Иосиф Сталин - Том 3
Милюков. Нота есть не мое личное мнение, а мнение всего Временного правительства. Вопрос о внешней политике сводится к вопросу о готовности к выполнению наших обязательств в отношении союзников. Мы связаны с союзниками… Нас вообще расценивают как силу, годную или негодную для определенных целей. Стоит показаться слабыми, — и отношения ухудшатся… Отказ от аннексии чреват поэтому опасностями… Нам нужно ваше доверие, дайте нам его, и тогда в армии будет энтузиазм, тогда у нас пойдет наступление в интересах единства фронта, тогда мы нажмем на немцев и отвлечем их от французов и англичан. Этого требуют наши обязательства в отношении союзников. Вы видите, — закончил Милюков, — что при таком положении вещей, при нашем желании не нарушать к нам доверия со стороны союзников, нота не могла быть иной, чем она есть.
Таким образом, длинные речи министров свелись к нескольким коротким положениям: страна переживает тяжелый кризис, причины кризиса — революционное движение, выход из кризиса — обуздание революции и продолжение войны.
Выходило так, что для спасения страны необходимо: 1) обуздать солдат (Гучков), 2) обуздать крестьян (Шингарев), 3) обуздать революционных рабочих (все министры), срывающих маску с Временного правительства. Поддержите нас в этом трудном деле, помогайте вести наступательную войну (Милюков), — и тогда все будет хорошо. Иначе — уйдем.
Так говорили министры.
Крайне характерно, что эти архиимпериалистические и контрреволюционные речи министров не встретили отпора со стороны представителя большинства Исполнительного комитета, Церетели. Напуганный резкой постановкой вопроса со стороны министров, потеряв голову перед перспективой ухода министров, Церетели в своей речи стал упрашивать их пойти на возможную еще уступку, издав “разъяснение”[17] ноты в желательном духе, хотя бы для “внутреннего употребления”. “Демократия, — говорил он, — всей энергией будет поддерживать Временное правительство”, если оно пойдет на такую в сущности словесную уступку.
Желание замазать конфликт между Временным правительством и Исполнительным комитетом, готовность идти на уступки, лишь бы отстоять соглашение, — такова красная нить речей Церетели.
В совершенно противоположном духе говорил Каменев. Если страна стоит на краю гибели, если она переживает хозяйственный, продовольственный и пр. кризисы, то выход из положения не в продолжении войны, которое только обостряет кризис и способно пожрать плоды революции, а в скорейшей ее ликвидации. Существующее Временное правительство по всем видимостям не способно взять на себя дело ликвидации войны, ибо оно стремится к “войне до конца”. Поэтому выход — в переходе власти в руки другого класса, способного вывести страну из тупика…
После речи Каменева с мест министров раздались возгласы: “В таком случае возьмите власть”.
“Правда” № 40, 25 апреля 1917 г.
Подпись: К. Сталин
VII (апрельская) конференция РСДРП (большевиков) 24–29 апреля 1917 г
Товарищи! То, что предлагает Бубнов, имеет в виду и резолюция тов. Ленина. Тов. Ленин не отбрасывает массовых выступлений, демонстраций. Но не в этом теперь дело. Разногласие — в вопросе о контроле. Контроль предполагает контролирующего и контролируемого и некоторое соглашение контролирующего с контролируемым. Был контроль, было соглашение. Что дал контроль? Ничего. После выступления Милюкова (19 апреля) особенно ясна его призрачность.
Гучков говорит: “Я смотрю на революцию, как на средство лучше воевать, сделаем маленькую революцию для большой победы”. Но теперь в армию проникли пацифистские идеи, и воевать нельзя. И правительство говорит нам: “Уничтожьте пропаганду против войны, иначе мы уйдем”. По аграрному вопросу правительство также не может идти навстречу интересам крестьян, интересам захвата последними помещичьих земель. Нам говорят: “Помогите нам обуздать крестьян, иначе мы уйдем”.
Милюков говорит: “Необходимо соблюдать единство фронта, нам необходимо наступать на противника, вдохните энтузиазм в солдат, иначе мы уйдем”. И после этого нам предлагают контроль. Это смешно! Вначале Совет депутатов намечал программу, а теперь намечает ее Временное правительство. Союз, заключенный Советом и правительством на другой день после кризиса (выступление Милюкова), означает, что Совет пошел за правительством. Правительство наступает на Совет. Совет отступает. Говорить о контроле Совета над правительством после этого — значит говорить впустую. Вот почему я предлагаю поправку Бубнова о контроле не принимать.
Впервые напечатано в книге: Петроградская общегородская и Всероссийская конференции РСДРП(б) в апреле 1917 г. М.—Л., 1925
2. ДОКЛАД ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ ВОПРОСУ 29 апреляСледовало бы представить пространный доклад по национальному вопросу, но ввиду того, что времени мало, я должен сократить свой доклад.
Прежде чем приступить к проекту резолюции, необходимо установить некоторые предпосылки.
Что такое национальный гнет? Национальный гнет — это та система эксплуатации и грабежа угнетенных народов, те меры насильственного ограничения прав угнетенных народностей, которые проводятся империалистическими кругами. Все это в целом дает картину той политики, которую принято называть политикой национального гнета.
Первый вопрос — каковы те классы, опираясь на которые та или иная власть проводит свою политику национального гнета? Для решения этого вопроса необходимо понять, почему в различных государствах существуют различные формы национального гнета, почему в одном государстве национальный гнет более тяжел и груб, чем в другом. Например, в Англии и в Австро-Венгрии национальный гнет никогда не принимал погромных форм, но он существовал в виде ограничений национальных прав угнетенных народностей. Между тем в России он принимает нередко форму погромов и резни. В некоторых же государствах специальных мер против национальных меньшинств вовсе не имеется. Например, нет национального гнета в Швейцарии, где живут свободно французы, итальянцы, немцы.
Чем же объяснить различное отношение к национальностям в различных государствах?
Различием в степени демократизма этих государств. Когда во главе государственной власти в России в прежние годы стояла старая земельная аристократия, национальный гнет мог принимать и действительно принимал безобразные формы резни и погромов. В Англии, где имеется известная степень демократизма и политической свободы, национальный гнет имеет менее грубый характер. Что касается Швейцарии, то она приближается к демократическому обществу, и в ней нации имеют более или менее полную свободу. Одним словом, чем демократичнее страна, тем слабее национальный гнет, и наоборот. А так как под демократизацией мы подразумеваем наличие определенных классов, стоящих у власти, то с этой точки зрения можно сказать, что чем ближе к власти старая земельная аристократия, как это было в старой царистской России, тем сильнее гнет и тем безобразнее его формы.
Однако, национальный гнет поддерживается не только земельной аристократией. Наряду с ней существует другая сила — империалистические группы, которые методы порабощения народностей, усвоенные в колониях, переносят и внутрь своей страны, и таким образом становятся естественными союзниками земельной аристократии. За ними идут мелкая буржуазия, часть интеллигенции, часть рабочей верхушки, которые тоже пользуются плодами грабежа. Таким образом, получается целый хор социальных сил, поддерживающих национальный гнет, во главе которых стоит земельная и финансовая аристократия. Для создания действительно демократических порядков необходимо, прежде всего, расчистить почву и убрать этот хор с политической сцены. (Читает текст резолюции.)
Первый вопрос: как устроить политическую жизнь угнетенных наций? На этот вопрос следует ответить, что угнетенным народам, входящим в состав России, должно быть предоставлено право самим решить вопрос — хотят ли они оставаться в составе Российского государства или выделиться в самостоятельные государства. Сейчас перед нами конкретный конфликт между финляндским народом и Временным правительством. Представители финляндского народа, представители социал-демократии требуют от Временного правительства возвращения народу тех прав, которыми он пользовался до присоединения к России. Временное правительство отказывает в этом, не признавая финляндский народ суверенным. На чью сторону мы должны стать? Очевидно, на сторону финляндского народа, потому что немыслимо признание насильственного удержания какого бы то ни было народа в рамках единого государства. Выставляя принцип права народов на самоопределение, мы поднимаем тем самым борьбу против национального гнета на высоту борьбы против империализма, нашего общего врага. Не сделав этого, мы можем оказаться в положении людей, льющих воду на мельницу империалистов. Если бы мы, социал-демократы, отказали финляндскому народу в праве изъявить свою волю об отделении и в праве провести в жизнь эту волю, то мы этим самым оказались бы в положении продолжателей политики царизма.
