Николай Платошкин - Жаркое лето 1953 года в Германии
26 июня 1953 года у Дома правительства в Берлине состоялся организованный СЕПГ многочасовой митинг, участники которого скандировали: «Да здравствует правительство Германской Демократической Республики!» Это было весьма характерно: в конце июня — начале июля 1953 года именно Гротеволь, а не Ульбрихт стал первым лицом государства. Тревожным симптомом было то, что на некоторых заводах рабочие отказывались идти на митинг, ссылаясь на не отмененное еще военное положение. Кстати, советские власти предлагали отменить военное положение уже через три дня после подавления беспорядков, однако руководство ГДР просило с этим повременить.
В целом, после 17 июня население ГДР вело себя более смело и напористо в разговорах с властями. Была широко распространена точка зрения, что именно массовые демонстрации и акции протеста заставили «начальство» наконец-то прислушаться к требованиям простых людей. У самой СЕПГ было очень сложное положение, так как весь мир увидел, что нахождение партии у власти всецело зависит от советских войск. На 26 июня 1953 года из партии вышли 765 членов, и эта тенденция продолжалась[303]. Но и само партийное руководство решило основательно почистить партийные ряды, так как события 17 июня показали низкий уровень идейно-политической зрелости партийных секретарей на местах. Практически нигде активистам СЕПГ не удалось переломить ситуацию в свою пользу. К тому же после событий 16–17 июня многими партийцами овладела апатия. С другой стороны, бывшие члены СДПГ наоборот стали проявлять повышенную активность. На многих предприятиях звучали призывы организовать в партии дискуссию о социал-демократическом пути к социализму. Люди говорили, что они не против социализма как такового, но не согласны с насаждением в ГДР советских методов его достижения. Принимались даже резолюции рабочих бригад, в которых выдвигалось требование «немецкого социализма».
Руководство СЕПГ решило также провести чистку рядов и потому, что события 17 июня показали нестойкость, а подчас и враждебность тех членов партии, которые до 1945 года состояли в НСДАП и других нацистских организациях. Вступив после войны в СЕПГ, многие из них сумели сделать неплохую карьеру именно на заводах и фабриках. Так, на заводе им. Эрнста Тельмана в Магдебурге (главный очаг беспорядков в городе) 408 членов и кандидатов в члены СЕПГ были бывшими нацистами. Из них 18 были мастерами, четверо — членами руководства завода и пятеро — агитаторами. Один бывший нацист был членом райкома, а четверо возглавляли первичные парторганизации[304].
Во время проведенной во второй половине 1953 года чистки были переизбраны 60 % членов окружкомов СЕПГ и свыше 70 % первых и вторых секретарей райкомов[305]. Такого обновления партия не знала на протяжении всей истории ГДР. Примечательно, что среди исключенных из партии было много коммунистов, состоявших в КПГ до 1933 года. Например, в 5 районах Восточного Берлине таковых было 68 %, в Галле — 71 %, в Лейпциге — 59 %, в Магдебурге — 52 %. В среднем по стране почти треть исключенных или подвергнутых партийным взысканиям членов СЕПГ была старыми коммунистами[306]. Свою роль в таком положении дел играло, конечно, в первую очередь, то обстоятельство, что старые члены КПГ помнили нынешнее руководство ГДР, особенно Ульбрихта, еще партийными функционерами среднего звена и относились к его возвеличиванию весьма критически. К тому же, среди старых коммунистов Саксонии и Саксонии-Ангальт было много так называемых «брандлеристов», то есть сторонников бывшего председателя КПГ времен Веймарской республики Брандлера, считавшегося в официальной партийной истории правым уклонистом.
К сентябрю 1953 года в СЕПГ насчитывалось 1,2 млн. человек, но по оценке руководства партии основная масса членов все равно оставалась политически инертной и безынициативной. Тогда политбюро решило создать так называемый партийный актив из 150–200 тысяч членов. Это были главным образом сотрудники госучреждений и освобожденные партийные функционеры. Причем актив должны были избрать не партийные организации, а отбирать вышестоящие партийные инстанции.
И все же, несмотря на предпринятые меры, СЕПГ до конца 1953 года так и не смогла возвратить утраченное в ходе событий 16–17 июня влияние. Его ослабление проявилось и в попытках партий Демократического блока (особенно ХДС и ЛДПГ) занять в политической системе ГДР более самостоятельную нишу.
После событий 17 июня правление ЛДПГ было просто завалено письмами и телеграммами с мест, в которых рядовые члены партии требовали немедленной отставки руководства. К этим требованиям присоединились и партийные комитеты районного и окружного звена. Члены ЛДПГ настаивали на немедленной отмене закона об охране народной собственности (так как на его основании в тюрьму было посажено много мелких предпринимателей, торговцев и ремесленников), уравнивании в правах частной торговли с государственной, усилении присутствия ЛДПГ на руководящих правительственных постах и отмене решений партии, поддерживающих строительство основ социализма в ГДР.
Многие в ХДС и ЛДПГ возлагали надежду на Москву, так как, по мнению председателя ХДС Нушке, СЕПГ не извлекла никаких уроков из событий 17 июня и согласилась на «новый курс» только под давлением КПСС. Но когда 26 июня на свое заседание собралось правление ХДС, Нушке отстаивал необходимость сотрудничества с СЕПГ в проведении политики «нового курса». Он понимал, что в условиях тогдашнего международного положения и раскола Германии другой альтернативы в ГДР не было. Однако почти все члены правления не согласились здесь со своим председателем. Генеральный секретарь ХДС Геттинг, поддерживающий на заседании правления 26 июня линию Нушке, после поездки в Галле резко изменил свою точку зрения.
События 17 июня остановили отток членов из ЛДПГ и ХДС, так как многие надеялись, что в ходе осуществления «нового курса» партии Демократического блока получат дополнительные права. Обе основные некоммунистические партии даже попытались договориться между собой и создать неформальную коалицию для отстаивания своих требований в диалоге с СЕПГ.
Последняя, в свою очередь, избрала следующую тактику: чтобы отвлечь население и партии блока от политических мечтаний, необходимо было резко улучшить условия жизни большинства людей и сделать это в кратчайшие сроки. На заседании руководства Демократического блока 25 июня 1953 года Гротеволь говорил: «Любовь, как известно, идет через желудок. Еще не у всех на столе достаточно колбасы и яиц, как мы видим»[307].
Первую экстренную экономическую помощь оказал Советский Союз, причем советское руководство отреагировало на соответствующую просьбу ГДР крайне оперативно. Уже 26 июня 1953 года Совет Министров СССР принял решение о дополнительных поставках в ГДР в июле — августе 10,5 тысяч тонн сливочного масла (Гротеволь жаловался, что капиталистические страны срывают уже согласованные поставки этого продукта), 8,5 тысяч тонн животных жиров и 11 тысяч тонн растительного масла[308]. Предусматривалось также поставить в октябре — ноябре 20 тысяч тонн мяса и 1500 тонн сыра, а в конце года 7 тысяч тонн хлопка. Всего в 1953 году СССР поставил в ГДР почти 1 млн. тонн зерна. Еще в июле 1953 года правительство ГДР «выбросило» на потребительский рынок из госрезервов 69 тысяч тонн сахара, 4457 тонн мясных консервов, 85 тысяч тонн зерна и 4500 тонн мяса. Гротеволь подчеркивал, что советские поставки продовольствия во втором полугодии 1953 года будут осуществлены в кредит (общим объемом в 231 млн. рублей)[309].
Согласно решениям правительства ГДР от 24 июня 1953 года рабочим возвращались деньги, которые они недополучили из-за повышения норм выработки. Повышались тарифные оклады рабочим низших разрядов, на что правительство ГДР выделило до конца года 110 млн. марок. Восстанавливались все отмененные в начале 1953 года льготы, расширялась сеть профсоюзных здравниц и заводских поликлиник. 600 млн. марок было запланировано потратить на строительство жилья. Из государственных фондов выделялось большое количество сырья и полуфабрикатов для частных предприятий.
Но все эти меры привели бы к банкротству ГДР, если бы не пришлось коренным образом менять плановые задания первой пятилетки. Сокращались инвестиции в тяжелую промышленность, что выражалось в снижении плановых темпов ее прироста. Если по пятилетнему плану в 1955 году черная металлургия должна была вырасти на 268,4 % по сравнению с 1950 годом, то теперь этот показатель снижался до 237,3 %. Производство электроэнергии в 1955 году по сравнению с 1954 годом должно было увеличиться не на 36,5, а на 24 %[310]. Все эти меры высвободили только в 1953 году 1,4 млрд. марок, из которых 950 млн. было направлено на увеличение производства товаров народного потребления. В 1954 и 1955 годах было намечено высвободить за счет сокращения прироста тяжелой промышленности еще 2 млрд. марок[311].
