Гвидо Кнопп - Супершпионы. Предатели тайной войны
Мы успокоились. Беседа с Уокером состоится. Ведь у его бывшего «куратора» из КГБ мы давно взяли интервью.
История советского шпиона Джона Уокера начинается в 1967 году, незадолго до Рождества.
19 декабря 1967 года — мрачный, холодный и дождливый день в Вашингтоне, Федеральный округ Колумбия. Всю дорогу от Норфолка, Вирджиния, до округа Колумбия Уокер спрашивал себя, каким самым элегантным образом он установит контакт с Советами. Джон Уокер хочет предать свою страну за деньги. Но как это устроить? Около пяти часов вечера он останавливается у телефонной будки. Телефонной книги в ней нет. Уокер набирает номер справочной. «Пожалуйста, адрес посольства СССР.»
«Сожалею, сэр, но мы сообщаем только номера телефонов.»
«Посольство расположено где-то на 16-й улице, леди, я забыл только номер дома.»
«Номер сто», кратко отвечает женщина и вешает трубку.
Уокер ставит свою машину на ближайшей городской стоянке, оттуда он продолжает свой путь на такси. На улице севернее советского посольства он просит водителя остановиться, расплачивается с ним и под защитой сумерок движется в обратном направлении.
Теперь до впечатляющего здания посольства, построенного на рубеже веков, осталось только сто метров. Недалеко от цели офицер американского флота Джон Уокер внезапно останавливается и сворачивает в сторону. Обеспокоено он замечает незамысловатое офисное здание напротив посольства. Что, если ФБР уже наблюдает за ним? Не потому, что он уже в своей прошлой жизни давал повод считать, что когда-либо предаст свою страну. Нет, ФБР просто регистрирует всех, кто входит в советское посольство или выходит из него.
Решительно и быстрым шагом он подходит к железному кованому забору. Шпиону везет: посольская машина как раз покидает территорию. Большие сдвижные ворота открыты. Русский охранник немного ошарашено глядит, как мимо него в дверь быстро пробегает неизвестный мужчина Дверь только прикрыта. Уокер быстро обращается к женщине-администратору, сидящей в коридоре посольства за простым деревянным письменным столом. «Кто здесь шеф службы безопасности?» - почти выкрикивает он. «Я срочно хочу поговорить с ним.»
«Проще всего, конечно, было бы просто сразу выгнать незнакомца,» — говорит нам в Москве пенсионер Борис Соломатин, в то время офицер КГБ самого высокого звания в посольстве, «ведь как можно было гарантировано определить, не является ли этот человек «подставой» Центрального Разведывательного Управления, внедрявшимся, чтобы в конечном счете работать двойным агентом? Или что он хотел войти в контакт по какой-то другой причине, которая была бы полезна и ему и нам? В московском центре никто не упрекнул бы меня, если бы я в тот момент счел риск слишком большим.»
Но Соломатин, закаленный во многих операциях профессионал внешней разведки, принимает вызов. «Больше видеть, больше слышать, больше знать»- согласно этому девизу, дополненному словами «с гибким использованием средств» — это значит, без сомнений в этичности методов и по своим собственным нормам, первоначально изучавший международное право поверенный в делах КГБ в США решает основательно проверить Джона Уокера.
Какие методы он применит для этого? Сначала самые осторожные. Борис Соломатин знает, что имя «Джеймс Харпер», которым Джон Уокер назвал себя, ненастоящее. Русский разыгрывает из себя человека, на которого появление незнакомца не произвело впечатления: «Я потребовал предъявить мне удостоверение. Уокер очень нервничал, даже когда пытался это скрыть. Ему казалось, что все происходит слишком медленно.»
«Я представил себе, насколько Советы были бы заинтересованы во всем, что я мог бы поставить им из мира секретных шифров и ключей к ним нашего флота. Я сказал им, к чему у меня есть доступ, а в качестве примера при мне был совершенно скелетный документ Агентства Национальной Безопасности (АНБ). Он должен был убедить русских и одновременно стать моим входным билетом. В обмен на регулярные поставки я хотел получать установленное ежемесячное жалование. Мне только не было понятно, насколько хорошо мой собеседник разбирался в этом деле, чтобы правильно оценить опасную ценность материала.» — вспоминает Уокер о своем первом контакте с КГБ.
Чего не мог знать Уокер: острие разведывательной работы Соломатина было направлено как раз против военно-морских сил США. В этой области Борис Александрович обладал хорошими профессиональными знаниями. И с их помощью он посадил Уокера «на гриль»; он усиленно, совершенно по собственному усмотрению в течение многочасового разговора беспрестанно повышал температуру, чтобы извлечь из шпиона по собственной инициативе то, что могло бы квалифицировать Джона как «надежное лицо», на жаргоне спецслужб: «человеческий источник информации».
Сегодня экс-шпион соглашается с этим недоверием Советов: «Сознаться- вот в чем был риск. Кто скажет им, что я не строящий из себя важную особу воображала или не агент противника? В тот вечер они совсем не могли быть уверены, на кого они, в конце концов, нарвались — до того времени, когда материал на самом деле начал «течь», и они заметили, что все обосновано.»
Соломатин видит это иначе: «Я обстоятельно проверил знания Уокера об американском военном флоте. Для советского агента я достаточно хорошо в этом разбирался и уже в 1968 году был назначен Юрием Андроповым на пост заместителя начальника внешней разведки. Мой профессиональный и психологический анализ Джона Уокера привел меня к твердому выводу: ни одна разведка не рискнула бы использовать в качестве «подставы» профессионального шифровальщика вроде Уокера. Уже при первой проверке он — при достаточно хорошем уровне знаний у другой стороны — был бы без проблем разоблачен.»
Успех подтвердил правоту Соломатина.
Он мог бы отказаться от вербовки Уокера. Вместо этого он поступил верно — и получил из этого пользу. Дело Уокера стало удачей в карьере этого человека, для которого получать выгоду из слабостей других людей было так же важно, как и для его шпиона-воспитанника. Понятия, вроде «лояльности», «надежности» и «чести» постоянно извращаются ремеслом предателей — все равно, действуют ли они по идейным или по материальным соображениям. И те и другие очень близки друг к другу.
В конце вечерней беседы Борис Соломатин положил в руку своему новому «сотруднику» конверт. «Штука», тысяча долларов — был мой первый гонорар, усмехается сегодня Джон и добавляет: «Я действовал по принципу, который прекрасно оправдался и во всей моей последующей карьере шпиона: K. I. S. S. (keep it simple stupid) — поступай просто до глупости. Только не привлекай к себе внимания. Точно так же я исчез из здания.»
Но так просто это не было. Соломатин вывез его на посольской машине. Каждый вечер, точно в установленное время, регулярно для посторонних, сотрудники посольства покидали здание. Из-за регулярности процесса бдительность филеров ФБР на противоположной стороне улицы притуплялась. В эту ночь одному из товарищей пришлось переночевать на койке в посольстве, чтобы не было зафиксировано превышение обычного числа выезжавших из посольства дипломатов. Так Уокеру удалось выйти неузнанным.
Ровно через две недели после успешного контакта с КГБ перед супермаркетом в Александрии, штат Вирджиния, происходит первая и единственная секретная встреча шпиона и ведущего офицера на американской земле.
«Устройство этой встречи было просто: время и место были еще в ту ночь оговорены в посольстве. В качестве пароля я должен был под рукой держать последний номер журнала «Тайм» и ровно с двух часов дня прогуливаться возле входа в супермаркет. Русский не заставил себя ждать ни минуты. Он появился как бы из ничего за мной, тихо попросил меня, не поворачиваясь, двигаться в один из малолюдных уголков торгового центра. Затем он захотел узнать, заметил ли я что-то необычное во время моей поездки из Норфолка к пункту явки. Я ответил, что нет. Через примерно пять минут он перешел к делу. Этот человек точно знал, чего хочет: прежде всего списки ключей и технические инструкции к нашим шифровальным машинам типов KL 47, KY 8, KWR 37, KG 14, KWS 37 и KW 7. Кроме того, мне следовало держать глаза открытыми, когда на мой стол попадают стратегические или оперативные планы. При регулярных, то есть раз в полгода, поставках мне обеспечен гонорар в четыре тысячи долларов в месяц. Для передачи материала нужно следовать очень подробному и весьма сложному плану. Речь шла о «мертвых почтовых ящиках». Предположим, что обычная встреча состоялась в июле — тогда понятно: следующая встреча запланирована на январь. Но точную дату нельзя было предусмотреть на такой долгий срок. Тем не менее, все всегда получалось, никаких неувязок не было.
Все функционировало так: всегда на одном и том же перекрестке, за дорожным знаком остановки или на столбе уличного фонаря я мелом писал заранее предусмотренную букву, например, большую букву «R», чтобы показать, что я готов. Затем активизировалась система, обеспечивающая обмен в течение двадцати четырех часов. Я предполагаю, что каждое утро один из сотрудников советского посольства ехал на работу одной и той же дорогой и замечал подобную маркировку. А если мне нужно было бы срочно лично поговорить с моим ведущим офицером, то мы следовали тому же образцу. Через «Х» дней мы встречались где-то в мире, но никогда больше — в Соединенных Штатах. И это всегда получалось — гарантировано.»
