Александр Терентьев - Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме
Серьезные разногласия возникли и между экспертными группами России и США, о чем свидетельствовал тот факт, что последний шестой раунд переговоров длился больше недели, при том, что все предыдущие раунды проходили в два-три дня. И хотя дипломаты утверждали, что противоречия улажены и сторонам осталось согласовать лишь некоторые технические вопросы, это было не так. Главным камнем преткновения стала проблема кодирования телеметрических данных. «Для непосвященных это, конечно, китайская грамота, – утверждал руководитель Центра международной безопасности ИМЭМО РАН Алексей Арбатов, – но специалисты понимают всю важность данного вопроса. Телеметрическую информацию получают с помощью радиосигналов, которые поступают с борта баллистических ракет во время их испытательных запусков. Это информация о том, как работают все агрегаты и узлы ракеты. По договору СНВ-1 шифрование телеметрических данных запрещалось, однако сейчас Россия призывает пересмотреть это положение. Ведь если американцы все-таки решат развернуть систему ПРО в Европе, открытая телеметрическая информация позволит им всегда быть в курсе того, какие системы преодоления ПРО создают на своих баллистических ракетах русские. Поэтому Россия настаивает на том, чтобы разрешить кодирование телеметрических данных, полученных в результате запусков наступательных ракет, или вынудить Соединенные Штаты делиться информацией об испытаниях противоракетной обороны» [676] .
Когда в апреле 2009 года американцы согласились связать сокращение наступательных вооружений с проблемой ПРО, они были уверены, что речь идет о стандартной риторической формулировке, которая, по сути, ни к чему их не обяжет. (Ритуальные заявления о том, что, сокращая наступательные вооружения, стороны должны учитывать наличие оборонительных, можно найти в преамбуле ко всем предшествующим договорам по СНВ). Поэтому когда в декабре премьер-министр Путин объяснил, что Россия хочет получить доступ к информации об американской системе ПРО, для США это стало громом среди ясного неба. «Конечно, обмен телеметрическими данными, – отмечал ведущий эксперт ИМЭМО Александр Пикаев, – может существенно облегчить американцам задачу по созданию системы ПРО, но имеем ли мы право требовать от Вашингтона увязать проверку в отношении СНВ с контролем за противоракетной обороной? Думаю, это требование идет вразрез с российско-американской переговорной практикой, ведь взаимные проверки проводятся обычно лишь в отношении предмета договора» [677] . «Вопрос о кодировании телеметрической информации требует политического решения, – утверждал Алексей Арбатов, – и разрубить этот гордиев узел можно лишь в том случае, если Россия откажется от своих претензий по ПРО, а Соединенные Штаты смирятся с тем, что часть испытательных запусков будет проходить в закрытом режиме» [678] .
Многие эксперты отмечали, что даже если Москве не удастся связать сокращение наступательных вооружений с ПРО, отчаиваться не стоит, ведь с приходом к власти администрации Обамы проблема противоракетной обороны вообще отошла на второй план. Демократы свернули программу по размещению элементов стратегической ПРО в Восточной Европе, отказались от разработки ракет-перехватчиков с разделяющимися головными частями и сосредоточились на мобильных ракетах, которые предполагалось установить на морских платформах. Развертывание этих ракет не противоречило бы даже договору 1972 года, в котором речь велась лишь о стратегических системах ПРО. «Новая система – система тактическая, – говорили американцы. – В России классическим примером такой системы является разработка С-300». Однако, как отмечал политолог Альфред Росс «ракеты-перехватчики, размещенные на американских кораблях в Средиземном море, будут способны нейтрализовать сотни баллистических ракет, и такая универсальная система эшелонированной обороны, на самом деле, представляет куда более серьезную угрозу для России, чем скромный проект Буша-младшего» [679] .
Как бы то ни было, Соединенные Штаты пошли на уступки Москве по многим вопросам. В первую очередь, был улажен вопрос о присутствии американских контроллеров на основном российском предприятии по производству ракет в удмуртском городе Воткинске. Договор СНВ-1 давал американцам право на постоянный мониторинг этого завода, однако Россия заняла на переговорах твердую позицию и добилась отмены инспекций. Хотя Соединенные Штаты, безусловно, были заинтересованы в их сохранении. Ведь российским военным в ближайшее время предстояло менять устаревшие советские системы на более современные образцы, американцы же не собирались пока строить новые ракеты и даже закрыли завод по их производству в городе Магна (штат Юта).
Большинство экспертов утверждали, что концепция умеренного сокращения ядерных арсеналов – в интересах России. «Если называть вещи своими именами, – отмечали специалисты, – договор СНВ-3 – это договор о сокращении стратегических сил США. В России через пять-шесть лет количество боеголовок в любом случае не превышало бы потолка, обозначенного в договоре, американцы же еще лет двадцать могли бы поддерживать свой арсенал на нынешнем уровне за относительно небольшие деньги».
По словам экспертов, серьезной уступкой со стороны США стало их согласие сократить не только боеголовки, но и средства их доставки (стратегические ракеты и бомбардировщики). Причем если вначале американские переговорщики не желали опускаться ниже планки в 1100 единиц, в итоге России удалось настоять на более радикальном сокращении до 700–750 носителей. Более того, американцы приняли решение засчитывать как ядерные и те стратегические носители, которые были переоборудованы под обычные высокоточные боезаряды, согласившись таким образом ограничить их количество.
Однако большую часть сокращений Соединенные Штаты планировали осуществлять не за счет ликвидации носителей и платформ, а путем их разгрузки. Как уже говорилось, таким образом создавался «возвратный потенциал» и при необходимости американцы могли резко увеличить арсенал развернутых стратегических ядерных боезарядов. Российские переговорщики были недовольны таким положением вещей, но было очевидно, что к тому моменту, когда истечет срок нового договора, а рассчитан он на десять лет, ситуация может кардинально изменится. Американцам также придется выводить старые носители из боевого состава, а Россия, которая проведет модернизацию своих стратегических сил ранее, сможет просто снимать и складировать боеголовки. Стороны, как это уже не раз бывало в истории переговоров о ядерном разоружении, поменяются местами: русские будут заинтересованы в разгрузке носителей и возвратном потенциале, а американцы начнут ворчать, что требуется не просто снимать боеголовки, но и демонтировать средства их доставки.
Договор СНВ-3 был подписан 8 апреля 2010 года в Праге, где за год до этого, как мы знаем, американский президент выступил с «исторической» речью о безъядерном мире. Россия решила отказаться от требования связать сокращение наступательных вооружений с контролем за развертыванием американской системы ПРО в Европе. Правда, она оставила за собой право выйти из договора в случае, если развитие событий пойдет по нежелательному для нее сценарию. Западные эксперты тут же заговорили о «блистательной победе американской дипломатии», провозгласив соглашение с Москвой самым значительным достижением Обамы во внешней политике. А поскольку его подписанию предшествовал и внутриполитический триумф администрации, которая сумела провести через сенат свой вариант реформы здравоохранения, рейтинг Обамы в США начал стремительно расти. «Русские подыграли нашему президенту, который использует договор СНВ для личного пиара, – отмечал бывший помощник госсекретаря США Ким Холмс. – Обамаманы уже провозгласили, что их кумир отработал Нобелевскую премию мира, и слова критики тонут в общем потоке славословий. Сомневаться в целесообразности нового договора о ядерных вооружениях считается столь же неприличным, как прийти на свадьбу без приглашения и публично раскритиковать выбор жениха» [680] .
Тем не менее в сенате, которому предстояло ратифицировать соглашение, многие восприняли его в штыки, заявив, что президент приносит в жертву стратегические американские интересы ради иллюзорных представлений о безъядерном мире. Нападки сенаторов на «горбачевскую политику» Обамы усилились после того, как была обнародована новая стратегия США, в которой резко ограничивались случаи применения ядерного оружия, в том числе содержалось обязательство не применять его против государств, не входящих в ядерный клуб, даже если они совершат биологическое, химическое или кибернападение на Соединенные Штаты.
Новую ядерную стратегию республиканцы считали «детищем либералов-пораженцев из окружения Обамы», однако на самом деле концепция «глобального нуля» пользовалась поддержкой значительной части вашингтонского истеблишмента. Ни у кого, например, не повернулся бы язык назвать «либералами-пораженцами» Генри Киссинджера или Ричарда Берта.
