Иосиф Сталин - Том 17
Москва. ЦК ВКП. Поскребышеву.
Для Молотова. Ворошилова. Кагановича.
Первое. Шифровку о Монголии получил. Последние телеграммы сообщали об успехах, поэтому непонятно столь неожиданное и резкое ухудшение. Либо телеграммы об успехах были неправильны и авторы их вводили нас в заблуждение, либо нынешнее сообщение Охтина не вполне правильно и намеренно сгущает краски, чтобы втянуть нас в рискованное дело.
Второе. Непонятна также роль нашего военного представителя товарища Щеко. Где он, чем занят, в чем выражается его работа и почему он не информирует нас? Кто руководит и кто по правилу должен руководить операциями против повстанцев — Охтин, чекисты или Щеко? Не пора ли монгольской комиссии ЦК разобраться в этом важном вопросе? Если Щеко не годится, не пора ли заменить его более опытным военным представителем?
Третье. Считаю рискованной посылку наших войск в Монголию на основании информации Охтина, человека неопытного как в политическом, так и, особенно, в военном отношении. Монголия и Бурят-Монголия не одно и то же. Поспешное и недостаточно подготовленное решение в этом деле может развязать конфликт с Японией и дать базу для единого фронта Японии, Китая, Монголии против СССР. Было бы неправильно думать, что события в Монголии останутся секретом для внешнего мира. О них будут кричать сами монголы, китайцы, японцы, европейская пресса. Нас будут изображать оккупантами, борющимися против восстающего монгольского народа, а японцев и китайцев освободителями. Боюсь, что нынешняя обстановка в Монголии может навязать нашим войскам не свойственную им роль оккупантов, идущих против большинства населения. Мне кажется, что теперь уже поздно начинать дело с военного подавления. Формула “сначала подавить, а потом изменить политический курс” теперь уже нецелесообразна. Дело нужно начать с изменения политического курса. Этот акт должно проделать монгольское правительство. Только такой акт может создать перелом, расколоть повстанцев и вернуть монгольскому правительству утерянную политическую базу. После такого политического шага нетрудно будет изолировать и подавить крайних контрреволюционеров. При такой комбинации помощь наших хорошо замаскированных войск можно будет провести одновременно и незаметным образом.
Четвертое. Советую немедля и в самом секретном порядке вывезти из Монголии в СССР все и всякие документы, шифровки, протоколы, бумаги, свидетельствующие о работе советских людей и представителей СССР в Монголии. Это абсолютно необходимо при всяких условиях.
Сталин.
Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. С. 157–158.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 77. Л. 42–45.
Письмо Л.М. Кагановичу (ранее 12 июня 1932 года)
Здравствуйте, т. Каганович!
1) Письмо от 7-го получил. Мы не должны признать де-юре Маньчжурское государство. Настаивая на признании с нашей стороны, японцы рассчитывают поссорить нас с Китаем или с Маньчжурией: если признаем Маньчжурию — рассоримся с Китаем, если откажемся признать — рассоримся с Маньчжурским правительством. Так рассуждают японцы своим неглубоким, хотя и хитрым умом. Но эта игра не блещет большим умом. Если признание так необходимо и разумно, почему японцы сами не торопятся признать свое же собственное детище? Мы должны ответить японцам, что мы изучаем вопрос о формальном признании, а также вопрос о том, почему японцы сами не торопятся признать Маньчжурское государство. По изучении вопросов, каковое изучение, к сожалению, несколько тормозится уходом в отпуск членов сессии ЦИК, без которых вопрос о признании нельзя решать, — сообщим японцам о результатах. Об этом надо сообщить не только Хаяши (командующий Корейской армией Японии. — Ред.), но и — одновременно и обязательно — самим маньчжурам. Чтобы успокоить японцев и маньчжуров, надо заявить им одновременно, что мы в принципе не отвергали никогда и не отвергаем признание де-юре, но что практически такие вопросы не решаются одним ударом и нуждаются в изучении. Что это верно, явствует из того, что мы согласились принять консулов от Маньчжурского правительства, не допустили Литтона (Лорд Литтон, председатель комиссии Лиги Наций, созданной для изучения разногласий между Китаем и Японией. — Ред.) к Ма (Маньчжоу Го. — Ред.) и ведем линию строгого нейтралитета. И т. д. в этом роде.
2) ПБ, видимо, не учитывает больших изменений, происшедших в последнее время в международном мире. Самое важное из этих изменений состоит в том, что влияние САСШ начало падать как в Китае — в пользу Японии, так и в Европе (особенно после прихода к власти Фон-Папена) — в пользу Франции. Это — очень важное обстоятельство. В связи с этим САСШ будут искать связи с СССР. И они уже ищут их. Одно из доказательств — приезд Ланкастера, представителя одного из самых сильных банков Америки. Учтите это новое обстоятельство.
Привет.
И. Сталин.
Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. С. 158–159.
РГАСПИ Ф. 81, Оп. 3. Д. 100. Л. 142–145.
ПРИМЕЧАНИЕ
16 июня 1932 года ПБ поручило генеральному консулу СССР в Харбине М.М. Славуцкому дать Охаси (министр иностранных дел Маньчжоу Го) такой ответ: “Совпра в настоящее время изучает вопрос о формальном признании Манчжуго, а также в связи с этим и факт непризнания Манчжуго со стороны Японии. По изучению вопроса, каковое изучение, к сожалению, тормозится уходом в отпуск в летнее время членов ЦИК, без которых нельзя принять решения по этому вопросу, — мы сообщим о результатах. Совпра в принципе никогда не отвергало и не отвергает признания Манчжуго де-юре, но практически такие вопросы не решаются сразу. Что это так, явствует из отношения Совпра к Манчжуго. Манчжуго может судить об этом по политике Совпра на КВЖД, по факту нашего согласия на назначение маньчжурских консулов в СССР и по нашей линии строгого нейтралитета, нашедшего свое выражение, в частности, в отношении Совпра к комиссии Литтона, желавшей проехать к Ма через советскую территорию”. Славуцкому поручалось одновременно сообщить этот ответ непосредственно маньчжурам, а А.А. Трояновскому (советский полпред в Японии. — Ред.) — японскому правительству.
Телеграмма Л.М. Кагановичу, В.М. Молотову 12 июня 1932 года
Москва. ЦК ВКП. Поскребышеву.
Для Молотова. Кагановича.
Насчет предложения нанкинцев о пакте ненападения согласен с вами. Если Ван сделает письменное предложение, пришлите копию по телеграфу.
Сталин.
Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. С. 160.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 77. Л. 54.
ПРИМЕЧАНИЕ
16 июня 1932 года ПБ приняло предложения Молотова и Кагановича, сформулированные ими в телеграмме Сталину 12 июня:
“Тов. Сталину. 1) Из известных Вам достоверных источников известно, что Нанкин решил восстановить отношения с нами. Нанкин решил вступить с нами в переговоры о заключении договора о ненападении. Нанкин считает, что восстановление дипломатических отношений будет иметь место путем подписания договора о ненападении. Оставшемуся в Москве чиновнику китайской делегации Вану поручено в порядке “личного мнения, секретно и неофициально” выяснить мнение Совпра. Очевидно, во исполнение этой инструкции Ван обратился в НКИД к заведующему Дальневосточным отделом Козловскому с просьбой о приеме.
2) Считаем, что решение Нанкина в основном определяется опасениями нашего сближения с Манчжуго. Восстановление отношений да еще путем подписания пакта о ненападении будет ставить своей целью затруднить нам установление нужных нам отношений с Манчжуго. Можно быть уверенным, что китайцы прямо включат в пакт о ненападении какие-либо пункты, прямо связывающие нас в нашей маньчжурской политике.
3) Считаем целесообразным, чтобы сейчас Козловский уклонился от свидания с Ваном, а Вана направить к сотруднику отдела, который предложит Вану, если у него будут запросы, сделать их письменно”.
В дополнение к этому решению 29 июня 1932 года ПБ разрешило Б.И. Козловскому заявить Вану, если тот поставит вопрос о пакте и признании, что, по его мнению, Советское правительство “не будет возражать против немедленного восстановления отношений без всяких условий, после чего пакт о ненападении придет как естественный результат восстановления отношений”.
Телеграмма Л.М. Кагановичу 12 июня 1932 года
Москва. ЦК ВКП. Поскребышеву.
Для Кагановича и других членов ПБ.
Вношу в Политбюро четыре предложения:
