Вадим Роговин - Была ли альтернатива? (Троцкизм: взгляд через годы)
Ещё более последовательно эта мысль проводилась в печати Калининым, Осинским, Квирингом и некоторыми другими авторами. Калинин, например, писал, что «расслоение деревни не только не мешает росту коллективного хозяйства, а, наоборот, увеличивает производительность и товарность в сельском хозяйстве и, следовательно, подготовляет элементы к коллективизму и как бы это ни казалось парадоксальным, расчищает почву для советской деревни»[499]. В соответствии с такой установкой отстаивался курс на «крепкое трудовое крестьянство», «старательного крестьянина», «культурного сельского хозяина», которому следует «оказывать всяческую помощь».
Критика такого рода утверждений содержалась в этот период в основном в выступлениях Ларина. Однако Ларин был не той политической фигурой, по которой Сталин решил открыть огонь в связи с зарождающимися в партии новыми политическими разногласиями. Что же касается существа взглядов, защищавшихся в то время Сталиным, то оно вполне совпадало с концепцией Бухарина. В докладе «К итогам работ XIV конференции РКП(б)» Сталин критиковал не названных по имени «некоторых товарищей», которые якобы «исходя из факта дифференциации деревни, приходят к тому выводу, что основная задача партии — это разжечь классовую борьбу в деревне. Это неверно. Это — пустая болтовня»[500].
«Умиротворителем» деревни Сталин проявил себя, и выступая в Свердловском университете в июне 1925 года, где он заявил, что срывать «спекулянтские махинации кулачества» можно следующим образом: «…Держать в распоряжении государства достаточные продовольственные запасы, необходимые для того, чтобы давить на продовольственный рынок, вмешиваться в дело, когда это необходимо, поддерживать цены на приемлемом для трудящихся масс уровне…»[501].
Однако уже спустя несколько месяцев после этого заявления разразилась первая «хлебная стачка», выразившаяся в отказе зажиточных слоёв крестьянства продавать государству хлеб по твёрдым ценам. В результате план хлебозаготовок был провален. За октябрь — декабрь 1925 года государство заготовило менее половины запланированного хлеба. Это привело к срыву экспортных, а следовательно, и импортных поставок, существенному сокращению планов промышленного производства и капитального строительства.
XXXII Новый раскол
Новый раскол в Политбюро и ЦК уже явно обозначился в октябре 1925 года, когда Зиновьев, Каменев, Сокольников и Крупская представили в ЦК документ, отражавший серьёзные противоречия во взглядах новой формирующейся оппозиционной группировки. В этом документе, который в дальнейшем именовался «Платформой 4-х», критиковалось стремление большинства ЦК затушевать классовую борьбу в деревне, говорилось о необходимости расширения внутрипартийной демократии и усиления коллегиальности в руководстве партией, о «национальной ограниченности» в постановке XIV конференцией вопроса о победе социализма в одной стране. (Этому вопросу мы посвятим отдельную главу.) Все эти идеи объективно представляли приближение к взглядам Троцкого. Однако, находясь во власти прежних фракционных настроений, авторы «Платформы 4-х» одновременно протестовали против активизации теоретико-идеологической деятельности Троцкого и предлагали применить к нему самые жёсткие меры партийных санкций, вплоть до исключения из партии.
Сталин, как всегда концентрировавший своё внимание не на идеях, а на маневрах, в данном случае необходимых ему для ослабления роли двух своих недавних союзников по триумвирату, добился запрещения как публикации этого документа, так и открытия дискуссии вокруг содержавшихся в нём идей. «Платформа 4-х» стала известна делегатам XIV съезда лишь на самом съезде, где ленинградская делегация стала её распространять.
Впоследствии Зиновьев признал за собой часть ответственности за то, что разногласия, долгое время существовавшие внутри ЦК, свалились на партию внезапно, что в течение долгого времени о них не было известно не только широким слоям партии, но и некоторым членам ЦК. Это произошло, по словам Зиновьева, потому, что он и его единомышленники, будучи связаны фракционной дисциплиной и подчиняясь решениям «семёрки», не выносили разногласия на широкое обсуждение.
Обострение разногласий между большинством ЦК и «новой оппозицией» (так её вскоре стали называть) выявилось на октябрьском (1925 года) пленуме ЦК, где доклады Зиновьева и Каменева были не одобрены, как обычно это происходило на пленумах, а лишь приняты к сведению.
Несмотря на запрещение октябрьским пленумом предсъездовской дискуссии, мотивировавшееся отсутствием серьёзных разногласий в партии, за несколько недель до съезда началась острая полемика между Московской и Ленинградской партийными организациями. Тон этой полемике был задан из Москвы, где на партийных собраниях всё чаще стали раздаваться прямые и косвенные обвинения в адрес Ленинградской организации во главе с Зиновьевым в «капитулянтстве» и «пораженчестве» (за отрицание возможности победы социализма в одной стране и преувеличение силы сопротивления капиталистических элементов социалистическому строительству). Поскольку эти обвинения почти не проникали в печать, партия впервые узнала о существовании течения «пораженцев и ликвидаторов» только на съезде.
В то время как Сталин завершил создание нового верхушечного блока, направленного на этот раз против Каменева и Зиновьева, последние не нашли ничего лучшего, как пустить в ход обвинение в том, что большинство ЦК во главе со Сталиным состоит из «полутроцкистов». Всерьёз поверив в безошибочность этого приёма, Зиновьев уже после январского пленума стал готовить Ленинградскую организацию к тому, чтобы дать отпор этим «полутроцкистам», которые якобы не только не ведут должной борьбы с Троцким, но даже смыкаются с ним.
О поразительной слепоте Зиновьева и его ближайших союзников свидетельствует обнародованное на XIV съезде заявление секретаря одного из райкомов Ленинграда: «О Троцком разногласия идут в такой плоскости: т. т. Зиновьев, Каменев, Крупская и вся ленинградская организация стремятся к тому, чтобы окончательно добить троцкизм. Т. т. Сталин, Молотов, Бухарин, Калинин и прочие хотят ввести (на XIV съезде. — В. Р.) Троцкого не только членом ЦК партии, но даже намечают его вновь в Политбюро ЦК. Печатаются все его речи и статьи, без всяких примечаний, помещаются различные его доклады, вовсю распространяются его книги и брошюры, одним словом, вновь при таком послаблении дают жить троцкизму»[502]. На Ленинградской губернской партконференции, непосредственно предшествовавшей XIV съезду, Зиновьев, зачитывая положения резолюции Московской губпартконференции о возникших в партии «капитулянтских» и «пораженческих» настроениях, несколько раз говорил: «В кого, вы думаете, здесь стреляют? В Троцкого? Ничего подобного»[503].
В духе этих заявлений была выдержана и принятая на Ленинградской конференции декларация, в которой говорилось: «На Московской Губпартконференции раздавались речи о том, что Ленинградская организация и её руководство страдают неверием в силы рабочего класса, заражены хныканьем и т. д. и т. п. …До сих пор мы наблюдали враждебное отношение к нашей организации лишь со стороны врагов ленинизма, особенно в период двух последних дискуссий с троцкистской оппозицией»[504]. Такого рода настроения, активно выражавшиеся в Ленинградской организации в ходе подготовки к съезду, дали повод Сталину вновь проявить себя «миролюбцем» и в «качестве члена президиума конференции», направить в её адрес письмо, в котором выражалась забота о «единстве ленинцев». «…Особенно тревожными, — заявлял он в этом «миротворческом» письме, — кажутся мне выступления некоторых товарищей в последние дни на вашей конференции с речами, призывающими к открытой борьбе на партийном съезде»[505].
По-прежнему находясь в изоляции внутри Политбюро, лишённый каких-либо личных контактов с лидерами обеих формирующихся фракций, Троцкий перед XIV съездом в своих дневниковых записях отмечал ненормальный характер предсъездовской дискуссии, обусловленный сложившимся аппаратным режимом в партии. «Чрезвычайная трудность, по крайней мере на данной стадии, определить реальное классовое существо разногласий, порождается совершенно небывалой ролью партийного аппарата, далеко оставляющего в этом отношении позади даже то, что было год тому назад, — писал он за неделю до открытия съезда. — Достаточно только продумать значение того факта, что в Ленинграде была принята единогласно или почти единогласно резолюция, направленная против ЦК, в то время, как московской организацией единогласно, без единого воздержавшегося, принята резолюция, направленная против Ленинграда[506]. Совершенно очевидно, что решающую роль в этом поразительном факте играли местные обстоятельства, коренящиеся в составе и в работе партийно-секретарского аппарата, а не в жизни самих масс. Известные массовые настроения, лишённые возможности сколько-нибудь правильно преломляться через массовые организации, профессиональные союзы, партию, доходят глухими и обходными путями или путями потрясений (стачки) до партийных верхов, дают те или иные толчки мысли и закрепляются затем уже по воле правящего в данной области аппарата»[507].
![Айзек Азимов - Последний вопрос [Последняя проблема]](/uploads/posts/books/55996/55996.jpg)
