Рой Медведев - Советский Союз. Последние годы жизни. Конец советской империи
Январь 1990 г. не принес никакого улучшения в экономическую ситуацию, и предложенная правительством программа не выполнялась. Постоянно возникавшие политические проблемы невозможно было решить без решения экономических проблем, а решение экономических проблем требовало политической стабильности. Непрерывно увеличивался внешний долг и уменьшался золотой запас государства. В середине февраля 1990 г. Леонид Абалкин направил в ЦК КПСС и в Верховный Совет записку, в которой он высказывал пожелание о существенном увеличении полномочий и эффективности власти – до введения чрезвычайного положения. Л. Абалкин требовал запретить хотя бы на год забастовки, отменить выборы директоров предприятий, усилить контроль за информацией и стабилизировать таким образом политическую обстановку в стране. Однако события в первой половине 1990 г. развивались по иному сценарию. В этих условиях решение Совета Министров СССР о переходе на принципы планово-рыночной экономики просто никто не заметил[141]. Чисто теоретической разработкой оказалась и вышедшая в свет в 1990 г. книга Л. Абалкина[142].
К маю 1990 г. была в основном завершена разработка большой правительственной программы перехода к рынку. Это была не только концепция, но и план – по годам. Самые первые мероприятия надо было провести до конца 1990 г. Второй этап реформ приходился на 1991 – 1993 гг., а ее завершение планировалось на 1994 – 1995 гг. В сущности, это был план новой пятилетки в самых общих чертах. Предполагалось обеспечить многообразие форм собственности и сочетание государственного регулирования и рынка, сохранение гибких форм планирования. Речь шла и о повышении реальных доходов для рабочих и служащих, но эти доходы повышались не автоматически, их надо было заработать. Поскольку доходы населения в начале 1990 г. существенно превышали товарную массу в стране, Л. Абалкин предлагал умеренное повышение цен и тарифов, а также привлечение избытка доходов в акции предприятий. Такая «народная приватизация» была бы очень разумным делом. Внутренний долг государства был в это время очень велик: он поднялся со 140 млрд. рублей в 1965 г. до 400 млрд. рублей в 1989 г.[143]. Однако преобразование этого долга в акции и проведение более массового акционирования в 1990 – 1993 гг. требовало высокого уровня доверия населения страны к правительству. Но такого доверия в стране не было. У программы правительства было немало критиков справа, со стороны консервативно настроенных экономистов и политиков. Но еще больше было радикальных критиков слева, со стороны радикальных групп экономистов и политиков, которые предлагали разного рода авантюрные планы стремительного и быстрого перехода страны к рынку, обещая, естественно, и быстрый подъем уровня жизни.
В первом полугодии 1990 г. производство промышленной продукции в СССР упало на 3 – 4%, а номинальная заработная плата увеличилась на 20%. Увеличилась и эмиссия – с 4 млрд. рублей в 1985 г. до 40 млрд. – в 1990 г. Осенью 1990 г., кроме уже упомянутого выше «парада суверенитетов», началась и «война программ». Одни программы представлялись М. Горбачеву и его окружению, другие программы шли для рассмотрения Б. Ельцину и И. Силаеву. К группе крайних радикалов-рыночников примкнул в эти недели и академик Станислав Шаталин из окружения М. Горбачева. Совершенно различные программы экономических реформ рассматривались на заседаниях Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР. В результате ни одна из программ не была принята. Обсуждения были очень горячими и скорее политическими, чем профессиональными. Снова ставился вопрос об отставке правительства, о созыве Съезда народных депутатов. Лично я выступал в сентябре в Верховном Совете СССР против программы С. Шаталина – Г. Явлинского и в поддержку программы Н. Рыжкова – Л. Абалкина. Никакого решения Верховный Совет не принял, но обязал всех заинтересованных лиц найти согласованный вариант к 15 октября. После совещаний у Горбачева, в которых приняли участие также Б. Ельцин, Н. Рыжков и И. Силаев, некий общий документ был Верховному Совету предложен и даже одобрен – 356 депутатов «за» и только 12 – «против». Принятый нами документ был компромиссным, но это не была точно расписанная по срокам программа. Жизнь страны и с точки зрения политической, и в области экономики шла своим чередом и без всяких программ. При этом дела шли все хуже и хуже.
Осенью 1990 г. в стране усилился ажиотажный спрос, и полки магазинов были пустыми. Почти во всех крупных городах стали выдавать товары по разного рода талонам. Шел бурный расцвет всех видов и форм «теневой экономики». 12-я пятилетка заканчивалась, но не было составлено никакого плана на следующие 5 лет. Не было даже ни плана, ни бюджета на следующий, 1991 г. Верховный Совет СССР в довольно резкой форме потребовал доклада и отчета от М. Горбачева. 16 ноября 1990 г. Горбачев выступил перед нами с крайне пространным, но бессодержательным докладом, который несколько раз прерывался шумом в зале. Президент покинул трибуну под раздраженные выкрики части депутатов. Такого в Верховном Совете еще не было. На следующий день М. Горбачев прибыл снова в Верховный Совет и произнес небольшую речь в 10 минут, в которой содержалось 8 предложений. Главными из этих предложений были: преобразовать Президентский Совет в Совет безопасности СССР. Упразднить Совет Министров СССР, преобразовав его в Кабинет министров СССР и подчинив напрямую Президенту СССР. Эти предложения казались радикальными, и депутаты даже аплодировали Горбачеву. Он покинул трибуну довольным. Однако на деле ничего не изменялось. Совет безопасности СССР имел лишь совещательные функции, а уменьшение прав и полномочий правительства, именовавшегося теперь кабинетом и подчиненного напрямую президенту, не компенсировалось усилением власти президента, так как у него не было для выполнения новых функций никаких структур.
С экономической точки зрения перестройка терпела крах, и речь могла идти теперь не о реформах, а об антикризисных мероприятиях чрезвычайного характера. О полном разочаровании населения перестройкой говорили и социологические опросы. Еще осенью 1989 г. 56% опрошенных говорили о себе как об активных сторонниках перестройки. Еще 14,5% опрошенных относили себя к людям, сочувствующим перестройке. Осенью 1990 г. число активных сторонников перестройки сократилось до 21,1%, а число людей, которые заявляли о том, что перестройка принесла больше вреда, чем пользы, и что ничего путного из нее не получится, поднялось до 46,5%. При этом даже те, кто продолжал верить в перестройку или сочувствовать ей, связывали свои надежды уже не с Горбачевым и КПСС, а в большей мере с Б. Ельциным и демократами[144].
Идеологическое отступление и кризис КПСС
Социальный и экономический кризис конца 1980-х гг. в СССР, а также кризис в национальных отношениях были тесно связаны с кризисом самой партии и ее идеологическим отступлением. Партия не смогла найти адекватный ответ на многообразные вызовы времени, она не смогла перестроить свои ряды и модернизировать свою идеологию, политику и структуру. Это и привело ее к потере влияния, а затем и власти.
Уже в 60 – 70-е гг. КПСС как политическая и идеологическая организация находилась в состоянии глухой обороны, избегая любых нововведений, в том числе и в своей экономической политике. Эта оборона сменилась отступлением, которое происходило все более неорганизованно и поспешно, а затем перешло в распад и разрушение, которые происходили очень быстро и сразу на многих направлениях. При этом не было почти никакого сопротивления ни со стороны руководства КПСС, ни со стороны партийного актива, ни со стороны идеологических служб партии. Это был хаотический и почти стихийный процесс, лишенный ясной логики. Мало что понимали и те, кто отступал, и те, кто наступал. Это было начало всего того, что мы называем теперь «смутным временем», хотя тогда в середине 80-х гг. многие из нас говорили о нем как о «перестройке». Бесчисленное количество документов, заявлений, резолюций, критических публикаций 1987 – 1991 гг., которые хранятся в моем архиве, мало что могут прояснить в событиях тех критических лет, так как процессы в реальной действительности мало соответствовали всему тому, что публиковалось в газетах и журналах. Приходится поэтому в большей мере руководствоваться собственными наблюдениями и впечатлениями.
Еще весной 1988 г. я получил возможность сотрудничать со многими газетами и журналами в Москве, в провинции и в союзных республиках СССР. Политика «гласности» набирала обороты, и она была направлена главным образом на критику режима и преступлений сталинизма. Я выступал с лекциями и докладами во многих институтах, в военных академиях, на предприятиях, в школах, издательствах и в некоторых союзных министерствах. Стирались «белые пятна» в истории СССР и КПСС, и интерес к правдивой и неискаженной истории был огромен. Однако уже тогда критика недостатков, ошибок и преступлений прошлого нередко перерастала в критику всего советского прошлого и всей политики СССР и КПСС – во все периоды их истории.
![Сергей Кремлев - Великий и оболганный Советский Союз [22 антимифа о Советской цивилизации]](/uploads/posts/books/183989/183989.jpg)
