Инна Соболева - Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года
Толстой мучительно переживал отступление, связывал его с засильем иностранцев в руководстве армией. Его слова, сказанные одному из любимцев царя: «Для вас Россия – мундир, вы его наденете и снимете. А для меня она моя кожа», с болью, как свои, повторяли сотни русских офицеров. В Бородинском сражении он сам водил свой корпус в штыки. Его солдаты ни на шаг не сдвинулись с занятых позиций. В бою под Красным Остерман-Толстой был ранен, но поле боя не покинул. Под Бауценом он остановил отступающий гренадерский полк, повел его в контратаку и снова был тяжело ранен. И снова, не долечившись, вернулся в строй. В сражении под Кульмом, когда вёл своих солдат в контратаку, ему оторвало левую руку Но он в очередной раз доказал: его не зря называют неустрашимым, не зря говорят, что для него нет невыполнимых задач. Потому что задача, которая стояла перед ним и подоспевшим ему на помощь Ермоловым, объективно как раз и была невыполнимой. Задержав вдвое превосходящего противника, отразив бессчётное число атак корпуса прославленного генерала Вандама, дождавшись подхода главных сил под командованием Барклая-де-Толли, Остерман-Толстой и Ермолов предотвратили уже казавшийся неизбежным распад коалиции, сорвали план Наполеона – окружить союзную армию не удалось, она перешла в наступление.
Русские не просто выстояли, не просто победили, они взяли в плен генерала Доменика Жозефа Рене Вандама. Его пожелал допросить сам Александр I, он обвинил Вандама в грабежах и реквизициях, на что пленный генерал, с издёвкой глядя в глаза самодержцу, ответил: «По крайней мере меня не могут обвинить в убийстве своего отца».
Исход сражения при Кульме Михайловский-Данилевский описывал так: «Государь объезжал всё поле и оказывал раненым возможное пособие. Он благодарил полки за храбрость и приветствуем был громогласными восклицаниями. Радость изображалась на лице его, это было первое совершенное поражение врагов, при котором он лично присутствовал. Он до конца жизни своей говаривал о нём с особенным удовольствием… Кульмское сражение было для него всегда любимым предметом воспоминаний». Но это так, эмоции, а на деле поражение Вандама заставило Наполеона направиться в сторону Лейпцига, чтобы самому не быть окружённым.
Именно под Лейпцигом с 16 по 19 октября непримиримо сражались армии почти всех европейских государств, в общей сложности больше полумиллиона человек: сто восемьдесят пять тысяч французов против трёхсот тридцати трёх тысяч солдат коалиции. Пришло время побеждать числом, а не умением. Против такого превосходства даже гений Наполеона оказался бессилен… Это сражение вошло в историю как Битва народов.
В распоряжении союзников было четыре армии: Богемская – под командованием Шварценберга, Силезская – под командованием Блюхера, Северная – под началом бывшего наполеоновского маршала Бернадота и Польская, которой командовал генерал Беннигсен, к тому времени уже смещённый императором Александром с поста главнокомандующего русскими войсками.
К началу сражения армии Бернадота и Беннигсена ещё не успели подойти к Лейпцигу, Наполеон рассчитывал уничтожить их поодиночке, не дав соединиться с главными силами. Но его сведения о местоположении этих армий оказались неточными. Они успели подойти к Лейпцигу быстрее, чем он мог предполагать.
А российский император приехал на поле предстоящего боя ранним утром. Тогда-то он и узнал, что главнокомандующий союзными силами распорядился поставить русские полки в очень невыгодную позицию. Александр решительно заявил, что князь Шварценберг может ставить туда австрийцев, но ни одного русского там не будет. Прошло всего несколько часов, и стало ясно, что царь правильно оценил положение: австрийские части, стоявшие на предназначенной для русских позиции, были опрокинуты, а их командир, генерал Мерфельд, попал в плен.
Первую половину дня битва шла с переменным успехом. Атаки сменялись контратаками. Противники не уступали друг другу в мужестве и твёрдом желании победить любой ценой. К середине дня Наполеон подготовил плацдарм для решительного наступления. Преследуя бегущих, французы оказались в восьмистах шагах от ставки союзных государей. Успех ошеломляющий! И вот тут командование союзниками взял на себя Александр I. Он раньше других понял, что в битве наступил критический момент, и (сам, не советуясь с командующим армией!) приказал послать в бой артиллеристов Ивана Онуфриевича Сухозанета, дивизию Николая Николаевича Раевского, входившую в состав армии Шварценберга, и прусскую бригаду фельдмаршала Фридриха Клейста. Александр приказал бросить в бой даже свой казачий лейб-конвой, который во главе с героем Тарутинского сражения графом Василием Васильевичем Орловым-Денисовым отчаянно кинулся на французских кирасир и повернул их вспять.
Этот приказ Александра Павловича доказал, что широко распространённое мнение, будто русский император вовсе не разбирается в военном деле, не вполне справедливо. Похоже, уроки Наполеона не пропали даром. Именно вовремя полученный приказ государя позволил Сухозанету развернуть орудия, огонь которых успешно отражал атаки французской конницы до подхода подкреплений.
Василий Васильевич Орлов-Денисов
Французам пришлось прекратить атаки. Но победителя первый день сражения так и не выявил. На поле боя осталось около семидесяти тысяч человек…
Ночью к Лейпцигу подошли войска Бернадота и Беннигсена. Наполеон понял: такой могучей силе он противостоять не сможет. И он отпускает пленного генерала Мерфельда с просьбой передать противникам предложение перемирия на тех же условиях, что три месяца назад. На этот раз союзники не удостоили императора ответом. Возможно, предложение перемирия было серьёзным психологическим просчётом Наполеона: противники решили, что раз уж император первым предлагает мир, значит, он не верит в свою победу, значит, французы слабы.
Следующим утром обе стороны убирали раненых и хоронили убитых (войны ещё не стали так бесчеловечны, как это будет в XX веке).
На другой день русские дрались отчаянно. Не уступали им и французы. Деревни переходили из рук в руки по нескольку раз, одни штурмовали, другие защищали каждый дом, каждую улицу. Наполеон бросил в бой Старую гвардию, которую берёг даже в битве за Москву. Он сам повел гвардейцев в атаку. Казалось, победа близка, казалось, неприятельские линии готовы рассыпаться, как вдруг, в самый разгар битвы, саксонцы, сражавшиеся в рядах наполеоновских войск, повернули оружие против французов. Вслед за саксонцами Наполеону изменили вюртембергские и баденские полки. Удар был неожиданный, предательский. «Страшная пустота зазияла в центре французской армии, точно вырвали из неё сердце», – писал о последствиях этой измены Дмитрий Сергеевич Мережковский.
И всё-таки французы продолжали сражаться. К концу дня они не уступили ни одной позиции. Но Наполеон понимал: ещё один день его солдатам не выстоять. И приказал отступать. Утром союзники, чья победа была непоправимо запятнана изменой, двинулись на Лейпциг. Потом был приступ, жестокий и беспощадный, потом отступление французов через реку Эльстер, взрыв единственного моста, гибель тринадцати тысяч не успевших переправиться на другой берег. В числе погибших был и маршал Понятовский.
В Битве народов французы потеряли убитыми, ранеными и пленными почти шестьдесят тысяч человек, союзники – пятьдесят тысяч, из них двадцать три тысячи русских. Тот, для кого эта цифра – не просто статистика, сам решит для себя, кто, Кутузов или Александр, был прав в споре, прекращать войну, изгнав Наполеона за пределы России, или идти освобождать Европу…
Тем не менее победа союзников была полной. Вся Германия, столько лет покорная завоевателям, восстала. Европа, которую Наполеон огнём и мечом собрал под своей властью, снова распалась. Ему так и не удалось сделать её единой…
Князь Шварценберг, узнав об отступлении Наполеона за Рейн, составил маршрут движения союзных войск так, чтобы его патрон, император Франц, первым въехал в древний Франкфурт. Поведение, вполне для союзников типичное. Однако австрийский фельдмаршал недооценил русских. Они узнали о его затее, и она им очень не понравилась. Чтобы поставить на место австрийцев, всё больше претендовавших на главную роль в коалиции, пришлось поторопиться. И Александр за сутки до намеченного триумфального въезда во Франкфурт императора Франца сам въехал в город с семью с половиной тысячами кавалеристов. На следующий день он как гостеприимный хозяин встречал обескураженного Франца в имперском Франкфурте.
Несмотря на отчаянное сопротивление французов, союзники хоть и медленно, но приближались к границам Франции.
Через пять дней после поражения под Лейпцигом Наполеон принял маршала Иоахима Мюрата. Напомню, тот был не только любимцем, которого император одарил сверх всякой меры, сделал Неаполитанским королём, Мюрат был ещё и родственником, мужем сестры Наполеона Каролины. Казалось, уж если с кем и можно быть откровенным, так это с ним. И император, ничего не скрывая, рассказал любимому зятю о ситуации, в которой очутился. Мюрату показалось, что император пал духом. Впервые за долгие годы их знакомства. Неаполитанский король посочувствовал, заверил в своей неизменной преданности и откланялся. Но, как известно, крысы первыми бегут с тонущего корабля.
