Тило Саррацин - Европе не нужен евро
Конечно, случались и битвы народов: уже в V веке постоянно проживающие на территории сегодняшней Дании и Шлезвиг-Гольштейна англы и саксы вторглись в покинутую римлянами Британию, поработили местное население или вытеснили его в Уэльс и Шотландию. В VIII веке начались разбойничьи и завоевательные набеги плавающих по морю скандинавских викингов, которые частично вели к колонизации, например, норманнами Северной Франции. Норманны завоевали в 1066-м Англию, но сохранили свои французские владения, что привело к Столетней войне между Францией и Англией.
В восточной Центральной Европе длившаяся с 900 года восточная колонизация сдвинула границу заселения между немцами и славянскими племенами постепенно дальше на восток. Лингвистическая карта Европы перед Второй мировой войной представляет собой пестрый лоскутный ковер.
Границы стран и государств с раннего Средневековья вплоть до ХIХ века двигались довольно беспечно, в зависимости от результатов династических развитий или военных разборок. Это изменилось в позднем ХVIII веке и еще больше в ХIХ веке. Повсюду пробуждалось национальное сознание народов. Вновь возникали народные культуры и народные языки.
Среди образованных племен сокращалось использование французского языка, сменившего в ХVII веке латинский в качестве lingua franca (лингва франка – язык, используемый как средство межэтнического общения), который в наши дни стал в основном встречаться только в меню.
Росло стремление народов жить в национальных государствах. Это началось в 1821 году восстанием греков против турецкого господства. Сербы, румыны и болгары также стремились к отделению от Османской империи и к созданию собственных национальных государств, которых они добились в течение ХIХ века. В 1866 году произошло государственное объединение Италии, а в 1871 году – создание Германской империи.
Насколько огромным было стремление народов к национальной независимости (и оно не было ограничено только Балканами), показывает пример Норвегии. В течение 500 лет, с 1397-го, страна жила либо в союзе с Данией, либо со Швецией. В 1905 году она решилась на самостоятельность, и союз со Швецией был расторгнут. Конец Первой мировой войны принес роспуск двух многонациональных государств – Австро-Венгрии и Османской империи. Крушение коммунизма 70 лет спустя привело к тому же результату для двух последних европейских многонациональных государств – Югославии и Советского Союза.
Особенно ярким примером является чешский народ. С 895 года Богемия и Моравия относились к восточнофранкской империи, позже к Священной Римской империи немецкой нации. С 1526 года габсбургские императоры также были королями Богемии и Моравии. То есть почти 1000 лет страна жила в почти непрерывном единстве вначале с Германской, а затем с Австрийской империей. Тем не менее чехи с середины ХIХ века стремились к государственной независимости, которую они наконец получили в 1918 году. Чехословакия, как искусственное порождение договоров, подписанных в пригородах Парижа, также не оправдала себя, как и Югославия. Чехи и словаки, хоть и очень близко родственные между собой народы, не захотели жить в одном государстве. Чехи не хотели платить за словаков, а словаки не хотели терпеть опеку чехов. В 1993 году произошло разделение государства по обоюдному согласию. Тогда даже была разделена валюта.
И очевидно, что этот процесс еще не закончился.
– В Бельгии говорящие на французском языке валлонцы и говорящие на нидерландском фламандцы уже с трудом уживаются между собой. Бельгия является государством только в территориальном смысле.
– Испания борется со стремлением к автономии и независимости басков и каталонцев.
– После того как Ирландия в 1921-м вышла из Соединенного Королевства, стали расти стремления к независимости и в Шотландии. Вплоть до 1707 года Шотландия была самостоятельным королевством, но которой по Акту об унии управлял король Англии. В 1707 году – против воли большинства шотландцев – произошло полное объединение с Англией.
Взаимоотношения народов
Завершившуюся с распадом Восточного блока организацию Европы в национальные государства можно приветствовать, а можно и пожалеть о содеянном. Из краткого исторического описания истории народов Европы становится ясным, что разделение Европы на национальные государства является не задержавшимся действием ХIХ века, а созданной в 2000 годах структурой и действительностью сегодняшней Европы. Время многонациональных государств в Европе прошло. Они воспринимались малыми народами как их тюрьма, поэтому эти государства и распадались.
Для Дирка Шюмера постепенный распад Бельгии ставит вопрос о «бельгиизации Европы». Он спрашивает: «Разве государство, франкоговорящая часть которого позволяет содержать себя говорящему на нидерландском языке населению, но при этом демонстративно игнорирует его культуру и историю, не проиграло свое существование?.. Как Европа может понимать себя как система многоязычия и культурной открытости, если возле ее столицы идеологически прославляется воинствующая франкофония?» И приходит к заключению: «Нации не являются чем-то вечным, напротив, языки и традиции оказываются невероятно живучими»8.
Многие идеологи мирового сообщества и друзья объединенной Европы хотели бы отбросить национальные государства как исторически устаревшие. В единой европейской валюте их интересует прежде всего вклад, который они для этой цели надеются получить для себя. Правда, космополитический патриотизм достоин уважения как борьба за права человека, как этическая позиция9. Но моральную идентичность, которую он хочет учредить, нельзя противопоставлять идентичности народов, которую он не может также заменить. Юрген Хабермас, например, приносит в жертву историческое глубинное понятие европейского национального государства своему личному утопическому проекту, когда пишет, обращаясь с критикой Германа Люббе10: «Из закрепившейся в ХIХ веке перспективы напрашивается известный ответ «no demos»: не существует европейского народа, но политический союз, задуманный на этой идее, построен на песке. Этой интерпретации я хотел бы противопоставить лучшее: затяжная политическая фрагментация в мире и в Европе противоречит системному сращиванию мультикультурного мирового сообщества и блокирует успехи в конституционной цивилизации государственных и общественных властных отношений»11.
Хабермас упускает один решающий пункт: народы являются народами не по объективным причинам, которые могут оцениваться и корректироваться извне, а потому, что они воспринимают себя таковыми по причинам языка, культуры, этноса и общей истории. И они воспринимают себя таковыми и тогда, когда представители интеллигенции клеймят это восприятие как отсталое и традиционно чуждое цивилизации.
Центральную роль для идентичности и сплоченности народов играет язык. Единый язык необходим для международной коммуникации среди элит. Вплоть до ХVII века, а в науке еще дольше, лингва франка Европы был латинский. Для дипломатов и высшего общества Европы после Тридцатилетней войны языком общения стал французский. Но с конца ХVIII века многое изменилось. В науке господствующим языком на протяжении всего ХIХ века был немецкий язык. К 1920 году 50 % всех научных публикаций в мире выходило на немецком языке.
После Второй мировой войны лингва франка не только в мире, но и в континентальной Европе стал английский. Он является рабочим языком в большинстве крупных концернов, во всех международных организациях, в Европейской комиссии и Европейском центральном банке. Как косвенное следствие этого повсюду в Европе, в том числе во Франции и Англии, знание языка своего ближайшего соседа все больше отступает на задний план. В связи с этим снижаются также возможности и интерес участвовать в культуре соседей. Народы все больше концентрируются вокруг двух полюсов:
– Жизнь в специфической культуре собственного языкового пространства: это охватывает политику, литературу, философию, театр и большинство средств массовой информации, собственно все, что естественно в повседневном окружении.
– Участие через английский язык в международной, сформированной под англосаксонским влиянием цивилизации. Это охватывает все бо́льшие сферы труда и науки.
Совместное существование народов Европы определяется:
– все более растущим преобладанием английского при всех практических требованиях, которые ставит жизнь для всех международных видов деятельности,
– постоянно растущим незнанием о жизненном мире и национальной культуре соседей, которые говорят на другом языке.
Все это поддерживается образовательной политикой, в которой классическое общее образование, то есть знание
