Сергей Кургинян - Суть времени. Том 4
Значит, что же такое Контрмодерн, который мы видим? Что такое этот самый бен Ладен?
Это не традиция. Какая это традиция? Традиция минус гуманизм, минус развитие — это уже не традиция. Традиции уже не будет. Идет дегуманизация, отказ от движения, от восхождения. Вот что такое Контрмодерн.
Почему надо назвать это слово? Почему, не назвав его, нельзя работать вообще? А потому что это происходит в мире. Это!
Да, Постмодерн движется, и его содержание надо раскрывать. Вопрос не в перечислении его характеристик, а в его сути. В сути времени.
Но не только он движется. С одной стороны, мы видим полулюдей с блуждающими глазами, непонятного типа, заполняющих европейские улицы, а с другой стороны, мы видим беснующихся дикарей, которые проклинают цивилизацию и готовы разрушать все подряд. И вроде бы дикари проклинают этих мутных постчеловеков.
Но вдруг оказывается, что между ними есть связь. И сейчас-то эта связь обнажилась беспощадно. В Ливии кто варварство чинит? Постмодернистская сволочь на новейших бомбардировщиках, вооруженная интеллектуальным оружием последней генерации, и вот эти самые контрмодернистские убийцы! Они же вместе! Все говорили, что этого не может быть, что это случайность, что это только ситуационный союз… Не ситуационный! Видим все, что другой!
Надо ввести в стратегическую аналитику эту константу? Надо! Почему ее не вводят? А потому что очень хочется сказать: «Постмодернизм, конечно, ужасен, но зато Традиция-то как прекрасна…» Какая традиция? Примордиальная (с большой буквы)? Золотой век? Реальная традиция? Какая традиция? Крестьянской общины? Беднейших деревень Китая? Джунглей Индии? Такая традиция? И что — она прекрасна? В ней надо жить? А остальной мир что будет делать?
Остальной мир будет рассматривать все это как гетто и топтать. В гетто будут свои священники, в гетто будут свои полицаи, — и они будут «в шоколаде», как были «в шоколаде» такие полицаи и в колониальной ситуации. Но только в колониальной ситуации хотя бы обещали, что будут развивать, а тут обещать ничего не станут. Тут неразвитие навсегда. «Гетто forever».
Вот что такое союз Постмодерна и Контрмодерна.
А еще есть Модерн. Хотите в него? А где традиционное общество, из которого извлекать ресурс для того, чтобы попасть в Модерн? Много раз говорил: оно в Китае есть, в Индии есть, а в России нет.
Ну, и что же тогда? Если в мире есть Контрмодерн, который работает вместе с Постмодерном, и реликтовый Модерн, а мы ни в Контрмодерн не хотим (потому что гетто), ни в Постмодерн (потому что ад), ни в реликтовый Модерн (потому что, во-первых, поздно, а во-вторых, Россия не модернизируемая страна), то куда идем? За что воюем? Под каким флагом? Где проект, в котором бы идея форсированного развития была а) русской и б) не такой, как в Модерне? Где это условие — русскость плюс «развитие не такое, как в Модерне»? Это и есть Сверхмодерн.
Нет Четвертого проекта — какая перспектива? Какая надежда? За что воюем?
«А. Дугин: Но самое главное, что не такая уж это загадочная вещь (это он о постмодерне. — С.К.). Есть очень много авторов, доктрин, школ, которые этим занимаются на профессиональной основе. Я был поражен, когда познакомился с одним текстом Стивена Манна, еще 1992 года, из американского военного журнала Parameters. Манн говорит о необходимости внедрения постмодернистских методов в структуру военной доктрины США. Двадцать лет назад! А мы говорим, до какой степени серьезен постмодерн. Если с начала 90-х постмодернистские элементы формируют военную стратегию США… <…>
Завтра: Каковы здесь личные и общественные стратегии? Вести арьергардные бои на оставшейся территории, где еще сохранилась твердая почва, или же идти туда, в эти протуберанцы нового, в чудовищное пространство, где нет ни опоры, ни языка?..»
Вот так строится ловушка! Все! Вас уже нет. Ну, нет вас политически! Вы приняли эту альтернативу — и вас уже нет. Вы еще войну не начали, а враг вас уже разгромил. Вы построили учебку, вы собрали новые образцы оружия, вы подготовили командный состав, карты, все… Пошли! Вперед! Вот с этой картой пошли вперед и зашли в одно нехорошее место.
«…Вести арьергардные бои на оставшейся территории, где еще сохранилась твердая почва?.. Или же идти туда, в эти протуберанцы нового, в чудовищное пространство, где нет ни опоры, ни языка?»
«Вести арьергардные бои на оставшейся территории» — это где? На какой территории? На территории Модерна? Ее нет! На территории Традиции? А она есть, эта территория? Где она? Заброшенные села без электричества — это средневековое село? Община? Многодетные семьи?
«…идти туда, в эти протуберанцы нового, в чудовищное пространство» — ну, идти в ад!
В чем содержание Постмодерна? Зачем он нужен? Чтобы потерялись различия, все различия!
«Вот это — Микеланджело, великий художник. Вот это — Рафаэль, великий художник. Вот это — Леонардо да Винчи, великий художник. А это — три буквы на заборе! Разницы нет, — говорит Постмодерн. — Вот это — подлец, а это — герой. И разницы нет! Вообще нет различий».
А почему их нет? Потому что всё бренды, всё неподлинное, всё практикабли, симулякры (то есть имитации). А почему всё имитации? Потому что нет метафизики.
Постмодерн говорит: «Поскольку у вас метафизики нет, я вас буду делать как лежачих. Я с вами что захочу, то и сделаю. У вас метафизики нет, у идиотов. Вы ее и тогда не достроили, и всё, что было, отдали! Вы дезориентированы!»
В ответ на это говорится: «Раз враг — Постмодерн, а его ключевая ставка — отсутствие метафизики и он знает, что в отсутствие метафизики он разгромит всех как лежачих, — значит, нужна метафизика». Или метафизика — или смерть!
Начинаешь заниматься метафизикой… «Ах, боже мой! Какая еще метафизика?! Да еще светская?!»
Нет светской метафизики — всё! В модерне есть метафизика развития, прогресса, гуманизма. В коммунизме она изначально была другая — новый человек, новый гуманизм, другое развитие. И есть советский опыт, опертый на два столетия другого развития! База данных есть. Банк данных.
Еще Дугин говорит в интервью, что евразийство — это политическая философия, за которой — несколько столетий. Политической философией сыт не будешь! Философия — книжки. Открыл, почитал. А мы-то говорим о другом.
Миллионы текстов, сотни великих книг, фильмы, музыка, скульптура, опыт жизни, человеческий типаж — это все есть у нас и ни у кого больше.
Да, мы признаем, что в советском были изъяны, раз это удалось победить. Мы ищем эти изъяны, нащупываем их, преодолеваем и говорим: «Вот теперь у нас это есть без изъянов. И мы с этим идем в бой. С этим! И никто, кроме нас, такой бой выиграть не может, потому что у нас впервые появилось то, чего у другого человечества нет вообще».
Такой бой можно выигрывать. Но тогда опять встает вопрос о той же метафизике, а также обо всем другом.
Что обеспечивает подлинность? Что обеспечивает мобилизационный дух? Что? Только это. Именно потому, что это было не довыявлено, не поставлено во главу угла, не доведено до определенных концентраций, возникли и экзистенциальное смертное заболевание, уничтожившее культуру (как оно уничтожает ее всегда, когда нет метафизики), и отсутствие различений, и человеческая слабость.
Все это произошло потому, что не было оси. Точнее, ось была, и первое, ну, второе поколение революционеров ее интуитивно чувствовало. А потом она ушла в сторону.
Слишком пытались походить на Запад. Боялись самих себя! Боялись нащупать свою фундаментальную, окончательную самость. Копировали гибнувшие модернистские идеалы, не понимая, что нас-то они и погубят, что нам-то нужно свое. Но не свое вообще, а то свое, что ведет к развитию.
Вот его-то мы и можем взять на вооружение. И тогда черта с два постмодернизм нас «сделает»! Он нас «сделал» перед этим, потому что мы не были вооружены. А как только это у нас будет — он ни черта с нами не сделает.
Но ныть (вместо того, чтобы заявить такую программу), что нужно либо биться в арьергардных боях на какой-то там оставшейся территории, непонятно какой, либо бежать в постмодернистский ад и называть это стратегической войной в XXI веке, может только человек, сошедший с ума.
Дугин отвечает как раз очень ответственно.
«А. Дугин: Это очень интересный и серьезный вопрос. Я убежден, что эти процессы подготовлены логикой развития бытия, не случайны. И неслучайность смены парадигмы надо осознать.
Завтра: Принять?
А. Дугин: Я не сказал „принять“ — осознать. Человек, по моему глубочайшему убеждению, — существо свободное. … Может быть, все действительно неизбежно…»
Ах так! Постмодернизм неизбежен?! Замечательно! И что? То есть американцы нас уже «сделали». По-русски, по-русски-то можно сказать?! Если он неизбежен, фиг ли бороться? С чем? На какой-то там оставшейся территории?
