Сергей Кара-Мурза - На пороге «оранжевой» революции
Если же говорить о технологической стороне, то «бархатные» и «оранжевые» революции показали эффективность современных методов канализирования массового недовольства, то есть внушения людям различных, в том числе взаимоисключающих представлений о способах разрешения противоречий. Благодаря этому и удается во время выборов так расколоть общество, что два кандидата с альтернативными программами получают почти одинаковые количества голосов.
Политическим и экономическим порядком, который установился во время президентства Кучмы, были недовольны жители всей Украины. Людей возмущало и беспрецедентное массовое обеднение населения вчера еще высокоразвитой страны, и бесстыдная коррупция власти. За последние три года наметились признаки возрождения промышленности, загрузки простаивающих производственных мощностей, рост занятости и доходов работников. На эти признаки население промышленных регионов (дающих, кстати, свыше 80% чистого ВВП Украины) ответило тем, что проголосовало за Януковича, в бытность которого премьер-министром эти признаки и проявились. Мотивация была ясной – поддержка восстановления хозяйства и экономического роста. Язык и логика его предвыборных выступлений соответствовали именно этой мотивации его избирателей. Для них возвращение к власти команды Ющенко означало повторение разрушительной политики 90-х годов.
Напротив, недовольному Кучмой населению запада Украины была внушена противоположная мотивация – ориентироваться не на восстановление своего народного хозяйства, а на интеграцию с богатыми западными соседями. Очень многие поддержали Ющенко исходя из утопической надежды, что «Украину еще могут принять в ЕС и НАТО, но Россию никогда». Этой части населения подсказали, что для благоприятного решения о скорейшем принятии Украины в «Запад» нужно всеми силами развивать в себе и демонстрировать особенное украинское и подавлять все общее русское. Надо доказать Европе и США, что украинцы – не русские, что они навсегда порвали со своим предосудительным прошлым.
Отсюда и антирусский психоз, и гипертрофированный антисоветизм электората Ющенко. В ответ в резолюциях конференций и собраний избирателей в восточных областях Украины присутствовало такое красноречивое требование: «Требуем не вступать в ЕС и НАТО, а плодотворнее сотрудничать со странами СНГ и другими партнерами». В результате столь резких расхождений – идейный хаос и раскол украинского общества, в конце столкновения победа проамериканских сил. Острое недовольство властью резко сокращает возможности диалога и выяснения сути исторического выбора.
Свидетельством общего культурного кризиса явилось на Украине не только резкое размежевание граждан в их отношении к векторам альтернативных программ кандидатов, но и трудность в определении самой сути происходящих в стране столкновений. Эта трудность обнаружилась даже в среде близкой по своим идейно-политическим установкам интеллигенции.
А. Бузгалин пишет о дискуссии на круглом столе в Киеве, в которой он принял участие в январе 2005 г. На собрании присутствовало более пятидесяти человек – политологов и лидеров левых партий, молодых активистов «оранжевых». Аудитория разделилась на группы, предлагающие совершенно разные версии, объясняющие природу декабрьских событий. Одни считали, что эти события представляют собой «выступление граждан против бюрократически-криминальной власти, демократическую народную революцию – пусть не социально-экономическую, но политическую» (молодые активисты социалистической партии, постоянно работавшие и жившие на Майдане). Другие считали происходящее «переделом власти между олигархическими кланами, при котором оппозиционные олигархи использовали недовольство народа в своих целях, применив для этого современные политические технологии (профессора-политологи и активисты Коммунистической партии Украины). Таким образом, обе группы, кардинально расходясь в оценке целей и последствий „оранжевой“ революции, соглашались в том, что ее движущей силой было недовольство народа.
“Оранжевая” революция – соучастие власти
Вторая причина успеха “оранжевых” революций менее фундаментальна, чем наличие тяжелых и неразрешенных социальных проблем и вызванный этим разрыв власти с обществом. Причина эта – в тайном сговоре власти с революционерами. Она с большим трудом поддается сознательному воздействию со стороны той части общества, которая отвергает “оранжевую” революцию.
Как мы видели, все “бархатные” и “оранжевые” революции происходят по команде и под контролем внешних сил, по отношению к которым сама власть обладает ограниченным суверенитетом. Например, партийно-государственное руководство восточноевропейских стран социалистического лагеря подчинялось командам из Москвы. Оттуда им и было сообщено решение о сдаче власти “бархатным” революционерам (попытка Чаушеску ослушаться этой команды стоила ему жизни). Окружение Милошевича в Сербии после интенсивных бомбардировок НАТО и, видимо, закулисных переговоров, решило прекратить сопротивление и подчинилось диктату Запада. Шеварднадзе и Кучма увязли в коррупции и потеряли самостоятельность по отношению к администрации США. Получив уведомление о том, что начинается спектакль по их “свержению”, они не имели ни сил, ни мотивов для того, чтобы бросить вызов США и попытаться оказать реальное сопротивление (на манер Сальвадора Альенде).
То, что правящая верхушка Украины способствовала победе “оранжевых”, мало у кого вызывает сомнение. Украинский коллега, далекий от политики, но наблюдавший события “оранжевой” революции с самого начала до конца, написал: “Почему власть, обладавшая несоизмеримым силовым превосходством перед митингующими, не разогнала их даже тогда, когда они начали осуществлять акции прямого саботажа против государственных учреждений? Ответ очевиден: такое развитие событий входило в план самой власти и тех, кто за ней стоит”.
Е.Холмогоров обращает внимание именно на необычность и сложность для общества ситуации, в которой стоит задача не позволить власти совершить политическое самоубийство. Он пишет: “Возможность такого политического самоубийства ни для кого сегодня не секрет. В течение прошедшей пятилетки нечто подобное произошло с режимом Милошевича в Сербии – отказавшимся от противостояния уличной революции, режимом Саддама Хусейна в Ираке, фактически самораспустившимся на третью неделю американской интервенции, с режимом Шеварднадзе в Грузии, опрокинутым “революцией роз”. Наиболее масштабное политическое самоубийство мы наблюдали в конце прошедшего года на Украине – и тревожно примеряли происходившее на Майдане к ситуации в России.
Во всех случаях речь шла о самоликвидации политических режимов, по тем или иным причинам не угодивших США. Во всех случаях на смену “самоубийцам” приходили политические режимы настолько марионеточные по своему характеру, что говорить о самоопределяющейся суверенной государственности в этих странах не представлялось более возможным”.
Само предположение о том, что власть ведет закулисные переговоры, чтобы капитулировать перед противником, парализует общество и не позволяет ему организоваться для поддержки такой власти. В западном обществе измена верховной власти является очень неблагоприятным фактором, ухудшающим положение государства в конфликте, но этот фактор не вызывает ступора структур гражданского общества. Ведь государство – всего лишь «ночной сторож»! Ну, изменил этот сторож, но общество должно организоваться для защиты своих осознанных интересов. В картине мира традиционного общества «самоубийство» верховной власти – катастрофа, которая вызывает моментальное обрушение государственности. Как защищать такую власть?
Холмогоров продолжает: “В то время как прежние технологии экспортирования переворотов и революций предполагали раскол в политической элите, ставку на переворот одной властной группировки против другой, современные технологии переворота предполагают именно соучастие “власти” и “оппозиции” в разрушении политической системы. Причем роль тех, кто играет за “власть”, в каком-то смысле важнее и труднее. Им приходится изображать из себя не народных героев, а, напротив, опереточных злодеев, которых ненавидит весь народ и которые, в отличие от злодеев реальных, умеют только злить публику, но никак не навязать свою злодейскую волю хитростью и оружием. Подлинно новая черта новейших “революционных технологий” именно в том, что заказанная извне революция разыгрывается “в четыре руки”, и представители “власти” способствуют своему свержению едва ли не с большим энтузиазмом, чем представители оппозиции.
Украинский случай был в этом смысле предельно показателен. Старая власть делала все для того, чтобы выставить себя в предельно невыгодном свете перед лицом украинского общества. Цинизм, продажность, беспринципность были настолько же демонстративными, насколько демонстративным было и бессилие политического режима в организации собственной самозащиты… А когда обнаружилось, что виртуальная украинская “революция” неожиданно спровоцировала вполне реальное сопротивление восточных регионов оранжевому перевороту, были приложены огромные усилия, чтобы нейтрализовать этот встречный поток и не дать ему разрушить целостный сценарий “народной революции против коррумпированного режима Кучмы”. Хотя “постановочность” революционного действа и вовлеченность в него всех мнимых антагонистов была настолько очевидной, что даже кое-где в западной прессе прозвучали (правда, довольно робко) голоса протеста против попытки подать государственный переворот как “народную революцию”.
