллектив авторов - Доктрина Русского мира
Русский мир развернут к Северу. И Север для него является как геополитической реальностью и пространством освоения, так и метафорой невозможного. Причем это невозможное связано не со спортивными рекордами, носящими разовый характер, а с прочным жизненным освоением. Задача не в том, чтобы первым придти на Северный Полюс, а в том, чтобы первыми научиться там жить.
В экстремальных климатических условиях русские развивали свою цивилизацию как нормальную, с полным хозяйственным комплексом, не столько адаптируясь к природным условиям, сколько адаптируя их к себе, создавая искусственную среду. Экстремальность, установка на достижение невозможного (а порой – нечувствие к границам возможного) – важная часть русского самосознания. Наш прорыв в Океан и в Космос, – это лишь логичное продолжение нашего движения на Север.
РОЖЬ«Матушка рожь кормит всех сплошь, а пшеничка – по выбору» – в этой русской пословице заложена та аграрная философия, без которой русская цивилизация вряд ли бы вообще была возможна.
Наряду с пшеницей, рисом и маисом рожь относится к числу злаков-хлебов, определивших образ мировых цивилизаций. Именно своеобразие русского аграрного фундамента доказывает, что разговоры о своеобразии русской цивилизации – не пустой звук и не пристрастная выдумка. Цивилизация в своей основе – это особый тип сельского хозяйствования, без которого о цивилизованной жизни говорить вообще невозможно. Соответственно, если своеобразна аграрная основа, то своеобразна и её культурная надстройка.
Продовольственным базисом, который сделал возможным само существование столь развитой цивилизации в столь экстремальных широтах была зерновая культура ржи. Русская продовольственная триада – это ржаной хлеб, ржаной квас, и пряник, который без примеси ржи едва ли имел бы столь узнаваемый для нас вкус.
«Ржаная революция» I тысячелетия нашей эры, приведшая к распространению среди северных земледельческих народов культуры ржи, вытеснившей пшеницу и подвинувшей ячмень, создала возможность серьезного заселения и хозяйственного освоения тех широт, на которых находится большая часть России. В Средневековье рожь давала на Руси стабильный урожай сам-3 или сам-4, чего западноевропейцам с их пшеницей удавалось добиться далеко не всегда и периодически происходило скатывание к сам-2. В образцовых северорусских хозяйствах, особенно монастырских, урожайность доходила и до 1:9.
Сеть северных русских монастырей вообще была хозяйственной и культурной опорой для русской цивилизации во многом именно потому, что их образцовые ржаные хозяйства создавали стабилизационный фонд для голодных лет. Замечательно это показано в житии одного из северорусских святых – преподобного Ферапонта Монзенского: «Раз после литургии игумен Адриан лег отдохнуть на рогожке. Является Ферапонт и говорит: «Спустя десять лет будет великий голод в России; береги рожь; многие будут тогда питаться из твоих житниц, и они не оскудеют: тогда заселятся и пустые земли твои».
Только опора на рожь позволила России освоить русский Север, создать устойчивое государство с боеспособной армией, перейти за Урал и сделать Сибирь не далекой колонией, а органичной частью русского цивилизационного пространства. Завязанная на ржаной хлеб и квас система питания русского воинства делала его в XVI–XIX веках сильнее и здоровее большинства европейских армий. Во время турецкой войны 1877–78 гг. русское интендантство больше всего опасалось, что русские солдаты не смогут есть болгарскую пшеницу и заботилось о скорейшем подвозе ржи.
К сожалению, в ХХ веке в России развернулось настоящее гонение на рожь. Дитя южной средиземноморской культуры Сталин однозначно ассоциировал ржаной хлеб с бедностью и второстортностью. «Из всех видов зерна Сталин выделял только пшеницу, – вспоминал Анастас Микоян. – Сталин стал настаивать, чтобы пшеницу засевали и в тех районах, где раньше не засевали вообще, – в Московской, Калининской и других областях, где очень хорошо растет рожь. Почему-то Сталин считал рожь малоценной культурой, а пшеницу чуть ли не пупом земли. Я ему доказывал, что рожь не надо вытеснять, что ржаной хлеб привычен русскому народу, что он полезен. Сталина невозможно было разубедить, и дело дошло до того, что нам стало не хватать ржаной муки».
Но ладно бы пшеница, ассоциирующаяся со средиземноморской европейской культурой, которой Россия не чужда, при следующем вожде речь пошла вообще о кукурузе, то есть на полном серьезе была предпринята попытка перевести Россию в совершенно другой аграрный мир, мир маисовых цивилизаций.
В наши же дни развернута настоящая культурная война против ржи. Среди русофобствующей столичной интеллигенции пропагандируется абсурдная концепция, что рожь на Руси сплошь была заражена спорыньей, а потому все русские были больны эрготизмом и, соответственно, безумны и наркозависимы от ржаной пищи.
Между тем дело обстояло как раз противоположным образом. Русский квас обладал уникальными обеззараживающими свойствами и был и остается практически уникальным безалкогольным напитком, не имеющим легконаркотической основы, чем отличается от чая, кофе и кока-колы.
ОБИДАВыдающийся социолог Норберт Элиас рассматривал процесс цивилизации как постепенное установление контроля над аффектами. Цивилизация – это вежливость. Для того чтобы исследовать этот процесс, он в деталях изучил эволюцию застольных манер, правила поведения в обществе, то, как постепенно убирались с глаз долой грязные и агрессивные проявления человеческой натуры.
Особенно впечатляющую и неочевидную эволюцию проделали застольные манеры, связанные с употреблением мяса: место руки и ножа заняла вилка (пришедшая, кстати, из Византии), – специальное устройство, имитирующее не оружие, а руку. На застольные манипуляции с ножом наложен был все более жесткий запрет, хотя даже при встрече с цивилизованными гостями с Запада китайцы умозаключили: «европейцы – варвары, они едят мечами».
В этом маленьком примере столкновения цивилизаций отражается более общая проблема европейского цивилизационного процесса – он был прежде всего трансформацией чрезвычайно повышенной агрессивности, характерной в особенности для германских народов в эпоху великого переселения народов. Ключевым аффектом западных народов было оскорбление, – агрессия, проявляемая для установления иерархии, причем с выраженным элементом сексуального доминирования. Кто имеет право оскорблять, тот господин, кто не умеет, тот раб и серв. Равный не может спустить оскорбления равному.
Долгие столетия понадобились для того, чтобы решить эту проблему, приучив европейцев к вежливости, воздержанию от оскорбительное поведения. И эта вежливость уже перетекает в абсурдные формы политкорректности. Атмосфера агрессии убиралась из общества через создание суперагрессора – централизованной власти государства, имеющего монополию на насилие и не терпящего конкурентов.
Рассмотрение этой картины поставит русского в тупик. Для нашей цивилизации обуздание агрессивных аффектов никогда не представляло какой-то кардинальной проблемы. Вежливость осваивается русским довольно легко, а подавление символики агрессии, изъятие ее из повседневности, происходит как бы само собой. Достаточно вспомнить, что на европейских кухнях XIX века на смену цельным тушам и большим кускам животных пришла так называемая «русская разделка», произведенная заранее, на кухне и освобождавшая застолье от всякой ассоциации с убийством.
В то же время русский эмоциональный строй так же чрезвычайно аффективен. Но в его центре лежит не фигура оскорбления, а фигура обиды. Обида – это такое проявление негативного отношения, которое не обязательно носит насильственный характер, не выстраивает некоего иерархического отношения власти и подчинения, и ведет не к конфликту, не к «дуэли», а напротив – к максимальному эмоциональному и физическому отдалению участников конфликта друг от друга. Если участники социальной системы, где доминирует аффект оскорбления, непрерывно «наскакивают» друг на друга и пытаются опытным путем установить отношения власти, то участники системы, где доминирует аффект обиды, отталкиваются друг от друга вплоть до полной социальной диссоциации.
Обида рассматривается как несправедливость, обделение, присвоение чужой доли и ведет к ослаблению единства. Именно разрыв социальной ткани благодаря обиде и является той главной тревогой, которая заложена в русской цивилизации.
Вспомним основные идеи «Слова о полку Игореве» – в основе распрей князей, ведущих к нарушению единства и угрозе погибели Русской Земли – именно Обида. Вражеское нашествие и разорение Земли оказывается непосредственным плодом Обиды.
Въстала Обида въ силахъ Даждьбожя внука,
въступила девою на землю Трояню,
въсплескала лебедиными крылы на синемъ море у Дону,
плещучи, упуди жирня времена.
Усобиця княземъ на поганыя погыбе,
рекоста бо братъ брату: «Се мое, а то мое же»,
и начяшя князи про малое «Се великое» мълвити,
а сами на себе крамолу ковати
а поганiи съ всехъ странъ прихождаху съ победами на землю Русьскую.
Та проблема, с которой сталкивается русская цивилизация на своем пути – это преодоление обиды, стимуляция, а в некотором смысле и принуждение к социальности. Русский мир надо тем или иным путем остановить в его разбегании, пространственном и моральном, пробудить от пассивности и «нежелания иметь дело» и сплотить в некоем общем социальном действии.
