Генри Киссинджер - Мировой порядок
Невысказанная посылка, что другие страны имеют «своекорыстные интересы», а у Америки есть «принципы» и «предопределение», стара, как сама республика. Новым было то, что геополитическое соперничество, в котором Соединенные Штаты выступали как лидер, а не как сторонний наблюдатель, оправдывалось в первую очередь с позиции моральных ценностей, а следование американским национальным интересам всячески отрицалось. Такое обращение к всеобщей ответственности подкрепляло твердую приверженность Америки к восстановлению разрушенного послевоенного мира и удерживанию «линии фронта» против советской экспансии. Однако когда пришло время «горячей войны» – открытого вооруженного столкновения – на периферии коммунистического мира, подобный ориентир оказался не столь уж надежным.
Война в Корее
Война в Корее окончилась безрезультатно. Но порожденная ею полемика предрекала вопросы, которые станут мучить страну десять лет спустя.
В 1945 году Корею, до того бывшую японской колонией, освободили победоносные союзники. Северную половину Корейского полуострова оккупировал Советский Союз, южную – Соединенные Штаты Америки. Перед тем как вывести войска – соответственно в 1948 и 1949 годах, – СССР и США установили в своих зонах собственные формы правления. В июне 1950 года северокорейская армия вторглась в Южную Корею. Администрация Трумэна рассматривала происшедшее как классический случай советско-китайской агрессии, аналогами которой до Второй мировой войны были действия Германии и Японии. Хотя в предыдущие годы вооруженные силы США были значительно сокращены, Трумэн пошел на смелый шаг, решив противостоять нападению, в основном теми американскими войсками, которые были размещены в Японии.
Современные исследования демонстрируют, что коммунистической стороной двигали смешанные мотивы. Когда северокорейский лидер Ким Ир Сен перед вторжением, предпринятым в апреле 1950 года, обратился за одобрением к Сталину, советский диктатор его поддержал. После отступничества Тито, случившегося два года назад, Сталин осознал, что коммунистические лидеры первого поколения с большим трудом вписываются в советскую систему стран-сателлитов, которую он считал безусловно необходимой для национальных интересов СССР. Начиная с визита Мао Цзэдуна в Москву в конце 1949 года – менее чем через три месяца после провозглашения Китайской Народной Республики, – Сталин испытывал тревогу в отношении нарастающего потенциала Китая, возглавляемого человеком с таким властолюбивым характером, как у Мао. Вторжение в Южную Корею способно было отвлечь Китай (ведь кризис возникал возле его границ), переключить внимание Америки с Европы на Азию и в любом случае – вынудить Америку потратить какую-то часть своих ресурсов. Если при советском содействии планы Пхеньяна по воссоединению страны осуществятся, тогда Советскому Союзу, вероятно, будет обеспечено доминирующее положение в Корее и, учитывая имеющую исторические корни взаимную подозрительность этих двух стран, в Азии сформируется противовес Китаю. Мао следовал примеру Сталина – о поддержке которого ему, почти наверняка в преувеличенных выражениях, поведал Ким Ир Сен, – но по совершенно противоположной причине: китайский лидер боялся оказаться окруженным Советским Союзом, чьи эгоистичные интересы в отношении Кореи не составляли секрета уже несколько веков и стали еще более очевидны после требований Сталина об идеологическом подчинении, которое тот выдвинул в качестве платы за китайско-советский союз.
Как-то один выдающийся китаец сказал мне, что, дав Сталину втянуть себя в развязывание войны в Корее, Мао допустил тем самым единственную стратегическую ошибку за всю свою политическую карьеру, потому что в конечном счете корейская война задержала объединение Китая на столетие, благо успело оформиться тесное сотрудничество Америки с Тайванем. Как бы то ни было, своим началом война в Корее куда менее была обязана китайско-советскому заговору против Америки, чем трехстороннему маневрированию в поисках доминирующей позиции в системе коммунистического международного порядка, причем Ким Ир Сен постоянно увеличивал ставки, дабы заручиться поддержкой завоевательных планов, глобальные последствия которых в итоге удивили всех основных участников.
Непростые стратегические расчеты лидеров коммунистического мира не соответствовали соображениям американской стороны. В сущности, Соединенные Штаты боролись за принцип, отражая агрессию, и способом, которым они реализовывали свою цель, стала Организация Объединенных Наций. Америка смогла получить одобрение ООН, потому что советский представитель, в знак протеста против исключения коммунистического Китая из ООН, бойкотировал заседание Совета Безопасности и отсутствовал при решающем голосовании. Куда меньше ясности было в значении выражения «отражение агрессии». Означало ли оно безоговорочную победу? А если нечто меньшее, то что именно? Короче говоря, как предполагалось положить конец войне?
Так случилось, что жизнь опередила теорию. В результате неожиданной высадки генерала Дугласа Макартура в Инчхоне в 1950 году северокорейская армия очутилась в ловушке на юге и потерпела крупное поражение. Должна ли победоносная армия, перейдя былую линию раздела вдоль 38-й параллели, вступить в Северную Корею и добиться объединения?[118] Если бы она так сделала, то вышла бы за границы буквального толкования принципов коллективной безопасности, потому что юридическая цель отражения агрессии была достигнута. Однако каков бы оказался урок с геополитической точки зрения? Если агрессору не придется опасаться иных последствий, за исключением возвращения к status quo ante[119], разве не представляется вероятным повторение событий подобного рода где-нибудь еще?
Сразу были выдвинуты несколько альтернатив: например, продолжить наступление на узком перешейке полуострова до линии, соединяющей города Пхеньян и Вонсан, – до рубежа, отстоящего примерно на 150 миль от китайской границы. Это уничтожило бы большую часть военных возможностей Севера, а девять десятых северокорейского населения оказалось бы в объединенной Корее, но до китайской границы было бы еще достаточно далеко.
Теперь известно, что задолго до того, как американские штабисты подняли вопрос, где следует остановить продвижение войск, Китай уже готовился к возможной интервенции. Еще в июле 1950 года Китай сосредоточил 250 тысяч солдат на границе с Кореей. К августу китайские стратеги в своих планах исходили из предположения, что продолжающееся на тот момент наступление северокорейского союзника потерпит неудачу, как только американские войска, качественно превосходящие армию Северной Кореи, будут полностью развернуты на театре военных действий (в действительности они точно предсказали внезапную десантную операцию Макартура в Инчхоне). 4 августа – в то время, когда линия фронта проходила далеко на юге Корейского полуострова, по так называемому Пусанскому периметру, – Мао заявил на заседании Политбюро: «Если американские империалисты победят, у них голова закружится от успехов, а потом они окажутся в состоянии угрожать нам. Мы должны помочь Корее; мы должны прийти им на выручку. Помощь можно оказать частями добровольцев, и мы сами выберем время, когда их послать, но нужно начинать готовиться». Тем не менее он сказал Чжоу Эньлаю, что, если Соединенные Штаты остановятся на линии Пхеньян – Вонсан, китайским войскам не нужно сразу же атаковать; следует выжидать и проводить интенсивное обучение. То, что могло бы произойти во время или после приостановки наступления американцев, остается предметом умозрительных рассуждений.
Ибо на достигнутом американские войска не остановились; Вашингтон одобрил пересечение Макартуром 38-й параллели и не стал устанавливать для его наступления никаких рубежей – за исключением китайской границы.
Для Мао продвижение американцев к границе Китая означало, что на кону не только корейская ставка. Еще в самом начале войны в Корее Трумэн отправил Седьмой флот в Тайваньский пролив, который разделял двух участников китайской гражданской войны, обосновав свои действия тем, что защита обеих враждующих сторон друг от друга продемонстрирует искреннее стремление Америки к установлению мира в Азии. Это случилось менее чем через девять месяцев после провозглашения Китайской Народной Республики. Если итоговым результатом войны в Корее станет присутствие многочисленного контингента американских войск на китайской границе, а американский флот окажется размещенным между Тайванем и материковым Китаем, то поддержка северокорейского вторжения в Южную Корею обернется стратегической катастрофой.
При столкновении между двумя различными концепциями мирового порядка Америка, исходя из вестфальских и международно-правовых принципов, стремилась сохранить статус-кво. Ничто так не противоречило пониманию Мао своей революционной задачи, как поддержание статус-кво. Китайская история свидетельствовала о том, что Корею неоднократно использовали как плацдарм для организации вторжения в Китай, и Мао этого не забывал. Его собственный революционный опыт основывался на предположении, что гражданские войны заканчиваются либо победой, либо поражением, но никак не патом. И Мао убедил себя, что когда Америка обоснуется на берегу реки Ялуцзян, отделяющей Китай от Кореи, то следующим шагом станет завершение окружения Китая, для чего американские войска будут развернуты во Вьетнаме. (Это было за четыре года до того, как США действительно оказались вовлечены в дела Индокитая.) Этот анализ был озвучен Чжоу Эньлаем, когда он указал на ту огромную роль, которую играет Корея в китайском стратегическом мышлении, заявив 26 августа 1950 года на заседании Центрального военного совета, что Корея является «на самом деле фокусом ведущейся в мире борьбы… После завоевания Кореи Соединенные Штаты Америки непременно обратят свое внимание на Вьетнам и другие колониальные страны. Поэтому корейская проблема является по меньшей мере ключом к Востоку».
