Андрей Сухомлинов - Кто вы, Лаврентий Берия?: Неизвестные страницы уголовного дела
Член суда Громов: Вы признаете, что избиение арестованных являлось преступным нарушением советской законности и вело избиваемых к самооговору и к клеветническим показаниям на других лиц?
Влодзимирский: Да, это было нарушением социалистической законности.
Член суда Громов: Оглашаю показания свидетеля Хомича:
«…За весь период моей работы с Влодзимирским, т. е. с конца 1938 года до его ухода в 1946 году, по большинству дел к арестованным применяли меры физического воздействия. Влодзимирский сам постоянно избивал арестованных резиновой палкой, которую имел у себя и хранил в сейфе. При мне в 1942 году Влодзимирский избивал в своем кабинете резиновой палкой арестованного Павлова — члена коллегии Главсевморпути. Павлов позднее был расстрелян по постановлению Особого совещания. Я знаю, что Влодзимирский избивал арестованных Рычагова, Локтионова, Штерна, Сергеева, Шашкина, Мерецкова и многих других в 1941 году.
Путем избиения арестованных Влодзимирский, Родос, Шварцман, Зименков и другие добивались у них признания в антисоветской деятельности и показаний на других лиц» (т. 25, л.д. 106).
Подсудимый Влодзимирский, вы подтверждаете эти показания свидетелей Семенова и Хомича?
Влодзимирский: Я эти показания подтверждаю частично. В некоторой части они преувеличены. В отношении Павлова (я не знаю о нем ли идет речь в показаниях Хомича) я применял меры физического воздействия, так как он был врагом советской власти и имел намерение при захвате немцами Москвы создать организацию «Возрождение России» и намечал себя бургомистром. Мне разрешили его бить и только после этого он рассказал следствию правду. На избиение Локтионова, Штерна, Мерецкова, Рычагова и др. было указание Меркулова, который ссылался на санкции директивных органов».
На этом допрос в суде Влодзимирского был прекращен.
* * *21 декабря 195З года в 10 часов утра начался допрос П.Я. Мешика.
На вопрос, признает ли он себя виновным, Мешик ответил отрицательно и начал свободный рассказ.
В начале своего выступления Мешик сказал, что он не изменник родины. Не участвовал в террористических расправах (в протоколе уточняется: «которые совершал Берия»). Далее Мешик показал, что принимал участие в некоторых преступлениях Берия, хотя «никакого злого умысла против Партии и Правительства не имел». Далее Мешик рассказал о своем происхождении, родителях, членах семьи, работе слесарем на заводе в Конотопе, учебе в Самаре в институте и в центральной школе ОГПУ в 1932–1933 годах.
Рассказал о следственной работе в конце 30-х годов, под руководством Кобулова. Он показал, что тогда широко применялись методы физического воздействия к арестованным, это разрешило руководство и лично Берия.
В протоколе допроса Мешика записано так:
«Преступления Берия состоят не только в том, что он продолжал «ежовскую» практику и не в этом главное. Самым главным преступлением Берия является то, что он сумел убедить всех работников следственной части в том, что избиения арестованных или, как тогда мягко говорили, «применение мер физического воздействия» были негласно узаконены. Я считаю, что подлым и мерзким преступлением Берия в этой части является то, что избиения арестованных были дозволены и санкционированы инстанциями». Чувствуете литературную обработку показаний?
Есть и такая интересная запись в протоколе.
«Мешик: Преступлением является и то, что он (Берия. — Авт.) создал вокруг избиений и истязаний атмосферу безнаказанности, на что суд и прокуратура должным образом не реагировали.
Председатель Конев: Вы не обобщайте. Скажите, какие именно суды и какие именно прокуратуры?
Мешик: Я имею ввиду Военную коллегию Верховного Суда СССР, которую возглавлял Ульрих и Прокуратуру СССР, которую возглавлял Бочков».
Далее Мешик показал:
«В результате всего этого Берия совершил еще одно преступление. Он растлил следственный аппарат НКВД СССР. Следователи, в том числе и я, применяли избиения и истязания арестованных, считая, что так нужно. Я говорю об этом не с целью смягчения своей вины, а потому, что еще многие следователи работают сейчас так же, как работал и я, и они не виноваты в этом.
Кобулов прав, когда говорит, что при избиениях арестованных трудно разобраться кто враг, кто нет. Избивая арестованных, следователи считали всех их врагами и при этом допускали ошибки и преступления.
Кобулов прав, когда говорит, что избиения производились по указанию руководства НКВД».
На предварительном следствии в отношении Мешика расследовались три эпизода: дела сотрудника НКГБ Украины Войцеховского (1941 г.), сотрудника НКВД СССР Мирошникова (1939–1940 гг.), старого большевика Кедрова М.С., расстрелянного в 1941 году.
Мешик пояснил, что Войцеховский выдал немцам нашего резидента Кудрю,[131] а потом ими же был переброшен к нам. По делу Мирошникова Мешик показал, что тот на допросах не сознавался, но был осужден Военной коллегией. Сам Мешик считает, что Мирошников не виновен.
Что касается дела Кедрова-старшего, Мешик просил учесть, что он его не арестовывал, расследовал это дело только до середины 1939 года. С Кедровым работало много следователей — около 20 человек, в том числе и он, а указания о расправе над Кедровым исходили от Берия.
В своих показаниях Мешик остановился и на деле сына М.С. Кедрова — Игоря Кедрова и деле Голубева — оба были сотрудниками НКВД.
По этому поводу Мешик заявил, что дело Игоря Кедрова было в производстве у следователя Либенсона и он, Мешик, к нему прямого отношения не имел, но Кобулов поручил заниматься этим делом и ему. Было известно, что Голубев и Игорь Кедров подали заявление в ЦК с жалобой на Берия. В суде было установлено, что ордер на арест Игоря Кедрова подписал Меркулов, а Мешик несколько раз допрашивал его как помощник начальника следственной части НКВД.
Рассказ Мешика оборвал Конев.
«Председатель Конев: Почему вы пытаетесь отгородиться от этого дела?
Мешик: Я с самого начала сказал суду, что не отгораживаюсь от Берия и от его преступлений. Разрешите продолжать показания? Итак, допрос Кедрова был поручен Либенсону. Кобулов лично интересовался этим делом. Кедрова не били, но как показал Либенсон, к нему, с целью психического воздействия, подсадили другого арестованного — Николаева-Журид,[132] который и разложил его в направлении дачи признательных показаний. Должен сказать, что ещё до передачи этого дела в следственную часть Кедрова и Голубева вызывал к себе на допрос Берия. О чём он с ними тогда говорил, я не знаю, но скорее всего он угрожал им с целью понудить их дать признательные показания. Это подтверждается заявлением Кедрова на имя Берия и показаниями Либенсона. Из этого следует, что Берия проявлял повышенный интерес к этому делу. В результате Кедров подал заявление на имя Берия, в котором признавал себя виновным в измене Родине и в том, что написал в ЦК провокационное заявление в отношении Берия.
Председатель Конев: Вы знаете, что это заявление было получено от Кедрова путем избиений?
Мешик: Еще раз повторяю, что Кедрова Игоря не били. Но не исключена возможность, что Берия ему говорил, что если он не даст показаний с признанием, то будет уничтожен. Кобулов интересовался этим делом и всегда держал его на контроле. Вскоре после получения заявления от Кедрова, мне позвонил Кобулов, я это обстоятельство очень хорошо помню, так как он, узнав о подаче Кедровым заявления, предложил мне немедленно прибыть к нему с этим заявлением и мы вместе пошли в кабинет Берия. Это было мое первое посещение кабинета Берия и поэтому я хорошо помню все эти обстоятельства. Берия, прочтя заявление Кедрова, разразился страшной бранью на грузинском языке. Я растерялся.
Председатель Конев: Что вызвало раздражение Берия?
Мешик: Насколько я понял это заявление Кедрова не удовлетворило Берия, и он дал установку Кобулову: «Пусть Кедров расскажет, при каких обстоятельствах он был завербован для проведения шпионской деятельности, а затем в соответствующем месте укажет о своем провокационном заявлении». Берия порвал заявление Кедрова и бросил его Кобулову. Это заявление имеется в деле[133].
Председатель Конев: Подсудимый Кобулов, чем было вызвано раздражение Берия?
Кобулов: Я сейчас точно не помню, но, видимо, было так, как говорит Мешик. Брань была и это на Берия похоже. Берия был недоволен содержанием заявления, написанного Кедровым.
Председатель Конев: Подсудимый Мешик, вы подтверждаете, что со стороны Берия была проявлена особая заинтересованность к этому делу?
Мешик: Да, безусловно. Это было единственное дело, которым интересовался Берия за период моей работы в следственной части НКВД СССР.
Председатель Конев: С какой целью вы и ваш подчиненный следователь Либенсон изъяли из дела собственноручные показания Кедрова Михаила, Кедрова Игоря и Голубева?
