Владислав Швед - Тайна Катыни, или Злобный выстрел в Россию
Судебную комиссию не смутил тот факт, что осенью 1920 г. количество заболевших в лагере ежемесячно увеличивалось более чем на тысячу человек, смертность только за ноябрь увеличилась в 1,5 раза с 50 до 70, т. е. достигла 2000 человек в месяц. Абсолютно ясно, что эпидемия в лагере продолжала расширяться. Но судебную комиссию это не волновало. Свое дело она сделала. Положительную оценку работе администрации лагеря дала. Неясно только, откуда в лагере брались новые тысячи заболевших пленных?
Всё это свидетельствует о том, для высших польских властей ситуация в лагерях для пленных была предельно проста. Администрация лагерей проявляла «необыкновенную заботу» о «большевистских пленных» и в бедственном их положении были виноваты лишь «материальные недостатки». Такая позиция польских властей говорила прежде всего о нежелании менять ситуацию в лагерях. А это прямое свидетельство о целенаправленной политике по созданию и сохранению невыносимых для жизни красноармейцев условий.
Благими пожеланиями…
Следует признать, что польское военное руководство в 1920 и 1921 гг. издало немало нормативных документов, которые, казалось бы, должны были радикально улучшить положение пленных красноармейцев в польских лагерях. Сборник «Красноармейцы в польском плену…» содержит более трех десятков таких инструкций, приказов, директив, распоряжений Верховного командования Войска Польского и Министерства военных дел Польши.
Помимо этого, 20 декабря 1919 г. на совещании в Верховном командовании Войска Польского (ВК ВП), был учрежден инспекторат по контролю за «исполнением изданных Верховным командованием инструкций по делам пленных» (Красноармейцы. С. 134). 9 апреля 1920 г. приказом ВК ВП для проверки состояния заведений для военнопленных, подведомственных армии, были созданы специальные инспекционные комиссии в армиях Войска Польского. В приказе об их создании, в частности, говорилось:
«Отношение к пленным является не только гуманитарной, но и политической проблемой… Зло необходимо решительно искоренять».
(Красноармейцы. С. 183)Однако работа этих инспекций, мягко говоря, оставляла желать лучшего.
6 декабря 1920 г. военный министр Польши К. Соснковский издал приказ о мерах по кардинальному улучшению положения военнопленных (Красноармейцы. С. 430). В приказе отмечалось, что предыдущие распоряжения министра были исчерпывающими, но они не выполнены. Приказано осуществить меры по улучшению питания пленных и санитарного состояния лагерей. Предложено начальникам санитарного, хозяйственного и строительного департамента назначить специальные органы, которые изучат фактическое состояние в лагерях и немедленно устранят замеченные недостатки. С 15 декабря 1920 г. командиры лагерей должны были давать в министерство ежедневные телеграфные сводки (Красноармейцы. С. 432).
Однако и этот «грозный» приказ исполнялся так же, как и другие, не менее грозные приказы. Одной из причин подобного положения, вероятно, являлось то, что высшее польское руководство «большевистских пленных» не воспринимало как людей.
Подобное отношение польских властей подтверждают следующие факты. В большинстве польских лагерей военнопленных отсутствовали матрасы, сенники, подушки и одеяла. Военнопленные спали на голых досках или прямо на полу. Понятно, что у молодого государства возможности были ограниченные, но соломой пленных, вероятно, можно было обеспечить. Для этого надо было лишь желание.
Объяснить запущенное до крайности состояние, в котором жили советские военнопленные в польских лагерях, не только в 1920 г. но и в 1921 г., можно полным безразличием (если не сказать больше) властей к их судьбе. Обвинять в подобном положении самих военнопленных некорректно, если учесть, что внутренняя структура польских лагерей напоминала армейскую, только дисциплина в лагерях была значительно жестче. Известно, что если в армии сержанты и офицеры не следят за порядком и не контролируют, чтобы «отхожие места» регулярно чистились, то через месяц в них нельзя зайти. Материальная сторона дела здесь ни при чём.
А о чём говорит тот факт, что во многих польских лагерях в течение длительного времени не решался вопрос отправления военнопленными естественных потребностей в ночное время? Так, в лагере Стшалково в течение трех лет не смогли (или не захотели) решить этот вопрос. В бараках туалеты и параши отсутствовали, а лагерная администрация под страхом расстрела запрещала выходить из бараков после 6 часов вечера.
Причём здесь речь идёт не о досадных частных случая, а о системе отношений к пленным красноармейцам. Об этом свидетельствует следующее. Капитан медслужбы д-р Копыстиньский еще в июне 1919 г. информировал Санитарный департамент Минвоендел Польши о ситуации в лагере Стшалково:
«Борьбу с эпидемией (сыпного тифа, прим. авт.) …затрудняли два фактора: 1) постоянное отбирание у пленных белья; 2) наказание пленных всего отделения тем, что их не выпускали из бараков по три дня и более».
(Красноармейцы. С. 115)Через два с половиной года в ноте РУД от 29 декабря 1921 г. отмечалось, что:
«…были случаи, когда военнопленных по 14 часов не выпускали из бараков, люди принуждены были отправлять естественные потребности в котелки, из которых потом приходится есть».
В конце концов дело закончилось тем, что:
«…в ночь на 19 декабря 1921 г., когда пленные выходили в уборную, неизвестно по чьему приказанию был открыт по баракам огонь из винтовок, причем был ранен спящий на нарах К. Калита».
(Красноармейцы. С. 698)Днём в лагере повторно последовал обстрел бараков, в результате которого было ранено 6 пленных, а военнопленный Сидоров — убит (Красноармейцы. С. 696, 698).
Подобная ситуация была не единственной. Упомянутый Подольский (Вальден) писал:
«Ночью по нужде выходить опасались. Часовые как-то подстрелили двух парней, вышедших перед рассветом из барака, обвинив их в попытке к бегству».
(Новый мир, № 5, с. 88)В других лагерях пленных красноармейцев в случае выхода из барака ночью расстреливали без всяких церемоний.
Л. Гиндин вспоминает начальника концентрационной станции пленных и интернированных в Рембертове полковника Болеслава Антошевича, который приказал охране «обращаться с большевиками, как с собаками». Непосредственно это выражалось в том, что охранниками поставили 15-летних мальчишек, одев их в военную форму и дав приказ стрелять в выходивших по нужде ночью из барака пленных. Каждое утро на территории лагеря находили убитых (http//www.krotov. info/librali/ry/k/krotov/lb_01.html#4).
Документы сборника «Красноармейцы в польском плену…» формируют твердое убеждение в том, что исполнители на местах руководствовались вовсе не грозными и правильными приказами из Варшавы, а конкретными распоряжениями своих непосредственных начальников, действовавших на основании секретных договоренностей и устных директив высших польских руководителей.
Даже крайне осторожный в своих оценках, профессор Г. Матвеев отмечает, что:
«…поневоле возникает мысль не только о состоянии дисциплины среди командного состава польской армии, но и, возможно, об осознанной политике военных в отношении находившихся в их безраздельном ведении „пленных большевиков“».
(Матвеев. Ещё раз о численности… // Новая и новейшая история, № 3, 2006)Реальная позиция высших польских властей по отношению к «большевистским пленным» была изложена в протоколе 11-ого заседания Смешанной (Российской, Украинской и Польской делегаций) комиссии от 28 июля 1921 г. В нём отмечается, что:
«…когда лагерное командование считает возможным …предоставление более человеческих условий для существования военнопленных, то из Центра идут запрещения».
(Красноармейцы. С. 643)В том же протоколе отмечалось, что:
«…польская делегация неоднократно нам заявляла, что ею принимаются меры по устранению этих позорных явлений… Но, к сожалению, весь дальнейший ход нашей работы не оправдал наших надежд».
(Красноармейцы. С. 642)Атташе полпредства РСФСР Е. Пашуканис в своей справке от 10 августа 1921 г. пишет:
«В то же время поляки не сообщили нам ни одного результата тех расследований, которые они обещали по поводу указанных нами конкретных фактов, ни одного приговора, ни одного случая предания суду».
Е. Пашуканис также констатирует:
«При посещении лагеря (Стшалково) нашими делегатами им удавалось иногда добиваться некоторых улучшений в жизни пленных. Так, например, при первом посещении лагеря в Стшалково наш делегат т. Корзинов добился весьма существенных улучшений, которые были зафиксированы в протоколе, подписанном администрацией лагеря. Однако Центр эти льготы отменил, а лагерная администрация, получив выговор за свою уступчивость, постаралась исправить ошибку, еще более увеличив гнёт».
