Михаил Антонов - Капитализму в России не бывать!
Ленин в беседе с Кларой Цеткин объяснил причины неудачи очень просто: «В Польше случилось то, что должно было, пожалуй, случиться… Наш безумно смелый, победоносный авангард не мог получить никаких подкреплений со стороны пехоты, не мог получить ни снаряжения, ни даже черствого хлеба в достаточном количестве и поэтому должен был реквизировать хлеб и другие предметы первой необходимости у польских крестьян и мелких буржуа; те готовы были видеть в красноармейцах врагов, а не братьев-освободителей». Эти несознательные поляки, настроенные не социалистически, не революционно, а националистически, шовинистически, империалистически, дали одурачить себя сторонникам Пилсудского и защищали своих классовых врагов, «давали умирать с голоду нашим храбрым красноармейцам, завлекали их в засаду и убивали». Значит, если бы снабжение Красной Армии было бы поставлено должным образом, то реквизировать хлеб у поляков не пришлось бы, и они не пошли бы на поводу у Пилсудского. Ленин доказывал, что в этой войне Россия оказалась победительницей, хотя ей и пришлось уступить Польше значительную территорию и уплатить внушительную контрибуцию.
Ленин признавался, что «заключение мира с Польшей встретило большое сопротивление», ибо его условия были «выгодны для Польши и очень тяжелы для нас». Ленину пришлось выдержать почти такой же ожесточенный бой, как и при заключении Брестского мира.
Кажется, провал этой авантюры впервые заставил Ленина и его окружение усомниться в действенности идей пролетарского интернационализма и крепко задуматься над национальным вопросом в новых условиях, разобраться в том, что же такое пролетариат, действительно ли он — могильщик капитализма. Ленин крепко усвоил мысль Маркса и Энгельса, высказанную еще в «Манифесте Коммунистической партии», о том, что вся предыдущая история человечества была историей борьбы классов, и он последовательно проводил в жизнь классовый подход. Однако эта мысль отнюдь не бесспорна. История — это скорее история борьбы государств, в которой классы выступают вместе, с национальных позиций, что и доказала панская Польша. Борьба между классами сосуществует с борьбой внутри классов, даже внутри семьи, и классовая борьба приобретает антагонистический характер лишь в переломные моменты истории. И вовсе не пролетариат становится могильщиком буржуазного строя, как сама буржуазия не была могильщиком феодализма. В России царское самодержавие свергла не буржуазия — на улицы Петрограда вышли женщины, возмущенные перебоями с продажей хлеба, а их поддержали солдаты столичного гарнизона, которым надоела бессмысленная кровопролитная война во имя чуждых им и России интересов, и ехать на фронт им не хотелось. Царь дал петроградскому начальству телеграмму: «Повелеваю прекратить в столице беспорядки». А в итоге сам вынужден был отречься от престола. И в штурме Зимнего дворца, низложившем Временное правительство буржуазии, пролетариат практически не участвовал. Вопрос о движущих силах революции, да и истории вообще, более сложен, чем это представлялось классикам марксизма. Вообще свергают старый строй не передовые классы, выросшие в его чреве, а те силы, которым тесно в его рамках.
Все сказанное не означает отрицания идеи мировой революции как таковой. Лозунг мировой революции вначале сыграл огромную роль в мобилизации масс, потому что русского человека не могла вдохновить узконациональная идея, а призыв установить братство трудящихся всех стран планеты нашел в передовых слоях нашего народа горячий отклик. Но со временем этот лозунг стал мешать осознанию русским народом задач устроения своей собственной страны. Но Ленин до конца своих дней думал лишь о том, как бы Советской России продержаться до революции в странах Запада. А мысль о построении социализма в одной, отдельно взятой, стране, тем более в такой, по мнению Ленина, отсталой, как наша, оставалась ему до последних дней жизни чуждой. Да это было тогда общепринятым положением, его разделяли и ленинское окружение, и Троцкий. Правда, Ленин порой говорил об условиях нашей «окончательной» победы, а свое последнее публичное выступление заключил словами: «…из России нэповской будет Россия социалистическая», но это было скорее лозунгом, чем результатом научного анализа.
Два других шага большевистской власти, предпринятые по инициативе Ленина, способствовали тому, что гражданская война в России приобрела столь ожесточенный характер. Во-первых, создание «комитетов бедноты», ставших во многих районах фактическими органами государственной власти. Ленин уже в 1917 году выступил за коллективизацию. Но почему Ленин и его окружение считали Россию дикой страной? Потому что это было общее понимание своей страны русской интеллигенцией, которой были присущи (как это хорошо показали авторы знаменитого сборника «Вехи») космополитизм, атеизм и ненависть к российской государственности. Поэтому им и в голову не могло прийти, что русский народ обладает своей, притом высочайшей, культурой, просто она не похожа на ту западноевропейскую культуру, которая для нашей интеллигенции была эталоном. (Ленин даже не нашел других поводов для «национальной гордости великороссов», кроме того, что Россия дала несколько видных борцов за свободу.) Даже после революции Ленин едва ли не в каждой своей значительной работе сетует на отсталость и некультурность России: «мы страдаем от того, что Россия была недостаточно развита капиталистически»; «мы спотыкаемся о недостаточную культурность масс». В Германии и даже в Венгрии якобы гораздо выше общий культурный уровень, более значительна и прослойка пролетариата, а также инженерно-технического персонала, и т. п. О «дикости» России свидетельствовали и бытовые факты, например, когда Зимний дворец был взят, он был не только разграблен, но и загажен, хотя канализация в нем работала. То, что это было не просто проявлением дикости, а своего рода местью бывшим угнетателям, не сразу пришло в голову вождю.
Но если в отсталой и дикой России социализм невозможен, то ведь не ждать же столетия, пока она будет просвещена и преодолеет свое отставание в экономике? Нет. Революция в России возможна, но она сможет победить при условии, что ее поддержит пролетарская революция в передовых странах Европы. В расчете на эту поддержку большевики во главе с Лениным и взяли власть в России в октябре 1917 года. Ленин считал, что социалистическую революцию в России легче начать (в силу того, что народ измучен войной, крестьянство жаждет отобрать землю у помещиков и пр.). Но победить революция у нас, повторял он вновь и вновь, может только тогда, когда она произойдет и в промышленно развитых странах Европы, которые помогут строить социализм в отсталой, некультурной России. Значит, Россия, по Ленину, должна была сыграть роль взрывателя в бомбе, которая должна разрушить старый мир. И Ленин, и его ближайшие соратники, и Троцкий были на этот счет одного мнения.
Но советский поход на Польшу показал Европе, какая опасная орда нависла на ее восточных границах. Та же Клара Цеткин рассказывала Ленину, какое страшное впечатление произвели на Европу, в особенности на немцев, «красноармейцы с советской звездой на шапках и в донельзя потрепанной военной форме, а часто в штатском платье, в лаптях или в рваных сапогах, появившиеся на своих маленьких бойких лошадях у самой немецкой границы». Ну, разве это не орда, угрожающая самому существованию европейской культуры? Цеткин говорила, что в то время вся Европа гадала: «Удержат ли они Польшу в своих руках, перейдут ли они через немецкую границу, и что будет тогда?» Ленину, европейски образованному человеку, надо было как-то гасить революционный порыв Советской России, явно выходивший за установленные пределы. Между тем авангард народа, преисполненный торжеством победы над белогвардейщиной и иностранными интервентами, жаждал скорейшего построения социализма в своей стране и освобождения всей планеты от власти капитала, революции на Западе и на Востоке, на помощь которой пошли бы тысячи добровольцев из Советской России. Один из героев шолоховской «Поднятой целины» Макар Нагульнов изучал английский язык вовсе не для того, чтобы, оказавшись в туристической поездке в Лондоне, спросить, как пройти к той или иной достопримечательности британской столицы, и не для того, чтобы узнать, где выгоднее купить сувениры. Нет, он думал о том, как станет разъяснять английскому пролетарию пути построения социализма в этой стране. Маяковский предсказывал: «Как порох, вспыхнет рабочая Америка». Или, как впоследствии писал другой поэт,
А мы еще дойдем до Ганга,
А мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя!
Вот это стремление в отсталой России построить новый, справедливый мир, а если удастся, то и распространить этот строй на всю планету, казалось Ленину авантюрой. В самой последней своей работе «Лучше меньше, да лучше» он размышляет: «…удастся ли нам продержаться, при нашем мелком мельчайшем крестьянском производстве, при нашей разоренности до тех пор, пока западноевропейские капиталистические страны завершат свое развитие к социализму?» Итак, до конца своих дней Ленин думал лишь о том, как России продержаться до мировой революции, которая, по его мнению, зрела уже не только на Западе, но и на угнетенном Востоке. Поэтому авантюре построения социализма в одной стране он противопоставил свой план: «к социализму — через отступление в капитализм, через новую экономическую политику (нэп)!»
