Андрей Сухомлинов - Кто вы, Лаврентий Берия?: Неизвестные страницы уголовного дела
В Москве в конце 1938 года или в начале 1939 г. как-то вечером Берия спросил меня, где находятся упомянутые папки. Я ответил, что они у меня в сейфе зашиты в мешках. Он предложил принести их к нему в кабинет, что я и сделал. Когда я пришел к нему с папками, он мне сказал, что вопрос о его, якобы, службе в муссаватской разведке снова поднимается и что товарищ Сталин потребовал от него объяснение и что он должен это объяснение написать сейчас же.
С его слов я сделал набросок его объяснения но этому вопросу на имя товарища Сталина. В это объяснение были полностью переписаны указанные документы из папок, касающиеся Берия. Текст объяснения состоял из комментариев к этим документам и, насколько я припоминаю, заканчивался утверждением, что он, Берия, никогда в муссаватской разведке не работал. В этом был смысл всего объяснения.
Берия внимательно пересмотрел текст, внес некоторые уточняющие поправки, затем собственноручно переписал его начисто. При этом он торопился и посматривал на часы. Видимо, ему надо было ехать на «ближнюю». Затем он взял беловик вместе с черновиком, положил их в папку с документами и уехал, сказав, что он должен эти папки показать товарищу Сталину. С тех пор я этих папок или папку не видел.
О результатах своего доклада товарищу Сталину Берия мне ничего не говорил и я его, конечно, не спрашивал, как никогда не спрашивал о его разговорах с товарищем Сталиным. Так как после этого ничего не случилось, надо полагать, что товарищ Сталин удовлетворился объяснениями Берия.
Папки должны храниться, по-моему, или в личном архиве Берия или среди бумаг товарища Сталина. Вряд ли папки могли пропасть, так как Берия ими дорожил. Возможно, об этих папках что-нибудь знают Мамулов или Людвигов, но я этого не могу утверждать наверное.
У меня не осталось в памяти заслуживающих внимание воспоминаний о рассказах Берия о своем прошлом, о работе его в Баку. Помню, что эти рассказы были краткими и случайными. Кроме того, что написано в его биографии в Большой Советской Энциклопедии у меня сохранилась в памяти одна деталь, что Берия работал в Комиссии по экспроприации буржуазии в Баку.
Вот, примерно, что я ныне припомнил и что я счел нужным в первую очередь сказать о Берия.
Более подробные данные о Берия и моей работе с ним изложены в другом, более обширном письме, которое мною подготовлено, перепечатывается и будет представлено дополнительно.
«21» июля 1953 г.
В. Меркулов».
А вот выдержка из этого «более обширного» письма от 23 июля 1953 года. В нем уже эмоций намного больше, чем политики.
«…Хотя Вы, тов. Хрущев, сказали мне 11 июля т.г., что мне не инкриминируется моя близость в прошлом к Берия, я все же счел необходимым рассказать здесь, когда и как эта близость возникла, в чем она заключалась и как развивалась на различных этапах моих отношений с Берия.
Отрицательные черты характера Берия, о которых я выше говорил, были мне, конечно, известны, но я никогда не подозревал Берия в политической нечестности и не думал о том, что он может оказаться врагом Партии и народа, авантюристом худшего пошиба, буржуазным перерожденцем и агентом международного империализма. И однако это теперь непреложный факт, убедительно доказанный в докладе товарища Маленкова на Пленуме ЦК КПСС и в выступлениях членов Президиума ЦК.
Думая о том, что произошло, хочется проклясть день и час моего знакомства с Берия, с этим авантюристом, врагом Партии и народа, своим преступлением запятнавшим биографии десятков и сотен честных людей, которые волею сложившейся обстановки были когда-то в какой-то степени близки к нему.
Я хочу одновременно сказать Президиуму ЦК нашей партии, что на протяжении всей моей сознательной жизни я был чист перед Партией, Родиной, перед товарищем Сталиным и теперь также чист перед нынешним руководством Центрального Комитета нашей Партии.
«23» июля 1953 г.
В Меркулов».
Во всей этой истории есть один «подводный камень». И вот он. Если на протяжении 30 лет и во время следствия Берия отрицал свою измену в период Гражданской войны, то на суде он неожиданно заявил, что полностью признает себя виновным в этом. Члены судебного присутствия «на радостях» не стали глубоко вникать в этот вопрос. Хотя надо было подробно разбираться: где, что, когда, куда, зачем и почему? Судьи пошли другим путем. Признался — вот и хорошо! Остальное есть в материалах следствия. Почему Берия начал признавать свою вину в этой части? На этот вопрос уже никто не ответит. Сам он об этом, во всяком случае, не спрошен. Но не думаю, что он осознал свою вину. Берия не был настолько глуп. Что-что, а уж куда ведет обычное признание — он хорошо знал.
Думаю, дело в другом.
Действия Берия в этом эпизоде были квалифицированы по статье 58–13 УК РСФСР (ред. 1926 г.)
«Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны».
За эти действия согласно закону при смягчающих обстоятельствах допускалось снижение наказания на срок «не ниже трех лет». (Казаков вообще за это амнистировали. Помните возвращение домой Григория Мелехова из «Тихого Дона»? Он тоже был то за «белых», то за «красных».) Смягчающие вину Берия обстоятельства имелись: звание Героя Социалистического труда, пять орденов Ленина, атомный проект — это, согласитесь, немало. Да и срок прошел большой — 30 лет. По закону суд мог учесть и давность совершенного деяния. Вот Берия и пошел на эту хитрость. Признаюсь, мол, хоть в этом, остальное не устоит или простят. Дадут три года. Нормально. Во всяком случае — лучше, чем «вышка».
Кстати, признательные монологи Берия зафиксированы в протоколе довольно часто.
Так, Берия охотно разоблачает себя и клеймит позором свои действия, которые вообще не подлежат правовой оценке. Это тоже своеобразный маневр, его цель — отвлечь суд от своей главной вины — нарушений законности, преступного преследования и уничтожения невинных людей. Вот как записаны, например, в протоколе слова Берия в суде по «аморалке»: «…Самым тяжким позором для меня, как гражданина, члена партии и одного из руководителей является мое бытовое разложение, безобразная и неразборчивая связь с женщинами. Трудно представить себе все это. Пал я мерзко и низко… Я настолько падший человек, что вам трудно теперь мне верить, а мне что-либо опровергать…» (Чувствуется опять литературная обработка показаний.)
Судьи были счастливы от подобных признаний и самобичеваний и не стали всесторонне вникать в фигурирующие в обвинительном заключении такие «мелочи», как измена родине, заговор с целью захвата власти, подготовка государственного переворота в целях изменения существующего строя, реставрации капитализма и «установления в стране фашистских порядков» (именно так в 1953 г. на июльском Пленуме ЦК КПСС высказался Л. Каганович). Не говоря уже о должностных преступлениях. Зачем? Раз признался в распутстве, то все остальное само собой разумеется: изменил жене — значит, и в остальном негодяй. Как в той шутке:
«Сегодня ты не пьешь с друзьями,
А завтра Родину продашь».
Интересно, как могли поверить в это и согласиться входившие в состав специального судебного присутствия такие опытные юристы, как первый заместитель председателя Верховного суда СССР Е. Зейдин и председатель Московского городского суда Л. Громов? Хотя ответ ясен: над ними тоже довлело всемогущее «есть мнение».
Это мои предположения. А вы решайте сами. Вывод один — Берия признался в том, что был мусаватистским шпионом. Но вопросы остаются.
Что же касается второго эпизода, включенного в обвинение Берия по этой статье (ст. 58–13 УК РСФСР) — «служба в охранке меньшевистского правительства Грузии», — то надо сказать, что ничего конкретного по этому вопросу ни на следствии, ни в суде получено не было. Более того, в суде этот вопрос практически вообще не исследовался. Судьи о нем просто забыли (если не считать одного короткого вопроса Москаленко), но в приговор записали, расценив, наверное, как преступление неучастие Берия в голодовке политзаключенных в Кутаисской тюрьме и его плохое поведение в камере Метехского замка в 1920 году, о чем на следствии говорили некоторые свидетели, ссылаясь, правда, на уже ушедших или расстрелянных очевидцев.
Ну а насчет того, что «все последующие годы, вплоть до своего ареста, Берия поддерживал и расширял тайные связи с иностранными разведками», надо сказать одно: глупость — она и есть глупость.
Глава 14
РАССТРЕЛ
Все эти мои рассуждения через 50 лет на решение суда никакого влияния оказать, конечно, не могли. Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал. Более того, он подлежал немедленному исполнению.
