Генри Киссинджер - Мировой порядок
Си Цзиньпин стремится опираться на это богатое наследие и инициировал масштабную программу реформ, сопоставимую с реформами Дэна. Он предложил систему, которая, воздерживаясь от демократии, будет более прозрачной и в которой результаты будут больше зависеть от юридических процедур, чем от сложившихся личных и семейных отношений. Еще он бросил вызов многим установившимся социальным институтам и практикам (в частности, государственным предприятиям, этим вотчинам региональных чиновников и средоточиям коррупции); смелое видение, несомненно, принесет стране некоторое количество проблем и неопределенности.
Состав китайского руководства отражает эволюцию Китая в сторону участия в решении – и даже формировании – глобальных вопросов. В 1982 году ни один член Политбюро не имел высшего образования. На момент написания этой книги почти все они окончили институты, многие получили ученые степени. Высшее образование в Китае основывается на учебных программах западного образца, а не на традициях мандаринской системы (и не на учебных планах коммунистов, предлагавших собственную форму интеллектуального «инбридинга»). Это очевидный разрыв с прошлым Китая, когда китайцы гордились своим «патриархальным» восприятием мира, лежащего за пределами «синоцентричной» сферы. Современные китайские лидеры, безусловно, знают историю родной страны, но не являются ее пленниками.
Долгосрочная перспектива
Потенциальные трения между существующими и возникающими центрами силы не новы. Возникающая сила неизбежно вторгается в некоторые сферы, прежде считавшиеся исключительной прерогативой существующей. К тому же эта возникающая сила подозревает, что ее соперник может попытаться ей помешать, пока не стало слишком поздно. Исследование Гарвардского университета показало, что в истории пятнадцати случаев взаимодействия возникающей и существующей сил десять закончились войной.
Поэтому неудивительно, что стратеги с обеих сторон ссылаются на модели поведения и исторический опыт, предсказывая неизбежность конфликта между двумя обществами. Китайцы интерпретируют многие американские действия как стремление воспрепятствовать подъему Китая, а американская пропаганда прав человека трактуется как подрыв китайской внутриполитической структуры. Некоторые крупные фигуры именуют так называемую «политику переориентации»[95] Америки провозвестником решающей схватки, призванной навеки обречь Китай на второстепенную роль; это тем более примечательно, потому что на момент написания книги никаких крупных передислокаций воинских частей не проводилось и не планировалось.
С американской стороны есть опасения, что новый Китай будет систематически оспаривать превосходство США и тем самым подрывать безопасность Америки. Многие рассматривают Китай, по аналогии с Советским Союзом времен холодной войны, как государство, рвущееся к военному, а также экономическому доминированию во всех близлежащих регионах, следовательно, помышляющее о гегемонии.
Обе стороны укрепляются в своих подозрениях военными маневрами и оборонными программами. Даже когда те выглядят «нормальными», то есть включают меры, которые любая разумная страна предпринимает в защиту национальных интересов, такие маневры и программы анализируются в терминах сценариев конфликта. При этом каждая сторона совершает определенные шаги, чтобы односторонние действия не вылились в очередную гонку вооружений.
Сторонам следует вспомнить десятилетие перед Первой мировой войной, когда постепенное нарастание подозрительности и скрытых конфронтаций в конце концов привело к катастрофе. Лидеры Европы загнали себя в ловушку своим военным планированием и нежеланием разделять стратегию и тактику.
Два других фактора также способствуют сохранению напряженности в китайско-американских отношениях. Китай отвергает предположение, что международный порядок должен строиться на распространении либеральной демократии и что международное сообщество обязано навязывать всем данную концепцию и особенно идею прав человека. Соединенные Штаты вполне в состоянии толковать свои взгляды на права человека максимально широко – ради стратегических приоритетов. С учетом истории и убеждений ее народа, Америка, конечно, никогда не отречется от этих принципов как таковых. Что касается Китая, точку зрения китайской элиты на этот вопрос высказал Дэн Сяопин:
«На самом деле национальный суверенитет куда важнее прав человека, но Большая семерка (или восьмерка) часто нарушает суверенитет бедных и слабых стран третьего мира. Рассуждения о правах человека, свободе и демократии предназначены лишь для маскировки интересов сильных и богатых стран, которые используют эти лозунги, чтобы запугивать слабых, и которые добиваются гегемонии, проводя силовую политику».
Между столь полярными воззрениями никакой официальный компромисс невозможен; но не допустить перерастания разногласий в конфликт – одна из важнейших задач лидеров обеих стран.
Другой насущный фактор – это Северная Корея, к которой, безусловно, применим афоризм девятнадцатого века – как сказал Бисмарк: «Мы живем в замечательное время, когда сильный слаб из-за своих сомнений, а слабый становится сильнее, потому что дерзает». Северная Корея не признает никаких принципов легитимности правления, даже заявляемых коммунистических. Ее главное стремление состоит в создании нескольких атомных бомб. У нее нет достаточного военного потенциала, чтобы воевать с Соединенными Штатами. Но наличие ядерного оружия имеет политическое значение, намного превышающее его военную полезность. Оно стимулирует Японию и Южную Корею на разработку собственного ядерного арсенала. Оно позволяет Пхеньяну «дерзить» сверх всякой меры, подталкивая к новой войне на Корейском полуострове.
Для Китая Северная Корея – серьезная проблема. С точки зрения многих китайцев, Корейская война олицетворяет решимость Китая покончить со «столетием унижения» и «подняться с колен» на мировой арене, а еще служит доказательством того, что не следует вовлекаться в войны, чьи причины Китаю безразличны и чьи результаты могут иметь принципиальные, масштабные, непредсказуемые последствия. Именно поэтому Китай и Соединенные Штаты Америки параллельно и резко выступают в Совете Безопасности ООН, требуя, чтобы Северная Корея отказалась – а не просто свернула – от своей ядерной программы.
Для Пхеньяна отказ от ядерного оружия может означать политический крах. Но именно на полном прекращении работ настаивают Соединенные Штаты и Китай в резолюциях Совета Безопасности ООН. Обе страны должны скоординировать свою политику на случай, если – когда? – поставленные цели будут достигнуты. Удастся ли объединить разделенную ныне Корею и какой ценой? В состоянии ли Китай и США выработать совместную стратегию относительно безъядерной объединенной Кореи, стратегию, которая обеспечит общую безопасность и стабильность? Вот это действительно большой шаг в направлении «нового типа отношений», столь часто упоминаемых и столь медленно формируемых.
Новые руководители Китая признают, что реакция китайского населения на эту обширную повестку дня непредсказуема; они «плывут в неизведанные воды». Им не нужны зарубежные «авантюры», однако они будут решительно сопротивляться любым попыткам вмешательства в то, что Китай определяет как свои ключевые интересы, причем тверже, чем предшественники, – именно потому, что считают себя обязанными объяснять коррективы курса, неразрывно связанные с реформами, дополнительным акцентом на национальных интересах. Всякий международный порядок с участием США и Китая должен предусматривать баланс сил, но традиционное регулирование этого баланса надлежит смягчить соглашением о нормах и подкрепить сотрудничеством.
Лидеры Китая и США публично озвучивают взаимное стремление к контактам и конструктивному диалогу. Два американских президента (Барак Обама и Джордж Буш) договорились с китайскими коллегами (Си Цзиньпином и Ху Цзиньтао) о стратегическом партнерстве в Тихоокеанском регионе; это способ сохранения баланса сил при одновременном снижении степени военной угрозы. Пока, увы, заявления о намерениях не подкреплены конкретными шагами.
Партнерство нельзя обеспечить голыми декларациями. Никакое соглашение не гарантирует определенный международный статус США. Если Соединенные Штаты начнут восприниматься как «былая сила» (по собственному выбору), Китай и другие страны присвоят себя значительную часть полномочий, которыми Америка располагала после Второй мировой войны, после «интерлюдии» кризисов и потрясений.
Многие китайцы усматривают в США сверхдержаву на спаде. Тем не менее в руководстве Китая принято мнение, что Соединенные Штаты в обозримом будущем сохранят существенный потенциал мирового лидерства. Суть конструктивного мирового порядка в том, что ни одна страна, ни Китай, ни США, не в состоянии присвоить себе ведущую роль, подобную роли Соединенных Штатов непосредственно по завершении холодной войны, когда они остались «одни на вершине».
