Владимир Устинов - Обвиняется терроризм
Терроризм — особый вид войны
К используемым террористами способам организации военных формирований относятся вербовка профессиональных военных (наемников) и применение тактических военных приемов при столкновениях с полицией или армией. Прежде всего различные террористические формирования овладевают методами партизанской борьбы. В ответ заметим, что в будущем характер ведения противопартизанских и противоповстанческих действий станет все более приобретать антитеррористическую направленность, в которой не содержится традиционных правил и определенных национальных границ.
Основываясь на обнародованных Госдепартаментом и министерством юстиции США данных, можно сказать, что бен Ладен использовал членов Аль-Каиды, а также завербованных ею террористов для фактического начала открытой войны, давно объявленной им США. Теперь в этом мало кто сомневается.
Наконец, очевидная интернационализация террористических группировок, выражающаяся во взаимной помощи друг другу при подготовке боевиков, в приобретении оружия, создании смешанных отрядов, получении финансовой поддержки и в координации действий при осуществлении террористических акций, дала основание говорить о терроризме как «конфликте малой интенсивности» — своего рода особом виде войны.
Гипотетически логично идти еще дальше и характеризовать терроризм как «войну XX–XXI веков». Египетский политолог М. Саид-Ахмед отмечал: «Террористическое развитие, достигшее непредвиденных уровней в военной области, привело к тому, что война в классическом смысле слова стала невозможна, если не абсурдна. Поскольку абсурдность войны не означает окончание конфликта, борьба теперь грозит принять другие формы. Терроризм может рассматриваться как продолжение войны, а не только как проведение враждебной политики «другими средствами»».
Однако вряд ли можно поставить полный знак равенства между наказанием за развязывание войны и наказанием за терроризм. Уравнивание в отношении локальных конфликтов может привести к оправданию любого самого жесткого ответа государства, при том, что силы сторон заведомо не равны. Кроме того, ответ государства может затронуть широкие слои гражданского населения, часть которого симпатизирует террористам в силу своих политических взглядов, религиозных убеждений или просто родственных связей, но и относится отнюдь не негативно к «обиженному» государству. Поэтому необходимо провести четкие, зримые границы между войной и терроризмом как формами насильственных конфликтов.
Будучи разными формами идеологически мотивированного насилия, имеющего целью прямо или косвенно воздействовать на власть, терроризм и война обычно разграничиваются по степени интенсивности и масштабности насилия, но эти признаки внешние и, как показали последние события XX-XXI веков, весьма условные. Анализ некоторых определений терроризма дает представление о проблемах, существующих в вопросе разграничения его с различными формами войны. С точки зрения тактики войну определяют как «конфронтацию между двумя и более автономными группами, которая вызывает санкционированные организованные, растянутые по времени военные действия. В эти действия вовлечена вся группа или, в большинстве случаев, ее часть, в целях улучшения своего материального, территориального, социального, политического или психологического состояния, или, в целом, реализуя шансы на выживание». Или более кратко, как формулирует К. Клаузевиц: «война — это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю».
Однако эта дефиниция по многим показателям с одинаковым успехом может быть применена и к террористической деятельности.
Если воспользоваться тезисом К. Клаузевица о том, что война, как и терроризм, — продолжение политики другими средствами, то определяя терроризм с точки зрения его криминологической сущности, можно попытаться обозначить его достаточно «свежей» формулой: «терроризм — это умышленное уничтожение, повреждение, захват какого-либо объекта, включая физических лиц, либо иные насильственные действия в отношении них или угроза совершения таких действий, сопровождаются одновременным выдвижением политических, экономических или других социально значимых требований». Фактически аналогичной характеристикой могут быть обозначены и военные действия, с той лишь разницей, что приведенная формула призвана характеризовать терроризм в качестве нелегитимного насилия, война же (без учета ее мотивации) традиционно считается высшей опасной формой легитимного насилия. Вместе с тем террористическое насилие не равнозначно военному. Все эти концепции и формулировки нам неоднократно понадобятся для понимания всех разных аспектов терроризма на Северном Кавказе, в Афганистане, в Старом и Новом Свете.
В Шанхайской Конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом от 15.06.2001 года под терроризмом понимается «деяние, направленное на то, чтобы вызвать смерть какого-либо гражданского лица или любого другого лица, не принимающего активного участия в военных действиях в ситуации вооруженного конфликта, или причинить ему тяжкое телесное повреждение, а также нанести значительный ущерб какому-либо материальному объекту, равно как организация, планирование такого деяния, пособничество его совершению, подстрекательство к нему, когда цель такого деяния в силу его характера или контекста заключается в том, чтобы запугать население, нарушить общественную безопасность или заставить органы власти либо международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения». (Сохраняю не только суть, но и всю витиеватость формулировки.)
В политологическом словаре терроризм характеризуется как «метод политической борьбы, который состоит в систематическом применении ничем не ограниченного, не связанного с военными действиями насилия, преследующего цель устрашения и подавления политических и других противников». Терроризм включает совершение убийств политических деятелей, служащих государственных ведомств и рядовых граждан, организацию взрывов, нападений на банки, склады оружия, угон самолетов и т. д. Террористы рассчитывают, главным образом, на психологический эффект своих действий, а не на военно-стратегическую победу. У военных стратегов и стратегов терроризма — разные цели-задачи, хотя методы могут часто быть общими. А методы для них «оправдывают действия».
Но если на межгосударственном уровне существует определенный консенсус в том, например, какие акты считать прямой агрессией, а какие — международным терроризмом, то в ситуации с внутренним терроризмом по отношению к внутреннему вооруженному конфликту дело обстоит гораздо сложнее.
Отсутствуют правила, определяющие, что запрещено и что позволено в нетрадиционной войне. Часто одинаковые санкции применяются государством в отношении террористов и партизан, которые знают, что наказание им будет одинаковым, но при этом они также осознают, что зачастую террористическая деятельность связана с меньшим риском и меньшими затратами, чем партизанская борьба с соблюдением всех законов и обычаев ведения войны, но, как правило, гораздо более эффектна по своим последствиям. В таком положении партизаны часто прибегают к тактике террористов.
В этом случае задача заключается в том, чтобы предоставить партизанам альтернативу: установить критерии разграничения правил ведения партизанской борьбы и терроризма, определить, что становится легитимным (с точки зрения международных стандартов), а что нет. Тем самым будет необходимо создание единого «шаблона», по которому следовало бы оценивать действия участников всех вооруженных конфликтов.
Первоначально термин «партизанская война» использовался для описания военных операций, осуществлявшихся нерегулярными войсками в тылу вражеской армии или местными жителями против оккупационных сил. Партизанская война — это длительная изнуряющая война, с прогрессирующим ростом насилия, с размытыми границами, подвижной линией соприкосновения, делающая акцент на человеческий фактор. В ходе войны партизаны становятся регулярными военными вплоть до победы или поражения одной из сторон. Не случайно во многих странах сейчас террористы предпочитают называть себя партизанами, тем самым претендуя на видимую легитимность собственных действий. Значительную роль в поэтизации образа партизан сыграла литература. Достаточно вспомнить «Хаджи Мурата» Льва Толстого, «По ком звонит колокол» Эрнеста Хемингуэя или «Шуаны» Оноре де Бальзака, чтобы понять причины достаточно привычного и вполне лояльного восприятия общественностью самого понятия «партизанская война».
Но события последних десятилетий XX столетия внесли свои коррективы в традиционную оценку действий партизан. Термин «партизанская война» стал применяться без разбора ко многим видам революционных войн и террористических актов (захват самолетов, похищение людей). Игнорируется то, что и партизанская борьба, и террористическая деятельность, как способы организации и проведения военных операций, заведомо более слабым противником (по численности, снаряжению и т. п.) в отношении объективно значительно более сильного (государства) противоборца, — всего лишь тактика и пропагандистский метод.
