Александр Семенов - Империя и нация в зеркале исторической памяти: Сборник статей
После включения Нагорного Дагестана в состав Российской империи вольнице военно-политических союзов горцев, а вместе с нею и традиционным принципам организации власти и перераспределения ресурсов пришел конец [544] . Служившие опорой им мужские союзы и ополчения, а также набеги и кровная месть оказались вне закона имперского общества, куда более комплексного и рационализированного. Большая часть традиционных горских институтов отошла в историю. Некоторые послужили основой для складывания на Кавказе профессионального бандитизма в форме абречества, которое в новом социально-политическом контексте стало восприниматься как уголовный деликт [545] . Сама граница отодвинулась в Закавказье, стирались политические, социальные и даже конфессиональные рамки внутри региона. В исторической действительности насилие оказалось обращено уже не вовне, а вовнутрь горского общества. Его жертвами вместо гяуров-грузин стали лишенные власти и перешедшие на русскую службу представители мусульманской знати. Эти изменения нашли отражение в исторической памяти. Недаром так резко изменилось понимание Песни о Хочбаре, а сам Хочбар из предводителя набега превратился в благородного разбойника. Эволюция идеального «насильника» от героя межклановых или религиозных войн – через абречество – в участника классового конфликта и даже «национально-освободительных» войн отмечала эволюцию самого горского общества в ходе модернизации.
Приложение. Аварский текст Песни о Хочбаре
1. РачIун руго кагътал хундерил ханас
Гьидерил Хочобар Хунзахъе щваян,
ЧIахIиял рачIана, чIухIби рачIана,
Цо руккел гьабуна мажгитул кIалтIа.
5. – Унге, ле Хочобар, тIаде Хунзахъе,
Дуца умумул чIван васал ратила.
Дуца россаби чIван лъудби ратила.
8. – Абугеха, ле гьид, гьединаб рагIи,
ХIинкъунилан ккела дун гьев ханасда.
12. ТIадтарав ханасе хъвезе оц бачун,
Оцалъул лълъарада мусруги бухьун,
Къокъана Хочобар тIаде Хунзахъе.
13. ХъахIал къанабахъе дун щвараб мехалъ,
АхIдолев рагIана хундерил магъуш:
– ХIама бугелаца хIамица босе,
ХIама гьечIелаца магьица босе,
Хочобар вухIизе цIа багIарея!
18. – АссаламгIалейкум, хундерил къади!
– ВагIалейкум салам, гьидерил Хочбар,
МуртазагIалиги мун ватиларо,
Палил Зулфукъарги духъ батиларо.
ВачIине кин кIвараб, гьидерил Хочбар?
23. – МуртазагIалиги дир эмен вуго,
Палил Зулфукъарги дир хъатикь буго.
Щай дун вачIунарев, ахIун вугелъул?
26. – Вилълъа, ле Хочобар, ТIадгьоцIабахъе,
Ихтилат-кеп бугин, сухIмат-кечI бугин.
28. Гьениса рилълъана ТIадгьоцIабахъе,
ГьоцIу бакьулъ буго кIудаб цIулал цIа.
Ща сверун лълъун руго гьал гIолохъаби.
31. – AxIe, ле Хочобар, жергъен кьабун кечI!
Жергъен кьабун кочIой цIакъав рагIулин!
Къире, ле Хочобар, гьадил чагъана,
Чагъана хъвазе мун цIакъав рагIулин!
35· – Ва [546] лагьи ахIилел дица жугьаби, [547]
Жергъада кьабизе кверал ричани!
Таллагьи къирилеб гьадил чагъана,
Чагъана тадI лъезе бохдул ричани!
39· Жергъада кьабизе кверал ричана,
Чагъана тадI лъезе бохдул ричана:
41. – Гьалъал эхедесел рорхатал мугIрул,
Лъица гIиял рачун чIорого ругел?
Гьагъал эхересел оцазул ручнал,
Лъица оцал рачун мичIий руссарал?
Нахъа мегIер цIурал багIарал чуял
Лъица, ле, рачарал? – Хочобарица.
ГIумахан рекIунеб багIаргIаларча
Туфлисалде-нахъе рекIараб дица.
ГIумаханил лъадул дарайдул гурде
Гьадаб сивуниса босараб дица.
Гьидерил боялда къотIун бикьана,
Къелдерил гьанжое гьабгьизе [548] кьуна.
53. Гьединал гьунарал жинца рициндал,
Накалда рукIарал ханасул васал,
Цо-цояб къвалакье цо-цоявги ккун,
Хочобар кIанцIана цIадул бакьулъе.
57. – Дуе талихI кьеги, гьидерил Хочбар,
Гьаб ТIало дуй тела, мун гьанив тела,
КIиго гьиналъул вас вухIизе тоге.
60. – Нуж щайзе гIодулел, гIисин нуцаби,
Гьидерил Хочбарил гьан кьерилелде?
Щай нуж зигардулел, вай бесдал кагIи,
Гьидерил Хочбарил михъ чIурхIилалде?
64. ГIодугеян абе дир эбелалда,
ГIададани хвечIин гIундул къокъаб бацI!
Угьдугеян абе гIагарлъиялда,
БацIицани гIамал гIодоб рехичIин!
Сергей Румянцев Героический эпос и конструирование образа исторического врага
Война стала роскошью, которую
могут себе позволить лишь малые нации.
Ханна Арендт
В одной из работ Николая Бердяева описывается такой случай: француз, возмущавшийся стремлением англичан считать себя «первым» народом в мире, получил шутливую отповедь от своего собеседника, который не без оснований заметил, что выражать негодование следует более умеренно, поскольку и сами французы считают свой народ исключительным. «Да, но ведь это действительно так», – быстро нашелся красноречивый обличитель жителей Туманного Альбиона. Вот такими анекдотами заканчиваются все национальные споры – подвел черту под этой историей философ [549] . Мы же, со своей стороны, заметим, что события, имевшие место на Южном Кавказе конца прошлого века, вряд ли могут восприниматься в таком иронично-оптимистическом ключе. Крупнейший региональный конфликт между Арменией и Азербайджаном естественным образом вылился и на страницы исторических сочинений. Впрочем, война между двумя республиками – только фон, на котором происходило конструирование этноцентристских версий национальных историй. Процесс создания этих версий начался не сегодня, но после пятнадцати лет национального строительства он как никогда близок к своему завершению. По крайней мере, апробацию в учебных заведениях Азербайджана новая версия национальной истории уже прошла [550] . В настоящей статье речь пойдет об одном из важнейших структурных элементов этнического мифа: об образе «исторического врага». Нас в основном будет интересовать то, как интерпретируются тексты различных легенд и эпосов в современной мифологии, призванной объяснить сегодняшнее противостояние Армении и Азербайджана, придавая ему черты вечности и неизменности во времени. При этом особое внимание мы уделим тому, как подобного рода конструкты отражаются в учебниках по национальной истории.
В. Шнирельман считает, что в процессе нациостроительства «нередко конструируется образ иноземного врага, борьба с которым цементирует этнос и ведет к высокой степени консолидации (миф о заклятом враге)» [551] . Набор фраз и терминов, которыми оперируют составители учебников, несомненные сторонники примордиалистской версии объяснения феномена нации, позволяет собрать обширный материал, имеющий непосредственное отношение к данному структурному элементу этнического мифа. В данной статье речь пойдет в основном о дастане (фольклорном произведении, эпосе) «Китаби Деде Коркуд» («Книга деда моего Коркуда»). Дастан сложился в X—XI веках и является результатом длительного развития устной поэтической традиции тюрков-огузов. Это эпическое повествование ведет свое начало с тех времен, когда огузы жили в Центральной Азии (с территории которой впоследствии переселились в Анатолию и на территорию современного Азербайджана) и враждовали с кипчакскими племенами. Кипчаки и составили тот аутентичный образ «неверных», с которыми сражались огузы, когда жили на территории современного Туркменистана, Казахстана и Узбекистана. Кипчаки в X—XI веках были шаманистами. Уже впоследствии, когда для огузов миновал долгий период проживания на территории Передней Азии и неизбежная смена политических ориентиров несколько видоизменила их взаимоотношения с внешним миром, место кипчаков занял собирательный образ христиан. Причем речь идет в основном о противоборстве с государственными образованиями, созданными грузинами. Все эти события привели к неизбежному смешению образов и воображаемой географии эпоса: так, кочевники-огузы в эпосе могут осаждать Трабзон, хотя их стада пасутся в районе Сырдарьи. Долговременное изучение эпоса привело экспертов к заключению, что события политической истории, описанные в дастане, носят в большинстве своем мифический характер. Эпос интересен прежде всего как литературное произведение и как источник, красочно рисующий патриархальный быт, а также кочевой образ жизни огузов. [552]
Принято считать, что первое упоминание об огузском фольклорном цикле встречается в работах Мухаммеда Бен Калавы (настоящее имя Абу Бакр Ад-Девадари [553] ), жившего в XIV веке в Египте и писавшего на арабском языке. Сам текст дастана, который дошел до нашего времени только в рукописи XVI века, известен в двух записях. Наиболее полной является Дрезденская рукопись, которая и озаглавлена «Книга деда моего Коркуда». В 1815 году немецкий исследователь Диц издал одну главу (VIII) из списка [554] . Впоследствии немецкие ориенталисты внесли весомый вклад в изучение эпоса; перевод дастана на немецкий язык был опубликован только в 1958 году, однако Теодор Нельдеке, передав будущему известному академику В.В. Бартольду в 1892 году свои заметки, способствовал переводу дастана на русский язык.
