Ноам Хомский - Гегемония, или Борьба за выживание
Последняя цитата предназначена для американской аудитории. Для того чтобы это утверждение казалось верным, некоторые факты были скрыты: в частности, то, что иракцы, как показывают последние западные опросы общественного мнения, проведенные в Ираке, выразили желание, чтобы безопасность в их стране обеспечивали иракцы{492}. В США об этом сообщалось, но крайне мало — в основном речь шла о тривиальных вещах (вроде того, как иракское население счастливо зажило после избавления его от тирании Саддама). Опросы также показали, что «простые граждане всерьез обеспокоены вопросами личной безопасности и тяготятся предчувствием наступления хаоса в стране… Менее 1 процента опрошенных испытывают опасения в связи с уходом американский войск» и 60 процентов высказываются за то, чтобы именно иракцы сами поддерживали безопасность в стране (7 процентов предпочитают, чтобы этим занимались вооруженные силы США, 5 — силы коалиции, и, наконец, 5 — назначенный США Государственный совет). В целом «население Ирака не испытывает доверия к вооруженным силам США и Великобритании (79 %) и к Временному коалиционному правительству (73 %)». Ставленник Пентагона Ахмед Чалаби также не пользуется популярностью среди населения. По результатам другого исследования, 57 процентов высказались за то, чтобы безопасность в стране обеспечивали «арабские силы»{493}. Когда иракцев спросили, что их стране необходимо более всего в данный момент, более 70 процентов опрошенных «полностью поддержали» необходимость развития демократической системы власти, в то время как 10 процентов высказались в пользу Временного коалиционного правительства и 15 — за Государственный совет{494}. Под «демократической системой власти» они понимали настоящую демократию, а не размытые ее формы, которые предлагал П. Вульфовиц и другие «идеалисты».
Споры США и Ирака о формате и объеме будущей независимости государства очень четко были заметны через год после вторжения в Ирак. Вульфовиц и его коллеги из Пентагона заявили о том, что намерены поддержать «продление срока пребывания американских вооруженных сил в Ираке, а также хотят ограничивать увеличение иракской армии, что наилучшим образом будет способствовать укреплению демократии в стране». Фразу «способствовать укреплению демократии в стране» следует понимать в том же смысле, в каком Вульфовиц отзывался о турецком военном командовании. Однако общественное сопротивление этим планам было настолько сильным, что даже назначенные США «члены временного правительства страны», как правило, стремящиеся угодить американскому руководству наперекор народным чаяниям, заявили, что «они не одобрят соглашение с США о продлении сроков пребывания американского военного контингента в Ираке». Их отказ поставил крест на построении демократической системы в соответствии с предложениями П. Вульфовица: «Затягивание переговоров по этим и ряду других деликатных вопросов приведет к тому, что США окажутся в положении, когда им придется договариваться с иракскими лидерами, которых они не назначали»{495}.
С самого начала США планировали «разработать систему отношений с будущим правительством освобожденного ими Ирака, при которой, как заявляют высокопоставленные сотрудники администрации президента США, американские военные смогут получать доступ к существующим на территории страны военным базам и использовать незаселенные регионы государства для сосредоточения своего военного присутствия». Эти планы были крайне негативно встречены иракской стороной, представители которой сохранили прежнюю решимость добиться полной независимости Ирака. Как неоднократно отмечалось, именно нежелание иракского руководства идти на уступки в этих ключевых вопросах создавало главную проблему для США в Ираке{496}.
Вопрос о проведении военной операции не стоял бы так остро, если бы не забрезжила возможность получения доступа к стратегически важным военным базам в зависимом, лояльном государстве с традиционным укладом жизни. Вашингтон был особенно обеспокоен в связи с требованиями иракского руководства о том, что военные договоры с США о «продлении срока размещения стотысячного контингента американских вооруженных сил в Ираке после передачи полномочий иракскому правительству» в июле 2004 года должны заключать «избранные в ходе свободных выборов иракские представители». Стратеги в Вашингтоне надеялись, что каким-то образом удастся создать «систему совместного с иракскими представителями решения ключевых политических вопросов страны, при сохранении доминирующих позиций США, с тем чтобы в целом данная система выглядела довольно демократической, но, по сути, ничего бы не менялось». В этом отношении сперва планировалось привлечь ООН, однако ее участие в дальнейшем могло «нарушить далеко идущие планы руководства США создать систему ограниченной независимости национального иракского правительства»{497}.
Американские политики «полагают, что они нашли вполне легальную основу для сохранения монополии американских вооруженных сил на поддержание порядка в Ираке». Иными словами, для обеспечения военного присутствия США вне зависимости от протестов со стороны иракского общества и тем самым для поддержания своего «стратегического влияния» в регионе, которое, в свою очередь, является залогом глобального превосходства. Получив формальные санкции от Совета Безопасности ООН, Пол Бремер отдал приказ о переводе иракских вооруженных сил под командование США{498}.
Иракцы в дальнейшем также могли наблюдать различные меры ограничения экономической самостоятельности своей страны, включая ряд распоряжений, позволивших американскому крупному капиталу получить контроль над иракскими предприятиями и банками и установивших минимально низкую налоговую ставку в 15 процентов. «Эти грандиозные преобразования», по мнению экономиста Джефа Мэдрика, «сделали иракскую экономическую систему самой открытой для притока иностранного капитала и инвестиций в мире, а ее налоги минимальными» и практически разрушили надежды на возможность восстановления системы социального обеспечения и инфраструктуры Ирака. Данный план экономических реформ «не получил подтверждения ни с точки зрения теории, ни практики, но держался исключительно на энтузиазме и идеологической убежденности тех, кто его отстаивал», несмотря на его возможные негативные последствия для Ирака. Неудивительно, что «представители иракского бизнеса встретили в штыки данные инициативы» и полагали, что «данный план экономических преобразований окончательно подорвет промышленный потенциал Ирака»{499}.
Гораздо меньше проблем было с иракскими рабочими и служащими. Оккупационные силы предприняли активные меры для ликвидации профсоюзов и профсоюзного движения, предотвращения забастовок, проведения в жизнь законов Саддама Хусейна, ограничивающих права трудящихся, и обеспечения гарантий для бизнеса от давления со стороны профсоюзов и общественности. Тем не менее, сильное сопротивление иракцев и неудачи военного оккупационного руководства заставили Вашингтон воздержаться от применения наиболее радикальных мер{500}.
Увеличение доступа иностранных компаний на внутренние рынки Ирака не распространялось на сектор нефтяной промышленности. Это было бы совсем бессовестно. Однако простым иракцам нет надобности в чтении западных деловых изданий, чтобы обнаружить, что «обладание самой детальной информацией о степени и характере развала иракской нефтяной отрасли» (все это благодаря заключению выгодных контрактов с американскими фирмами) «позволило компании „Хэлибертон“ стать лидером в области сотрудничества с иракскими предприятиями топливно-энергетического комплекса», наряду с другими транснациональными корпорациями, пользующимися американской государственной поддержкой{501}.
Остается непонятным, удастся ли навязать иракцам «модель формальной независимости», которую предлагают им оккупационные силы, и подкрепить ее различного рода «конституционными фикциями». Другой важный вопрос для западной правящей элиты состоит в следующем: позволим ли мы нашим правительствам, в рамках соблюдения интересов довольно узкой правящей группы, участвовать в «укреплении демократии» в Ираке, несмотря на общественное сопротивление иракцев? Эти вопросы имеют отношение далеко не только к политике США в Ираке, также к проблемам терроризма и военных интервенций, развития систем вооружения, проведения политики, угрожающей всему человечеству. Они относятся к проблемам внутренней политики США. Не секрет, что одной из наиболее острых американских внутриполитических проблем является резкое повышение цен на использование системы здравоохранения, которая в высокой степени приватизирована. Это выделяет США из ряда развитых стран, приводит к различного рода трудностям и ограничениям, а также создает условия для чрезмерного укрепления фармацевтической промышленности. Большое число американцев предпочитает пользоваться национальной системой страхования здоровья и придает «вопросам, связанным с ее развитием, большее значение, чем снижению налогов», и при этом выступает в поддержку импорта лекарственных средств, продаваемых без рецепта. Но все эти требования «с политической точки зрения невыполнимы»: лобби предприятий фармацевтической промышленности, страховых компаний и других влиятельных частных секторов экономической системы США не допустят их осуществления{502}.
