Сергей Кургинян - Суть времени. Том 3
Есть второй типаж людей, действующих на том же самом подиуме, в том же самом политическом многомерном пространстве, — это «сами себя делающие люди». На английском (где это очень важный элемент политической культуры) это называется «self-made». Я таких людей тоже видел. Это обычно очень яркие одиночки, строящие сложные цепи и системы знакомств, дружеских связей и так далее, но постоянно думающие о себе, имеющие в виду свой успех, свое продвижение, наделенные очень сильным нутром и очень сильной карьерной мотивацией, не всегда лишенные других уровней мотивации, включая идеальные.
У них есть одно четкое свойство: они никогда не будут обременять себя превращением в социальных лидеров, то есть в людей, которые строят какие-то микросоциальные собственные плотные системочки или группки. Они этого не делают, потому что, во-первых, степень их эгоцентризма, или эгоизма, или зацикленности на себе, на этом самом «self», «я» очень велика. Такая зацикленность никогда не дает возможности создавать плотные сообщества. Эти люди не создают вокруг себя плотных сообществ — они создают рыхлые сетки знакомств с себе подобными. И, во-вторых, это — создание плотных сообществ — трудный, обременительный, малоперспективный путь. Гораздо легче в одиночку двигаться по сложным ландшафтам, входить в системы, не обязательно становясь их «винтиками», действовать в определенном поле, отталкиваться от одного системного массива, переходя в другой, проявлять яркие свойства, оказываться востребованными.
Никоим образом не хочу осуждать этих «self-made» — это очень определенная, очень нужная, незаменимая в обществе категория людей, иногда добивающихся многого, а иногда не добивающихся; иногда наделенных очень мощной, при этом идеальной, мотивацией, а иногда полностью лишенных такой мотивации. Это просто определенный человеческий материал (прошу прощения за такой технологический термин), определенный тип людей, которых очень много в истории, усилиями которых иногда очень многое делается. Это определенный тип, который никоим образом никакого отношения не имеет к «винтикам». Это другие люди. Другие, совсем другие. Это-то как раз индивидуалисты, по поводу которых всегда говорят: «В систему не интегрируем в силу таких-то и таких-то свойств». Очень часто это умные, энергичные, яркие люди. Иногда они опираются на семейную поддержку, а иногда они выходят из глубинки и делают блестящую карьеру. Это очень важный, может быть, генеральный человеческий типаж.
И есть третий типаж — социальные лидеры, или, чтобы никоим образом этот типаж не воспевать, микросоциальные лидеры. Это совершенно другие люди с такими… опять, чтобы не было никакой поэзии… в чем-то «сектантскими» (возьмем это слово в кавычки) склонностями, с постоянным стремлением идти нонконформистско-андеграундным путем, формировать коллективы, создавать что-то, что в данный момент совершенно не является востребованным, идти против течения, занимать сложные места в сложных процессах, а потом выходить на более высокие позиции. Это лидеры, социальные лидеры. Я их тоже видел.
В советскую эпоху я их видел очень много. Они создавали то какое-нибудь общество танца, то какие-нибудь кооперативы по строительству жилья, то какие-нибудь организации, которые занимались историческим фехтованием, то литературные кружки, то театры, то какие-нибудь оперные студии. Мало ли что еще. Но каждый раз, когда это происходило, мне было видно, что они живут интересами тех плотных малых социальных групп, которые они создали вокруг себя. Они постоянно отдают гигантское количество сил этим группам. Эти группы к ним тянутся именно потому, что они ощущают в них что-то, кроме «эго», какой-то контакт с какими-то смыслами, вот эту готовность лидировать.
Чаще всего это располагается в андеграунде, то есть не в том главном пространстве, где протекает нормативная социальная жизнь, а в каком-то неформализованном пространстве. Называлось это очень часто «неформалы».
По всей своей биографии, по всему, что я делал в жизни, по всему, что я хотел делать в жизни, я всегда хотел быть таким микросоциальным лидером. То есть хотел-то я создания театра определенного типа, такого, которого еще не было в истории. И ради этого ломал свою научную карьеру и все прочее. Но на самом деле понятно было, что проект, который предо мною брезжил, не мог быть реализован в пространстве «self-made». Он требовал пространства андеграунда. И я в него спокойно, понимая, с чем это связано и сколь это умаляет мои социальные позиции, перешел в 1972 году. Ну уж к 1975-му точно перешел. Обещал матери и отцу, что защищу диссертацию. Перешел сразу же, как только защитил. Но на самом деле, по сути, перешел раньше. Диссертацию уже писал, занимаясь театром.
И дальше начинается та жизнь, на которую себя обрекают люди, создающие эти плотные малые группы. Это особая жизнь, очень тяжелая, очень трудовая, имеющая гигантские психологические издержки и не часто дающая крупный результат.
Первым результатом, которого я добился на этом пути, было создание, реальное создание профессионального театра. Эта микросоциальная группа, которую я сплотил вокруг себя под проект «Театр нового типа», получила театр в конце 80-х годов, хотя не имела на это никакого шанса.
Второй проект, который удалось сделать чуть ли не через двадцатилетие, — это соединить этот театр нового типа с научной или, более правильно было бы сказать, интеллектуальной деятельностью, деятельностью аналитической. И тоже особого типа. Создать этот синтез, которого в мире еще никогда не было, и предъявить обществу результаты. И они налицо: театр функционирует, в нем функционируют люди, которые одновременно пишут сложнейшие тексты, и видно, что и тексты они пишут сами и очень-очень прилично, мягко говоря, и на сцене-то играют толково, опять-таки, мягко говоря. И это существует вместе. А этого не было никогда вместе.
Все, что сейчас начинается, это уже третий этап, это политический проект — от безнадежности, от слишком глубокого тупика, в котором находится общество. Не знаю, что с ним будет, но два-то проекта состоялись. И это тип жизни. В условиях регресса вся ставка — на социальных лидеров, на ткань, состоящую из микросоциальных групп как больших молекул, слагающих иногда десятки, иногда сотню, иногда и несколько сотен единиц. Как именно эти молекулы начнут образовывать сеть, как внутри них построится жизнь? Ибо именно это андеграундное пространство (оно же катакомбное) и становится сейчас главным. Если что-то здоровое и полноценное и сохранилось, то в нем, потому что другие пространства сметены, сметены регрессом. Они нормально функционируют в нормальных условиях, а в этих условиях они первые попадают под удар, они сметены.
Человек обычно карьеру делает через дело, даже если он индивидуалист. Он делает большое дело и получает результаты. А нет этой корреляции между делом и результатами! Значит, если он «self-made», то либо он «self», либо он «made».
Что касается «винтов системы», то вопрос в том, чего системы хотят. «Винты» неинтересны, а системы ставят перед собой цели крайне сомнительные. В условиях регресса — деградационные цели самообогащения. Они отрываются от нации. Из инструментов, с помощью которых нация обеспечивает свои интересы, они превращаются в фагов, то есть поглотителей нации. По крайней мере, в существенной степени, именно в той степени, в которой мы сейчас обсуждаем наличествующее, в той степени, которая отражена данной картой (см. рис. 29).
Значит, все пространство вот это — это пространство андеграунда. Из него либо что-то выйдет, либо не выйдет ничего. На него можно делать ставку или не делать. Но когда вы имеете дело с социальным лидерством, то вопрос о том, кто за чьей спиной стоит, не до конца корректен. Он полностью корректен, когда вы имеете дело с винтиками систем. Он в какой-то мере бессмыслен, когда вы имеете дело с «self-made». И он…
Я сейчас объясню, почему я говорю «не до конца корректен», когда речь идет о социальных лидерах. Потому что для того, чтобы социальный лидер состоялся, он должен сплотить группу и с помощью этой группы совершить коллективное деяние, чаще всего воплощающееся в продукте: спектакле, тексте, действии. В чем-то воплощающееся. Это может быть блистательная газета. Это может быть интересный театр. Это может быть какой-то научный коллектив и научная школа. Но это должно быть именно деяние, основанное на продуктивности плотной социальной небольшой группы, сплоченной данным лидером на основе какой-то крупной цели, лежащей за пределами как «эго» или «self» лидера, так и «эго» или «self» тех, кто слагает группу. По ту сторону это должно находиться. Это должно быть адресовано уже не к «Я», а к «сверх-Я». Если его нет — нет этих плотных групп.
Поэтому за моей спиной стоят, прежде всего, участники этой группы: Юрий Бялый, Вера Сорокина, не буду всех перечислять, Аня Кудинова, Маша Мамиконян и так далее — все те, кого я сейчас бросил в этот политический бой, предложив им и своим ближайшим надежным друзьям (которые не слагали со мной таких плотных групп, но которые проявили себя за многие годы определенным образом, и прежде всего проявили себя бескорыстием и отсутствием этого «self», «эго») создать некое представительство политического центра организации «Суть времени».
