Борис Соколов - Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой
Уничтожая миллионы евреев, нацисты в условиях военного времени лишали германскую экономику миллионов рабочих рук, которые вполне можно было использовать, пусть даже на подневольной основе. «Окончательное решение» порой затрудняло снабжение армии, так как еврейских ремесленников не всегда можно было быстро заменить. Не случайно по просьбе военного командования и оккупационной администрации зондеркоманды до поры до времени щадили евреев-ремесленников, работавших для нужд армии. Казалось бы, с рациональной точки зрения для национал-социалистов выгоднее было бы согнать евреев Европы в трудовые лагеря, где они могли бы работать для увеличения военно-экономического потенциала Рейха. Гитлер прекрасно понимал все невыгоды «окончательного решения» как в экономическом, так и пропагандистском отношении. Однако он питал просто мистическую, звериную, необоримую ненависть к евреям и предпочел пойти по пути их полного уничтожения, несмотря на все очевидные риски и невыгоды подобного образа действий. Уничтожение евреев в его сознании неразрывно связывалось с торжеством германской расы. Фюрер проповедовал лозунг: «Евреи должны погибнуть, чтобы жили немцы, чтобы жила Германия». Трагедия мирового еврейства и всего человечества заключалась в том, что бессмысленное с точки зрения здравого рассудка и бесчеловечное «окончательное решение» осуществлялось вполне рациональными и даже оптимальными методами в плане уничтожения в кратчайшие сроки максимального числа людей.
Следует признать, что антиеврейские лозунги нацистов падали на благодатную почву традиционного антисемитизма. Евреев винили и в поражении 1918 года, и в последовавшей за ним революции, и в тяготах репарационных выплат, особенно из-за связей с «еврейской плутократией» Англии, Франции и США. При этом в Германии к евреям все же относились менее жестоко, чем в родной Гитлеру Австрии. Принятые в 1935 году так называемые Нюрнбергские законы предоставляли всю полноту политических и юридических прав только гражданам Рейха, которые обязаны были документально доказать, что в их жилах течет немецкая кровь. Евреи же лишались политических и большинства имущественных прав и объявлялись только «подданными Рейха». Один из законов, «об охране немецкой крови и немецкой чести», запрещал браки и сексуальные связи между евреями и неевреями. Однако в Рейхе вплоть до «хрустальной ночи» ноября 1938 года, спровоцированной убийством советника германского посольства в Париже еврейским юношей — эмигрантом из Германии, прямому преследованию, связанному с неприкрытым насилием, евреев еще не подвергали. В Австрии же сразу после аншлюса в марте 1938 года жители Вены выгнали евреев на улицы и, издеваясь, заставили их мыть с мылом тротуары. С началом же Второй мировой войны, как мы помним, был осуществлен переход к политике «окончательного решения еврейского вопроса», имевшей своей конечной целью полное физическое истребление евреев Европы. Задачу удалось выполнить наполовину, истребив 6 из 12 миллионов евреев.
Жупел «еврейской угрозы» должен был послужить оправданием для германского народа в развязывании Гитлером Второй мировой войны. Еще 30 января 1939 года Гитлер сделал зловещее предупреждение: «Если международным еврейским финансовым кругам в Европе и за ее пределами удастся снова втянуть народы в мировую войну, то ее результатом станет не большевизация мира и, следовательно, триумф еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе». А 21 марта 1943 года, уже после Сталинграда и Эль-Аламейна, фюрер демагогически утверждал: «Вечное еврейство навязало нам эту жестокую и беспощадную войну».
Если до начала Второй мировой войны нацисты всерьез обсуждали проекты депортации германских евреев на Мадагаскар или в какую-либо другую азиатскую или африканскую страну, то условия военного времени были сочтены как весьма благоприятные для более радикальных действий. Особенно удобной была обстановка на Восточном театре военных действий, где не действовали никакие международные конвенции об обращении с военнопленными и жителями оккупированных территорий и не было никаких наблюдателей и корреспондентов из нейтральных стран. Шедшие сразу же вслед за наступающими частями вермахта эйнзатцгруппы и зондеркоманды СД (службы безопасности) сразу же выявляли всех евреев на занятой территории, в чем им активно помогала значительная часть местных жителей, и расстреливали их. Глава Германского трудового фронта Роберт Лей заявил еще в мае 1942 года в Карлсруэ: «Необходимо не просто изолировать человечество от еврейского недуга — евреи должны быть истреблены».
2 апреля 1941 года, накануне похода против России, Гитлер вызвал будущего рейхсминистра оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга и информировал его о планах «окончательного решения» еврейского вопроса путем полного истребления евреев Европы. Оккупированным территориям СССР в этом деле отводилась особая роль. Сюда, подальше от глаз общественности, собирались депортировать евреев Западной Европы, чтобы всех уничтожить. После двухчасовой беседы ужаснувшийся планам Гитлера Розенберг только и смог записать в дневнике: «Сегодня я не могу писать об этом, но я этого никогда не забуду». А 20 мая 1941 года в отделе IV В4 СД Адольф Эйхман получил указания, что «в скором времени предстоит окончательное решение еврейского вопроса», в связи с чем всем полицейским подразделениям предписывалось не допустить эмиграции евреев из Рейха и оккупированных территорий Западной Европы. Впоследствии на оккупированную советскую территорию депортировали для уничтожения евреев из Германии, Польши и стран Западной Европы. Всего здесь погибли почти 2 миллиона примерно из 6 миллионов истребленных нацистами евреев.
На оккупированных территориях политика нацистов по отношению к евреям встречала поддержку среди значительной части местного населения, которому в подавляющем большинстве была свойственная та или иная степень антисемитизма. Например, руководитель советского подполья Могилева Казимир Мэттэ признавал: «В первые месяцы оккупации немцы физически уничтожили всех евреев. Этот факт вызвал много различных рассуждений. Самая реакционная часть населения, сравнительно небольшая, полностью оправдывала это зверство и содействовала им в этом. Основная обывательская часть не соглашалась с такой жестокой расправой, но утверждала, что евреи сами виноваты в том, что их все ненавидят, однако было бы достаточно их ограничить экономически и политически, а расстрелять только некоторых, занимавших ответственные должности. Остальная часть населения — советски настроенная — сочувствовала и помогала евреям во многом, но очень возмущалась пассивностью евреев, так как они отдавали себя на убой, ни сделав ни одной, хотя бы стихийной попытки выступления против немцев в городе или массового ухода в партизаны. Кроме того, и просоветски настроенные люди отмечали, что очень многие евреи до войны старались устроиться на более доходные и хорошие служебные места, установили круговую поруку между собой, часто позволяли нетактичное отношение к русским, запугивая привлечением к ответственности за малейшее выступление против еврея и т. д. «И вот теперь евреи тоже ожидают помощи от русских Иванов, а сами ничего не делают», — говорили они. Общий же вывод у населения получился таков: как бы немец не рассчитался со всеми так, как с евреями. Это заставило многих призадуматься, внесло недоверие к немцам». Подобные антиеврейские настроения преобладали среди значительной части населения Польши, Украины, Белоруссии и Прибалтики, входивших прежде в пресловутую «черту оседлости» в Российской империи, восточнее которой евреям селиться было запрещено. Это облегчало проведение «окончательного решения».
Сначала уничтожение евреев осуществлялось в глубокой тайне даже от ряда высших чиновников Рейха. Но 6 октября 1943 года Гиммлер, выступая перед гаулейтерами и рейхслейтерами в Познани, несомненно, по поручению Гитлера, решил, что пришла пора ввести их в курс программы уничтожения еврейства, чтобы сделать их безусловными соучастниками геноцида. Рейхсфюрер говорил проникновенным, задушевным голосом, но от услышанного у собравшихся мороз пробежал по коже: «Я хочу откровенно поговорить с вами об очень серьезном деле. Сейчас, между собой, мы можем говорить о нем вполне открыто, но никогда не стану говорить об этом публично. Точно так же, как, повинуясь приказу, мы, выполняя свой долг, 30 июня 1934 года ставили к стенке заблудших товарищей (имеется в виду убийство Рема и его сторонников. — Б. С.), — но никогда не говорили и не станем говорить об этом. Наш природный такт побуждал нас никогда не касаться этой темы. Каждый из нас ужасался, но в то же время понимал, что в следующий раз, если это будет необходимо, он поступит так же.
Сейчас речь идет о депортации и об истреблении еврейской нации. Звучит это просто: «Евреи будут уничтожены». И все члены нашей партии, безусловно, скажут так: «Искоренение евреев, истребление их — это один из пунктов нашей программы, и он будет выполнен».
