Максим Федоренко - Русский гамбит генерала Казанцева
Польша когда-то сама активно проводила завоевания русских земель и не оставляла своих притязаний на них и впоследствии. Исходя из этого, вряд ли можно признать объективным утверждение А. И. Герцена, отметившего в 1850 году, что разделы этого государства в пору его слабости «явились первым бесчестием, запятнавшим Россию». Под таким углом зрения нельзя, безусловно, рассматривать эти и все другие ее завоевания, диктовавшиеся в значительной мере обстоятельствами необходимости защиты ее государственных интересов и безопасности населения.
Тем более, что в этих завоеваниях солидарно с Россией принимали участие и многие другие народы, заинтересованные в успешном завершении российской экспансии. И не только на Кавказе. В исторической памяти России существует немало не востребованных для научного осмысления подтверждений таких устремлений.
В Ливонской войне со Швецией за выход в Балтийское море в ХVI веке на стороне России сражались, проявляя героизм, абазинские, черкесские и иные инородческие соединения, в войнах с Польшей в ХVII веке, когда, пользуясь моментом, в российские пределы участили вторжения крымские татары в союзе с малыми ногаями, этим вторжениям совместно с русскими войсками противостояли большие ногаи.
Державные рубежи на юге надежно прикрывали не только казаки, но и калмыки, не единожды осуществлявшие рейды возмездия в пределы тех, кто посягал на их спокойствие. Попытки крымских ханов склонить их к измене оказывались безуспешными. Правители этого народа отвергали подобные предложения как неприемлемые и сохраняли верность России. Калмыки также принимали участие во всех войнах, которые империи приходилось вести в ХVIII и ХIХ веках. Заслуги этого народа перед Отечеством находили когда-то признание на самом высоком правительственном уровне. В 1909 году Николай II произнес даже специальную речь по поводу «верной службы калмыков России», после чего по всей империи в православных храмах были отслужены благодарственные молебны.
Расширению территориальных пределов России сочувствовали и с пониманием к этому относились многие видные представители интеллектуальной элиты входивших в ее состав восточных инонациональных сообществ. Показательным в данном отношении является суждение крымско-татарского просветителя Исмаил-бея Гаспринского, высказанное им еще в 1881 году на страницах тюрко-язычной печати: «…Россия еще не достигла своих исторических, естественных границ. Мы думаем, что рано или поздно границы Руси заключат в себе все тюрко-татарские племена и в силу вещей, несмотря на временные остановки, должны дойти туда, где кончается населенность тюрко-татар в Азии. Граница, черта разделяющая Туркмению и Среднюю Азию на две части — русскую и нерусскую — может быть политически необходима в настоящее время, но она неестественна, пока не охватит все татарские племена Азии…».
Солидарность с Россией со стороны местного (коренного) населения прослеживается и при завоевании части Кавказа, находившейся под влиянием непримиримых ее противников. В длительном и предельно сложном процессе установления единства с этим краем происходила, как показывают реальности эпохи, борьба противоречивых тенденций, сопровождавшаяся порой и их драматическим взаимодействием. Исключение же из динамики этого взаимодействия каких-либо деталей неизбежно ведет к искаженному восприятию прошлого.
5.3. Кавказская война: итоги и уроки
Из всех более или менее значимых сюжетов в исследовании событий Кавказской войны, цели которой в свое время определялись как «умиротворение всего сопредельного… края», только ее трагические последствия получали наибольшую освещенность. В концептуальном отношении они представлены в виде обычных рассуждений о покорении Кавказа, реакционных происках царизма, геноциде и угнетении горцев, то есть показывают проблему в одностороннем, неприглядном для России свете.
Отображение итогов Кавказской войны только под углом зрения победителей, «завоевания и покорения», как это делалось нередко до 1917 года, или побежденных, руководствуясь чувством застарелой обиды и озлобления, с подбором ужасающих фактов о «разгромленных и сожженных аулах» и умолчания о такой же участи казачьих станиц и русских сел, отнюдь не отвечает заповедям объективности. Впрочем, отыскание в исторических событиях взаимных обид не может иметь конструктивного исхода для нынешнего «решения» ситуации на Кавказе.
Можно отметить, что факты, подтверждающие бесперспективность борьбы части горцев против России в ходе Кавказской войны в действительности существуют. При этом бесперспективность понимается не в смысле определения более сильной в военном отношении стороны, а в смысле получения взаимных разносторонних выгод от совместного мирного сосуществования.
По одному из запоздалых откровений самого Шамиля, «эту войну можно было кончить раньше», где-то еще в 1838 году. Именно тогда он впервые пришел к намерению изъявить покорность России и обещал прекратить свои враждебные действия против нее. На переговорах с представителями русских войск Шамиль склонялся даже к поездке в Тифлис для встречи по этому поводу с государем императором, прибывшим в край, в чем горячо начал убеждать и своих ближайших сподвижников.
Шамиль не встретил, к несчастью, понимания, столкнулся с грубыми обвинениями «в измене шариату» и угрозами убить, и вынужден был, как человек безукоризненной честности, подчиниться данной когда-то клятве. Свою клятву он безупречно исполнял, пронеся до последней возможности взваленную обстоятельствами на его плечи ношу народного предводителя. По его же признанию, в войне с Россией он потерял свой народ. Незадолго до сдачи в плен уже почти все население, когда-то подвластное имаму, изъявило покорность ей вопреки мюридам и благосклонно встречало русские войска и их главнокомандующего, российского наместника князя А. И. Барятинского.
В соответствии со сложившимися стереотипами в исторической науке, обстоятельства окончания сопротивления Шамиля некоторые современные историки пытаются представить по-иному. Видный кавказовед В. Г. Гаджиев описывает их следующим образом: «После окончания Крымской войны самодержавие значительную часть своей армии, участвовавшей в боевых действиях, перебросило на Северо-Восточный Кавказ. И эта намного превосходившая числом горские народы армия сделала свое дело. Окружив плотным кольцом имама, она принудила Шамиля сложить оружие и сдаться на милость победителей».
Как видно, автор по-прежнему считает возможным не принимать во внимание фактор прекращения поддержки со стороны населения, хотя в воспоминаниях М. Н. Чичаговой этот фактор был определяющим при принятии решения, о чем заявлял сам имам Шамиль.
Что же касается взаимоувязки окончания противостояния части горцев на Северо-Восточном Кавказе с Крымской войной, то у России для скорейшего завершения этой войны были свои основания: после крымского позора императору и правительству для стабилизации государственной власти в империи была необходима военная победа, а сохранившие боеспособность части Крымской армии были практически «рядом». Другой важнейшей причиной, которая тогда мало интересовала общественное мнение, но была очень болезненной для высшей государственной власти России, являлась проблема российских невольников.
В письме из Стамбула (Константинополя) 15 октября 1858 года П. А. Чихачёв, известный в то время представитель отечественной исторической науки, сообщал о том, что после того как Россия лишилась флота на Черном море, «… Турция открыто покровительствует гнусной торговле рабами». О массовой распродаже невольников, в числе которых было немало и русских подданных, уведомлял неоднократно в 1860 году консул А. Н. Мошнин из Трапезунда посла империи в этой стране.
После подписания Парижского договора цены на рабов в странах Востока стали резко снижаться. Это свидетельствует о том, что борьбу с этим позорным промыслом вела только Россия, тогда как в нем наряду с турками участие принимали англичане, французы и другие представители европейских держав.
При создавшемся положении, как признавалось в различных источниках, похищения людей в рабство продолжались, и многие «цивилизованные» европейские коммерсанты «при посредничестве турок продолжали наживать капиталы на позорной торговле людьми…» Противодействие этому со стороны России предпринималось и в тот период, когда ее рассматривали не иначе как «жандарма Европы». По инициативе Николая I принимались самые решительные меры в этом отношении.
Обеспокоенность русского правительства подкреплялась дипломатическими усилиями, крейсерством военных судов вдоль побережья Черного моря. Но размах работорговли был таким, что все меры по борьбе с этим явлением давали лишь частичные результаты. С введением же повсеместного русского управления на Кавказе после его полного включения в состав империи торговля живым товаром в крае прекратилась.
