Игорь Шумейко - Вторая мировая. Перезагрузка
Нельзя оперировать итогами Мировой войны в понятиях современной политкорректной тусовки. В интересах Истины, и равно — в интересах России (в принципе, еще и в интересах других воевавших стран — Британии, Сербии) не прошлую Войну обсуждать в современных понятиях, а наоборот, современную политическую ситуацию рассматривать с помощью критериев прошлой Войны.
Если из каждых сегодняшних десяти международных споров (например, о захвате нефтепромыслов под прикрытием «защиты демократических свобод»), хотя бы пять просто перевести с «демократического языка» на «геополитический», или на «военно-исторический», путаницы стало бы меньше.
Война — в любом случае соприкосновение с Реальностью. Катарсис. Трагическое очищение. А политика, понятийный инструментарий, сам лексикон в мирные годы постепенно и совершенно неизбежно в погоне за сиюминутными выгодами усложняется, запутывается, завирается — ровно до следующей войны. До следующего Катарсиса. Собственно, лживость, противоречия «мирной политики» всегда и запускали следующую войну.
Поймите, это ни в коем случае не апологетика «милитэри стайл». Не война хороша, но «мирная, гражданская политика», скатывающаяся к интригам вокруг долей процента одураченного электората, плоха.
Война-то в любом случае всегда приближала Мир. А «мир» и «мирные политики, историографы и т. д.» — они-то (во всяком случае, до сих пор) всегда приближали Войну. И всегда «послевоенные годы» потихоньку превращались в «довоенные».
Стилистический провал Правдюка тоже намекает на провал смысловой. «Уроки в багровом свете итогов» — это, согласитесь, чем-то напоминает Вампуку.
Глава 20
От бывшего противника— к бывшему союзнику
60 лет назад, 5 марта 1946 года, в Вестминстерском колледже в Фултоне (штат Миссури) бывший премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль (действующий президент США Гарри Трумэн стоял чуть поодаль) произнес свою знаменитую речь.
В которой, собственно, нам и была объявлена холодная война.
В Фултоне сложился своеобразный Музей холодной войны. На этот юбилей в 2006 году были приглашены дочь Черчилля леди Мэри Соамс и его внучка Эдвина Сандис, а также внучатый племянник Трумэна. Позвали также президента Соединенных Штатов Джорджа Буша и английского премьера Тони Блэра, однако те приглашение отклонили.
А в предыдущие годовщины фултонской речи в Вестминстерском колледже собирались многие мировые лидеры и политики, в том числе бывшая премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер и экс-президент СССР Михаил Горбачев. Последнего мы, быть может, увидим еще. Ведь какой классный слоган для его рекламной кампании: «Горячая пицца поможет и в холодную войну!!!» Дарю Михаил Сергеевич.
К годовщине в Фултоне была обновлена экспозиция и проведена перепланировка Мемориала и библиотеки Черчилля, обошедшаяся в $4 миллиона. Кроме того, символическое начало глобального противостояния было отмечено специальной службой в церкви Святой Марии на территории Вестминстерского колледжа.
Итак: почему Черчилль (отставной, в то время, козы барабанщик)? Почему Фултон (глухомань несусветная)?
Анатолий Уткин написал великолепную книгу о Черчилле. Очень занятно будет процитировать его приземленно-бытовую «версию Фултона». Перед тем как воспроизводить «Выбранные места из речи…» сэра Уинстона, и ответы Черчиллю (и миру) Иосифа Виссарионовича Сталина в газете «Правда».
Цитируем Уткина: «К ставшему президентом Гарри Трумэну, гордящемуся своей простотой и доступностью, стали прибывать земляки из Миссури с небольшими просьбами. В январе 1946 г. они попросили прислать кого-либо из сенаторов на открытие заурядного колледжа в миссурийском городке Фултон. Патриот своих краев, президент Трумэн отреагировал неожиданно: «Зачем нам просить косноязычных сенаторов, когда во Флориде отдыхает самый большой златоуст англосаксонского мира — отставной премьер Уинстон Черчилль?» Черчилль на просьбу откликнулся, выдвинув лишь одно условие: «Выступлю в случае присутствия в зале президента Соединенных Штатов». Трумэн согласился».
Печально знаменитое выступление Черчилля в Фултоне соответствовало настроениям правых сил в США, решивших «выяснить свои отношения» с Востоком. «Братская ассоциация англоговорящих народов», о которой говорил экс-премьер, должна была стать военным союзом, ибо, как утверждал Черчилль, «на русских ничто не производит большего впечатления, чем сила». Это было начало трагического пути гонки вооружений.
Другой историк, Валентин Фалин, обрисовывает «состояние на момент…»
«На финальной стадии войны СССР не представлял собой угрозы для «свободного мира». «У Москвы были несколько иные заботы. Надлежало поднимать из руин страну, а не мечтать о квазикоммунистической экспансии. Установленным, доказанным фактом является то, что советское руководство ни в 1945-м ни в 1946 годах не собиралось воспроизводить в Центральной и Восточной Европе родственные сталинизму модели экономического, социального и политического устройства».
Это понимали и в США. Так, генерал Клей в апреле 1946 года в качестве заместителя американского губернатора Германии докладывал госдепартаменту: советских представителей в Контрольном совете «нельзя упрекнуть в том, что они нарушают Потсдамские договоренности». Напротив, «они в высшей степени добросовестно их исполняют», демонстрируют «искреннее стремление дружить с нами, а также уважение к США». «Мы, — заключал Клей, — ни на мгновение не верили в возможность предстоящей советской агрессии и мы не верим этому сейчас».
Однако Трумэна, которому необходимо было освятить доктрину «Pax Americana», эти соображения не убеждали. Именно для того, чтобы как-то обосновать заявку на мировую гегемонию, Соединенным Штатам и понадобился Черчилль. В пользу Черчилля, с точки зрения Трумэна, говорило то, что в ходе войны никто больше Черчилля не сделал для того, чтобы выхолостить военное сотрудничество западных держав с Советским Союзом, не допустить реальной координации действий вооруженных сил трех держав, сорвать организацию Второго фронта в 1942-ми 1943 годах и тем самым затягивать войну, с олимпийским спокойствием наблюдая, как в ожесточенных схватках немцы и русские обескровливают друг друга. В этом смысле концепция британского премьера перекликалась с подходами Трумэна, который в июне 1941 года изрек: «Если будут побеждать немцы, стоит помогать русским, если верх будут брать русские, надо помогать немцам, и пусть они убивают друг друга как можно больше».
«Немыслимое» и неотвратимое
Не позднее марта 1945 года Черчилль отдал приказ собирать трофейное немецкое оружие и складировать его для возможного использования против СССР. Тогда же им был отдан приказ о разработке операции «Немыслимое» — плана войны против Советского Союза, которая должна была начаться 1 июля 1945 года силами 112–113 дивизий, включая дюжину дивизий вермахта, которые сдались англичанам и нерасформированными были переведены в лагеря в земле Шлезвиг-Гольштейн и Южной Дании. Там их держали в готовности до весны 1946 года.
Черчилль приложил немало стараний, дабы вовлечь в «Немыслимое» Трумэна, принявшего президентский пост после кончины (12 апреля 1945 года) Франклина Рузвельта. «Если бы не категорический афронт ведущих военачальников США, черчиллевское «Немыслимое» могло бы обрести зловещие черты вполне реального и мыслимого. Не исключено даже, что с ядерным акцентом.
19 мая 1945 года помощник госсекретаря США Грю направил Трумэну меморандум, в котором отмечалось, что «если есть что-то в мире неотвратимое, то таким неотвратимым является война между США и Советским Союзом». «Гораздо лучше и надежнее иметь столкновение прежде, чем Россия сможет провести восстановительные работы и развить свой огромный потенциал военной, экономической и территориальной мощи», — утверждалось в документе.
На идейной основе, выраженной в меморандуме Грю, в сущности, и шел демонтаж политического наследия Рузвельта, в том числе в части выполнения (или сбрасывания) обязательств США по тегеранским и ялтинским соглашениям. Параллельно полным ходом готовилась новая военная доктрина Соединенных Штатов. Ее повивальной бабкой стало успешное испытание ядерного оружия в штате Невада.
А теперь и непосредственно… сэр Уинстон Черчилль. Фултон, штат Миссури, 5 марта 1946 года (Перевод Игоря Зайнетдинова.)
«Я был рад прибыть в Вестминистерский колледж сегодня в полдень и получить поздравления в связи с присвоением мне степени.
Название «Вестминстер» так или иначе знакомо мне. Я, кажется, слышал его раньше. В другом Вестминстере я получил большую часть моего образования в политике, диалектике, риторике и других вещах. Фактически это родственные учреждения.
