Михаил Полторанин - Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса
С разных сторон, но одновременно они подошли к Беловежскому перекрестку.
У меня на лестничной площадке была пожилая соседка, которая, заметив непорядок в подъезде, всплескивала руками: «Ох, тошно мне!» Так вот и мне тошно, когда я слышу притворные всхлипы одного: «Тайком от меня спрятались в Пуще и ломали Союз, как дрова» и гусарскую похвальбу другого: «Мы рисковали — нас могли арестовать. Но мы делали верное дело».
Ну какой там риск? Все было безопасно, как на любой царской охоте. В Беловежской пуще много утепленных вышек (сам видел!) с раздвижными окошками для стрельбы по кабанам и оленям. И ельцинскую поездку туда в тайне никто не держал. Бориса Николаевича проводил в дальний путь из своего кабинета лично Михаил Сергеевич.
На сей счет много свидетельств. Приведу только одно из них— свидетельство человека, незамеченного в антипатиях к Ельцину с Горбачевым. Это Иван Степанович Силаев. Его признания корреспонденту газеты «Коммерсантъ» дорогого стоят.
Ельцин должен был принять Силаева в Кремле 6 декабря 91-го (а 7-го состоялась встреча в Беловежской пуще). Но позвонил Коржаков и предупредил, что Борис Николаевич просил подождать — он пошел к Михаилу Сергеевичу.
— Я жду час-два. Звоню снова. Оказалось, еще не пришел, — поведал Силаев.— Принял он меня только в 18 часов и сказал примерно такие слова: «Долго сидели с Горбачевым, советовались. Сейчас я еду в Белоруссию. Это обычный политический визит. Хотим пригласить туда Кравчука, чтобы уговорить его отказаться от идеи выхода из состава СССР».
Насчет «уговорить» это, конечно, привычный ельцинский туман, обычная «деза». Уговаривать Кравчука в Белоруссии? Для этого были Киев, Москва. Байка для легковерных! И второй очень важный момент — зачем для обычного мужского разговора «у костра» Ельцин взял с собой в Беловежскую пущу спецкоманду: Геннадия Бурбулиса, Егора Гайдара, юриста по особо важным поручениям Сергея Шахрая и министра иностранных дел России Андрея Козырева. Понятно, что не для освежевывания трофеев. Команда ехала проводить операцию, обговоренную в Кремле.
Еще одно свидетельство — того самого Леонида Кравчука. Корреспонденту издания «Время новостей» он рассказал, как они (Ельцин, Шушкевич, Кравчук) подписывали документ о прекращении существования Советского Союза и как Борис Николаевич через своего министра— переводчика Козырева бросился докладывать об этом событии Президенту США Бушу-старшему. А потом...
— Шушкевич дозвонился Горбачеву, — рассказал далее Кравчук. — Тот обиделся, что мы проинформировали Буша первым.
Видите, как все было обыденно и спокойно. Михаил Сергеевич не затопал ногами, не поднял «в ружье» войсковые подразделения, не зарычал от ярости. А только тихо «обиделся» и почему?
Он, видимо, сидел у себя в кабинете, как на иголках. Ждал сообщений от везунчика Ельцина, чтобы первым отрапортовать Бушу-старшему о глобальном свершении. Как я предполагаю, Михаил Сергеевич, даже текст набросал примерно такой:
«Сэр! Имею честь донести и Вам, и всему влиятельному руководству Бнай Брита, что первая фаза спецоперации под кодовым названием «Триндец Советскому Союзу!» успешно завершена.
В довесок к Нобелевской премии прошу занести мощность тротилового эквивалента моей власти в Книгу рекордов Гиннеса.
Передаю дежурство, как и договаривались, нашему парню Борису Ельцину.
Вторую фазу спецоперации под кодовым названием «Триндец России!» будет выполнять он и те, кого Борис назначит после себя. Если, конечно, народ к тому времени не пробудится и не даст всей нашей шобле крепкого пендаля».
Какой политический капитал дополнительно можно было срубить за океаном этим рапортом! Но Ельцин подсуетился и высунулся с донесением первым. Будто он один заваривал кашу.
Михаил Сергеевич не раз говорил: «Всей правды я вам не скажу никогда!» Ну, еще бы! Зачем идти на самоубийство, когда жизнь так прекрасна. Это страну можно раздеть донага. А себя нужно беречь— самому надо всегда оставаться в смокинге. Для встреч в верхах. Для презентаций. Для получения зарубежных премий.
Да и что он дразнит правдой-утайкой, будто шмотками под прилавком. Она наверху и очевидна. Правда в том, что очень медленно и трудно формируются государства. Через войны, через порванные жилы целых поколений. Но при безответственности выскочек от власти и деградации нации даже мощные сверхдержавы мгновенно сметаются с исторической сцены.
И в завершение разговора о последних днях нашей страны — показательная история с банкиром Георгием Гавриловичем Матюхиным.
Этот сибиряк, родом с Алтая, служил раньше в политической разведке и был резидентом в Уругвае. Но там мидовская шпана его засветила — он превратился в отработанный материал. Вернулся на родину, стал доктором экономических наук и ведущим сотрудником Института США и Канады Академии наук СССР.
Людей на финансовые потоки бнайбритские эмиссары отбирали для России поштучно, своих. А тут недоглядели, и Матюхин стал с подачи Хасбулатова председателем Центрального Банка РСФСР. Председателем правления Госбанка СССР был в то время видный член ЦК КПСС Виктор Геращенко (как показывают архивные документы, перекачку средств за рубеж ЦК осуществлял с помощью Госбанка). Сразу после Беловежского соглашения Матюхин стал принимать дела у него и других банкиров.
— Когда мы начали в декабре 91-го работать с Внешэкономбанком, — рассказал Георгий Гаврилович, — то обнаружили пропажу 12 миллиардов долларов валютного резерва и 300 тонн золота.
О поисках украденного Матюхин упоминал в корпоративном сборнике воспоминаний банкиров — ездил в Базель, подключал к работе зарубежных коллег. Постепенно перед ним открылась такая картина: в октябре — декабре 91-го на круизных теплоходах сначала по Волге, затем по Черному морю деньги и золото покинули пределы страны. И это в то время, когда сама страна сидела на бобах.
Информация о рытье Матюхина в «грязном белье» дошла до Ельцина и кое-кого из экономического блока правительства. И это, как считает Георгий Гаврилович, стало одной из причин его быстрого освобождения от работы.
Уколотый Геращенко отреагировал на утверждение Матюхина негативно: по его мнению, они требовали разъяснений. Но Георгий Гаврилович публичных разъяснений давать не стал. А при их приватной беседе я не присутствовал. Зато был свидетелем спешного снятия с работы Матюхина.
В июне 92-го Ельцин собрал в Ново-Огарево Руслана Хасбулатова с заместителями и нас— вице-премьеров правительства России. Речь шла о Центральном банке. По закону его председателей мог снимать и назначать Президиум Верховного совета, и потому почти весь состав его сидел за длинным столом резиденции. Егор Гайдар сказал, что нужно убрать Матюхина, а на его место он предложил «профессионала» Виктора Геращенко.
Борис Николаевич посмотрел вопросительно на Хасбулатова («Вы не против?»), тот не стал отстаивать Георгия Гавриловича. Другие члены Президиума тоже не возразили.
— Тогда решено, — твердо сказал Ельцин. — Матюхина снимаем, Геращенко назначаем.
И поручил мне тут же связаться с ИТАР — ТАССом, чтобы агентство распространило эту информацию в сверхсрочном порядке. Зачем такая спешка? «Надо», — ответил Ельцин. Сказал так, будто кто-то стоял за Новоогаревским забором и с нетерпением ждал информации.
«Профессионал» Геращенко благополучно довел Россию до «черного вторника» 11 декабря 94-го — обвального падения курса рубля на биржевых торгах. И ушел. Многие тогда поживились на этом.
Матюхин предположил, что украденными в 91-м средствами новая финансовая мафия откупалась от старой. Вполне возможно.
Только мне ближе иное мнение. Это был — первый? очередной? но далеко не последний — транш из России в жадные закрома Бнай Брита.
Глава V
ВОРУЙ-СТРАНА, или ЧЕЧЕНИЗАЦИЯ РОССИИ
В этих записках не могу не сказать о моих встречах с Джохаром Дудаевым. И о роли троицы— Ельцин, Хасбулатов, Гайдар — в выпестовывании враждебного России режима на Кавказе. Как получилось, что не вайнахский адат уступил в нашей стране место законам цивилизации, а страна взяла за правило жизни на всей территории самые дикие нормы адата? Но сначала поделюсь своими долгими наблюдениями за чеченцами — их нравами, их отношением к морали и людям.
Впервые я увидел чеченцев весной 1944 года. Мы жили в Восточно-Казахстанской области, куда и привезли несколько эшелонов депортированных вайнахов. Я был еще маленький, но в детскую память «чечены» (так их у нас называли) врезались своим необычным видом: все поголовно в галошах на толстые шерстяные носки, женщины закутаны в темные большие платки.
За огородами, на склонах оврагов они семьями рвали молодую крапиву. На пригорках, где раньше всего сходил снег, мы тоже промышляли слизун или заячью капустку, а вот то, что можно есть и крапиву — не знали. Вайнахи нас этому научили.
