Энтони Саттон - Уолл-стрит и большевицкая революция
Это сообщение указывает на некоторую связь между Троцким и немцами в январе 1918 года, когда Троцкий предлагал союз с Западом. Государственный департамент не приводит источника телеграммы, указывая только то, что она исходила от персонала Военного колледжа. Государственный департамент считал сообщение подлинным и действовал на основе предполагаемой подлинности. И это совпадает с главным содержанием статьи подполковника Маклина.[3]
Намерения и цели Троцкого
Итак, мы можем выстроить такую последовательность событий: Троцкий уехал из Нью-Йорка в Петроград по паспорту, предоставленному в результате вмешательства Вудро Вильсона, и с объявленным намерением “продвигать революцию”. Британское правительство явилось непосредственным инициатором освобождения Троцкого из-под ареста в Канаде в апреле 1917 года, но там вполне могло быть оказано “давление”. Линкольн Стеффенс, американский коммунист, действовал в качестве связующего звена между Вильсоном и Чарльзом Р. Крейном и между Крейном и Троцким. Далее, хотя Крейн и не занимал официального поста, его сын Ричард был доверенным помощником государственного секретаря Роберта Лансинга, и Крейна-старшего снабжали быстрыми и подробными отчетами о развитии большевицкой революции. Более того, посол Уильям Додд (посол США в Германии во времена Гитлера) показал, что Крейн играл активную роль в период Керенского; письма Стеффенса подтверждают, что Крейн рассматривал период правления Керенского лишь как первый шаг в развитии революции.
Интересным моментом, однако, является не столько связь между столь непохожими лицами, как Крейн, Стеффенс, Троцкий и Вудро Вильсон, сколько существование их согласия в процедуре, которой необходимо следовать — то есть рассматривать Временное правительство как “временное”, за которым должна была последовать “повторная революция”.
С другой стороны, толкование намерений Троцкого должно быть осторожным: он был мастером двойной игры. Официальные документы четко демонстрируют его противоречивые действия. Например, 23 марта 1918 года отдел по делам Дальнего Востока Государственного департамента получил два не соответствующих друг другу сообщения. Одно, датированное 20 марта, исходило из Москвы и основывалось на российской газете “Русское слово”. В этом сообщении цитировалось интервью с Троцким, где он заявлял, что какой бы то ни было союз с США невозможен:
“Советская Россия не может встать в один ряд… с капиталистической Америкой, так как это было бы предательством… Возможно, что американцы, движимые своим антагонизмом к Японии, ищут такого сближения с нами, но в любом случае не может быть и речи о нашем союзе любого характера с буржуазной нацией” [U.S. State Decimal File, 861.00/1351].
Другое сообщение, датированное 17 марта 1918 года, то есть тремя днями ранее, также исходило из Москвы и было информацией от посла Фрэнсиса: “Троцкий просит пять американских офицеров в качестве инспекторов армии, организуемой для обороны, а также просит людей и оборудование для эксплуатации дорог” [U.S. State Decimal File, 861.00/1341].
Эта его просьба к США, конечно, противоречит отказу от “союза”.
Перед тем, как мы оставим Троцкого, необходимо упомянуть о сталинских показательных судах в 1930-е годы и, в частности, об обвинениях и суде в 1938 году над “антисоветским правотроцкистским блоком”. Эти вымученные пародии на судебные процессы, почти единодушно отвергнутые на Западе, могут пролить свет на намерения Троцкого.
Центральным пунктом сталинского обвинения было то, что троцкисты являются платными агентами международного капитализма. Х.Г. Раковский, один из ответчиков на процессе 1938 года, сказал или был вынужден сказать: “Мы были авангардом иностранной агрессии, международного фашизма, и не только в СССР, но и в Испании, Китае, во всем мире”. Вывод “суда” содержит заявление: “В мире не найдется ни одного человека, который бы принес столько горя и несчастья людям, как Троцкий. Он является самым подлым агентом фашизма…” [Судебный отчет по делу антисоветского “правотроцкистского блока”, рассмотренному военной коллегией Верховного суда Союза ССР 2-13 марта 1938 г. (Москва: Юридическое издательство НКЮ СССР, 1938), с. 293. [На указанной странице нет таких слов Раковского, подобные фразы встречаются в речи прокурора Вышинского с. 284–285. — Прим. ред. “РИ”.].
Хотя это и может быть воспринято не более чем словесное оскорбление, обычно применявшееся среди интернационалистов-коммунистов в 1930-е и 1940-е годы, теперь очевидно, что эти обвинения и самообвинения совпадают с доказательствами, приведенными в данной главе. Кроме того, как мы увидим позже, Троцкий сумел создать себе поддержку от интернационалистов-капиталистов, которые, по совпадению, также поддерживали Муссолини и Гитлера [См. также в главе 11. Томас Ламонт от Морганов был одним из первых, кто поддерживал Муссолини. ].
Если мы рассматриваем всех революционеров-интернационалистов и всех международных капиталистов как непримиримых врагов, то мы упускаем решающий момент: в действительности между ними существуете некоторое деловое сотрудничество, включая фашистов. И не существует априорной причины, почему мы должны отвергать Троцкого как часть этого союза.
Это предположение обретет четкие очертания, когда мы обратимся к истории Михаила Грузенберга, главного большевицкого агента в Скандинавии, который под псевдонимом Александр Гомберг[4] был также доверенным советником банка “Чейз Нэшнл Бэнк” в Нью-Йорке и затем Флойда Одлума из “Атлас Корпорейшн”. О его двойной роли знали, принимая ее, и Советы, и его американские наниматели. История Грузенберга является “историей болезни” интернационалистической революции в союзе с международным капитализмом.
Замечания полковника Маклина, что Троцкий имел “сильное скрытое влияние” и что “его власть была столь большой, что поступали приказы оказывать ему всяческое внимание”, совсем не противоречат вмешательству Култера-Гуаткина в пользу Троцкого, или сталинским обвинениям в этом вопросе на показательных судах над троцкистами в 1930-е годы. Также не противоречат они и делу Грузенберга. С другой стороны, единственная известная прямая связь между Троцким и международными банкирами осуществлялась через его родственника Абрама Животовского,[5] который был частным банкиром в Киеве до русской революции и в Стокгольме после нее. Хотя Животовский исповедовал антибольшевизм, в 1918 году в валютных сделках он действовал фактически в интересах Советов [См. о нем также в конце главы 7].
Можно ли сплести международную паутину из этих фактов? Во-первых, есть Троцкий, российский революционер-интернационалист с германскими связями, который ожидает помощи от двух предполагаемых сторонников правительства князя Львова в России (Алейников и Вольф, россияне, проживающие в Нью-Йорке). Эти двое воздействуют на либерального заместителя министра канадской почты, который, в свою очередь, ходатайствует перед видным генерал-майором британской армии в военном штабе Канады. Все это — достоверные звенья цепи.
Короче, лояльность может не всегда оказаться такой, какой она провозглашается или видится. Мы можем высказать догадку, что Троцкий, Алейников, Вольф, Култер и Гуаткин, действуя ради общей конкретной цели, имели также какую-то общую более высокую цель, чем государственная лояльность или политическая окраска. Подчеркну, что абсолютных доказательств этого нет. В данный момент есть только логическое предположение, основанное на фактах. Эта лояльность, более высокая, чем формируемая общей непосредственной целью, не обязательно должна выходить за рамки обычной дружбы, хотя это и трудно себе представить при столь многоязычной комбинации. Причиной могут, однако, быть и другие мотивы. Картина еще неполная.
ГЛАВА 3
ЛЕНИН И ГЕРМАНСКАЯ ПОМОЩЬ БОЛЬШЕВИКАМ
“Только после того, как большевики получили от нас постоянный поток средств по различным каналам и под разными этикетками, они оказались в состоянии создать свой главный орган — “Правду”, вести энергичную пропаганду и заметно расширить первоначально узкую базу своей партии”.
Фон Кюльман, министр иностранных дел Германии, из письма кайзеру от 3 декабря 1917 года.[6]В апреле 1917 года Ленин и группа из тридцати двух российских революционеров, главным образом большевиков, проследовала поездом из Швейцарии через Германию и Швецию в Петроград. Они находились на пути к соединению с Львом Троцким для “завершения революции”. Их транзит через Германию одобрил, организовал и финансировал германский Генеральный штаб. Транзит Ленина в Россию был частью плана, утвержденного германским верховным командованием и, очевидно, непосредственно не известного кайзеру, с целью развала русской армии и тем самым — устранения России из первой мировой войны. Мысль о том, что большевики могут “быть направлены против Германии и Европы, не возникала в германском Генеральном штабе. Генерал-майор Хофман писал: “Мы не знали и не предвидели опасности человечеству от последствий этого выезда большевиков в Россию” [Max Hoffman. War Diaries and Other Papers (London: M. Seeker, 1929), 2:177].
