Август Бебель - Женщина и социализм
Дарвинизм, как всякая истинная наука, в высшей степени демократичен;[220] если часть представителей дарвинизма утверждает противное, то это свидетельствует лишь о том, что они не умеют оценить всего значения своей собственной науки. Противники дарвинизма, в особенности духовенство, которое всегда прекрасно чует, что для него выгодно и что вредно, поняли это и потому объявили дарвинизм учением социалистическим и атеистическим. В этом со своими злейшими противниками сошелся и профессор Вирхов, который на мюнхенском съезде естествоиспытателей в 1877 году выдвинул против профессора Геккеля положение: «Теория Дарвина ведет к социализму».[221] Вирхов пытался дискредитировать дарвинизм, так как Геккель требовал внесения эволюционного учения в школьную программу. Против обучения в школах естествознанию в духе Дарвина и новейших изысканий борются все, кто хочет удержать современный порядок вещей. Революционное влияние этого учения понятно, отсюда и требование, чтобы оно изучалось лишь в кругу избранных. Но мы думаем: если теория Дарвина, как утверждает Вирхов, ведет к социализму, то это служит доказательством не против этой теории, а в пользу социализма. Люди науки не должны считаться с тем, что выводы из науки ведут к тому или другому государственному устройству, к тому или другому социальному состоянию, они не должны считаться, оправдывает ли наука то или другое общественное состояние, они должны исследовать, правильна ли теория, и, если она правильна, они должны принимать ее со всеми выводами. Кто поступает иначе, из личного ли расчета, из-за одобрения сверху, или из классовых и партийных интересов, тот достоин презрения и вовсе не делает чести науке. Представители цеховой науки, особенно в наших университетах, могут лишь в редких случаях гордиться самостоятельностью и характером. Страх потерять доходы, лишиться благоволения сверху, быть вынужденным отказаться от титула, ордена и повышения заставляет большинство этих представителей сгибаться и скрывать свои убеждения или даже публично высказывать противоположное тому, во что они верят и что они знают. Если такой ученый, как Дюбуа-Реймон, во время одного верноподданнического торжества берлинского университета в 1870 году воскликнул: «Университеты — воспитательные учреждения для духовной гвардии Гогенцоллернов», то можно себе представить, как думают о цели науки другие, по своему значению стоящие ниже Дюбуа-Реймона.[222] Наука принижается до служанки насилия.
Понятно, что профессор Геккель и его сторонники — профессор О. Шмидт, фон Гельвальд и др. — самым энергичным образом протестуют против ужасного упрека, что дарвинизм работает на пользу социализма, и утверждают, что верно как раз противоположное: дарвинизм аристократичен, так как он учит, что повсюду в природе лучше организованное и сильнейшее животное существо угнетает более низшее. И так как, по их мнению, имущие и образованные классы являются в обществе этими лучше организованными и более сильными существами, то они рассматривают их господство как нечто само собой понятное, так как оно оправдывается законами природы.
Эта часть среди наших дарвинистов не имеет никакого понятия об экономических законах, господствующих в буржуазном обществе; это слепое господство поднимает на общественную высоту не лучшего и не наиболее искусного, но часто наиболее пронырливого и испорченного и дает ему возможность создавать наиболее приятные условия существования и развития своему потомству, которому не приходится для этого шевельнуть и пальцем. Ни при одной экономической системе лица с человечески хорошими и благородными свойствами не имеют в общем так мало надежды подняться на высшие общественные ступени, как при капиталистическом строе. Можно без преувеличения сказать, что надежды на это повышение падают вместе с тем, как эта экономическая система достигает своего высшего развития. Безграничная беззастенчивость в выборе и применении средств — неизмеримо более действительное и успешное оружие, чем все человеческие добродетели, взятые вместе. Считать общество, построенное на подобной основе, обществом «способнейших и лучших» может только тот, чьи знания о сущности и природе этого общества равны нулю, или тот, кто под господством буржуазных предрассудков отучился думать и делать выводы. Борьба за существование имеет место у всех организмов независимо от обстоятельств, которые их к этому принуждают, она происходит бессознательно. Эта борьба за существование происходит и среди людей, среди членов каждого общества, в котором исчезла или еще не восторжествовала солидарность. Эта борьба за существование изменяется в зависимости от форм, которые принимают социальные отношения людей в ходе развития; она принимает характер классовой борьбы, которая ведется все в более широких размерах. Но эта борьба ведет ко все большему проникновению в сущность общества и в конце концов к пониманию законов, которые господствуют в обществе и обусловливают его развитие, — и этим люди отличаются от других существ. В конце концов людям нужно только применить это познание к их политическим и социальным учреждениям и соответственно их видоизменить. Итак, разница между человеком и животным в том, что человек может быть назван мыслящим животным, животное же не может быть названо мыслящим человеком. Этого не понимает в своей односторонности большинство наших дарвинистов, поэтому они и делают фальшивое заключение.[223]
Профессор Геккель и его сторонники отрицают также, что дарвинизм ведет к атеизму, и, устранив «творца» с помощью всех своих научных доводов и доказательств, они делают судорожные попытки, чтобы дать ему возможность прошмыгнуть через заднюю дверь. С этою целью они образуют свой собственный род «религии», которую они называют «высшею нравственностью», «нравственными принципами» и т. д. Профессор Геккель в 1882 году на собрании естествоиспытателей в Эйзенахе сделал в присутствии великогерцогской веймарской семьи попытку спасти не только религию, но и выставить своего учителя Дарвина, как религиозного человека. Эта попытка потерпела неудачу, как подтвердит каждый, кто читал реферат Геккеля и цитированное им письмо Дарвина.[224] Письмо Дарвина говорит, правда в осторожных выражениях, как раз противоположное тому, что оно должно было говорить по профессору Геккелю. Дарвин должен был считаться, с «благочестием» своих соотечественников-англичан, поэтому он никогда не решался публично высказать свое настоящее мнение о религии. Но в частной беседе он это сделал, как это стало известно вскоре после веймарского собрания: именно в беседе с доктором Л. Бюхнером, которому он сообщил, что с сорокового года своей жизни, следовательно, с 1849 года, он ни во что более не верит, так как не мог добиться никаких доказательств для веры. В последние годы своей жизни Дарвин поддерживал атеистическую газету, выходившую в Нью-Йорке.
5. Женщина и свободные профессии
Женщины должны вступить в конкуренцию с мужчинами и в сфере духовной жизни; они не могут ждать, пока мужчинам заблагорассудится развить их мозговые функции и расчистить им свободный путь. Это движение в полном ходу. Женщины уже устранили многие препятствия и вступили на духовную арену с особенным успехом в целом ряде стран. Все более усиливающееся среди них движение за допущение к занятиям в университетах и высших школах и к соответствующему этим занятиям кругу деятельности по природе наших условий ограничивается женщинами буржуазных слоев. Женщины из рядов пролетариата в этом пока непосредственно не заинтересованы, так как им в настоящее время недоступны эти занятия и соответствующее положение. Тем не менее это движение и его успех представляют общий интерес. Прежде всего это относится к принципиальному требованию о положении женщины вообще по отношению к мужчине. Далее, необходимо доказать, чего женщины могут достигнуть уже в настоящее время при условиях, в общем крайне неблагоприятных для их развития. Женщины заинтересованы, например, в случае болезни иметь возможность лечиться у врачей своего пола, к которым они могут обращаться с меньшим стеснением, чем к мужчинам. Для большей части наших женщин женщины-врачи — благодеяние, ибо то обстоятельство, что они должны в случае болезни и при разнообразных недомоганиях, связанных с их половой жизнью, доверяться мужчинам, часто мешает им заблаговременно или вообще прибегать к врачебной помощи. Из этого вытекает масса неприятных вещей и тяжелых последствий не только для женщин, но и для их мужей. Едва ли существует хоть один врач, которому бы не приходилось жаловаться на эту иногда преступную скрытность женщин и нежелание сознаться в своей болезни. Это понятно, но неразумно, что мужчины и в особенности многие врачи не хотят осознать, как необходимо и законно поэтому изучение медицины женщинами.
