Сергей Кургинян - Суть времени #3
Высшая формула американской "реал-политик" звучит тупо и просто (хотя все делают вид, что её не понимают): "Главный враг – это страна, которая в наибольшей степени приблизилась к неким потенциалам, дающим возможность бросить вызов американскому могуществу". Точка. Чем ближе страна приблизилась к уровню, с которого она может бросить вызов американскому могуществу, тем она опаснее. И совершенно наплевать при этом, какова её идеология. Является ли это идеологией свободы и демократии, является ли это идеологией авторитаризма, является ли это любой другой идеологией (советизма) – неважно! Важно, что вы приблизились к уровню, с которого можете бросить вызов американскому могуществу. Советский Союз приблизился больше всего: он – враг номер один. Китай приблизится больше всего: он – враг номер один. Европа, консолидировавшись, приблизится больше всего: она – враг номер один. Любой – враг номер один, кто приближается в наибольшей степени к уровню, когда можно ещё только бросить вызов американскому могуществу. В этом единый закон. Тут едины республиканцы и демократы. Едины все.
Кто сейчас в наибольшей степени начинает бросать вызов американскому могуществу? Китай. И в целом регион Азии. Как справиться с этой угрозой? Вот что мучает умы политических интеллектуалов в Соединённых Штатах. Это первый вопрос.
И есть второй глобальный вопрос, который мучает умы всех: "Скажите, пожалуйста, - говорят все, - что делать с миром, в котором китайцы и индийцы завоюют уровень благосостояния, равный американскому? С миром, в котором к одному миллиарду, который именует себя "золотым", прибавится ещё 4 миллиарда, которые тоже захотят коттедж, а в коттедж – электроэнергию, две машины, а в баки – бензин, и так далее?".
Я несколько раз наблюдал обсуждение вопросов в международной интеллектуальной элите. Все они обсуждают что угодно, кроме этого тупого и простого вопроса. Потому что на него нет ответа. Потому что в тот момент, когда появится 4 миллиарда, существующий мир рухнет. И никто не даст им появиться – и потому, что такое появление означает, что Соединённые Штаты будут отброшены глубоко и окажутся в зоне непреодолимой катастрофы, и потому, что с миром непонятно что делать. Нет новых идей по поводу того, что делать с миром.
На этом рассуждения останавливаются, и следующий пункт этих рассуждений прост: надо менять всю мировую философию. Ибо на протяжении XVIII, XIX и даже начала XX века мировая философия гласила, что есть прогресс: гуманизм, некая модернизация (которую у нас очень плохо понимают и которую путают с технической модернизацией – апгрейдом самолётов, компьютеров и прочим; модернизация – это глубочайший процесс). И считалось, что во всех странах мира должна проходить эта модернизация, которая закончится тем, что во всех странах мира установится благоденствие. "Да, - говорили они, - у африканцев или индийцев оно установится позже, потому что они дикари. Их сначала надо будет научить чему-то, неся "бремя белых", как говорил Киплинг. Но когда-то потом и они будут наслаждаться тем же "просперити" [процветанием]!". В этом философия глобального модерна.
Эта философия, которой, навскидку, лет 450, завершилась. Наступает конец почти 500-летней эпохе определённой философии. А у нас почти все, включая высшую политическую элиту, верят, как дети, что эта эпоха продолжается. И что, соответственно, у России есть место в какой-то там модернизации.
Поясняю. Модернизация ("модерн" или "модернити"), взятая как большая стратагема, а не как способ апгрейда самолётов или компьютеров, заключается в первом приближении в следующем. Есть традиционное общество, общество до-"модернити" (крестьянское, коллективистское, аграрное). И есть [необходимость создать] современное индустриальное общество. Берётся материал из традиционного общества, выдёргивается оттуда крестьянин – порядочный, трудолюбивый, очень скромно живущий, совсем нищий. И этому крестьянину дают чуть-чуть больше и ставят его к станку. Из-за этого "чуть-чуть больше" он согласен работать, поскольку альтернатива для него ещё меньшая, совсем небольшие деньги. Поэтому у него сильная трудовая мотивация.
Модернизация – это процесс, при котором в топку бросается, как дрова или уголь, "традиционное общество", и поэтому паровоз едет. Он едет до тех пор, пока есть что бросать в топку – это первое.
Второе. Как модернизация это бросает в топку? Она уничтожает коллективистское традиционное общество. Она его индивидуализирует, атомизирует, переводит в современное состояние, навязывает ему другие стандарты регуляции и так далее. Читайте Гоббса, а также Вебера и других.
С этой точки зрения, модернизация сегодня идёт только на Большом Востоке, в одной из частей мира. И, между прочим, авторитарные партии, коммунистические или другие, прекрасно с этим справляются. Это Китай. Это полуавторитарная Индия, которая формально демократическая, но в которой есть очень сильное ядро. Это Вьетнам, из которого я приехал потрясённым, потому что очень скоро нам придётся говорить не о том, совсем не о том, что мы должны будем догонять Китай, – это смешно, мы Китай уже не догоним, если будем так двигаться. Очень скоро нам придётся говорить о другом – о том, догоним ли мы Вьетнам, где два или три урожая, а не зона негарантированного земледелия, как у нас. Где вокруг Ханоя стоят огромные заводы по электронной сборке. Где берутся люди из этого традиционного общества в огромном количестве (ткачи, которые привыкли к тонкой работе руками, женщины и мужчины) и где их очень просто довести до "наночистоты", поставить и организовать на эту сборку XXI века. Этих людей огромное количество, и страна очень быстро движется вперёд. Под руководством коммунистических партий, с мавзолеями Мао Цзэдуна и Хо Ши Мина. 8-9 % роста!
Гармония между богатыми и бедными обеспечивается правящей авторитарной партией. С одной стороны, она изымает часть дополнительного произведённого богатства у богатых и говорит им: "Не отдадите – палкой по голове". С другой стороны, она отдаёт это бедным и говорит: "Если бедные потребуют больше, тоже палкой по голове". Этот баланс строится на том, что там капиталистический класс может дать эти 8-9 % прироста богатства, и он находится в узде крупных партий.
И рост населения... Молодые вьетнамки и вьетнамцы на мопедах (красных, в основном, они их любят) едут, сжав зубы, и [как бы] говорят: "Мы все рвёмся в "просперити", мы готовы работать, сколько угодно!". И регион растёт. Как коммунистические Вьетнам, Китай, так и полудемократическая Индия, так и классически капиталистические Южная Корея, Сингапур и так далее. Весь регион Большой Дальний Восток стал регионом #1, регионом модерна.
Есть второй регион – Большой Запад, в который включаются и Соединённые Штаты. Этот регион отказался от модерна как такового. Он присягнул постмодерну как форме жизни: имморализм, отсутствие индустриального движения, опора не на традиционное общество, не на индустрию, а на сервис. Это гигантский сервисный регион. По мне, так наполовину мошеннический, но, скажем так, финансово-сервисный, информационно-сервисный. Чуть-чуть высоких технологий добавлено туда. Вот что это за регион.
И теперь на глазах у нас формируется третий регион. Если первый регион – это регион модерна, если регион #2 – это регион постмодерна, то третий – это регион контрмодерна, где люди говорят: "А мы не хотим этой вашей "модернити", в отличие от вьетнамцев, китайцев и кого угодно. Это всё скверна, это всё зло. Мы хотим песок пустыни, верблюда, саблю и шатёр. И шли бы вы куда подальше с вашим "модернити" и, тем более, "постмодернити". Вы – наши враги, мы хотим другого".
Этот регион, конечно, в основном исламский. Но ислам есть очень разный. Есть ислам, стремящийся к модернизации. Есть ислам полусветский, совсем уже модернизированный. И есть контрмодернистский радикальный исламизм. У меня полные шкафы материалов, которые кричат о том, что именно западные лидеры, западные цивилизации убивали и уничтожали всё умеренное, всё нерадикальное, что только было в исламе. Что это они взращивали новую культуру радикального исламизма. Что она искусственно взращенная. Но, в любом случае, третий регион уже есть.
Почему мы говорим только об исламе, хотя мы должны говорить о регионе контрмодерна и архаики в целом (и есть регионы другой архаики)? Потому что, конечно, исламистская архаика самая мощная. Это миллиард нагретых людей, которые рвутся к тому, что они считают своим благом и своей истиной, которые будут рваться всё мощнее и мощнее. Это уже понятно.
Итак, есть три эти региона. Три региона, запомним ещё раз:
Регион #1 – Большой Дальний Восток, модерн.
Регион #2 – Большой Запад, постмодерн.
И регион #3 – Большой Юг или контрмодерн.
Теперь скажите мне честно, положа руку на сердце: где здесь место России? Россия может войти и конкурировать с Большим Дальним Востоком по части модерна? У неё нет традиционного общества! Она уже трижды себя модернизировала, она давно вошла в постиндустриальный мир. Она теперь назад из него вышвырнута. Наши академцентры были прогрессивными частями постиндустриальной культуры. Модернизация проводилась несколько раз: при Петре, при Столыпине, при Сталине. И потом ещё, когда разрушались бесперспективные деревни. У нас нет традиционного общества, которое мы можем бросить в топку модернизации, это утопия! Мы не можем таким способом идти, потому что даже если бы мы захотели, у нас нет для этого ресурсов. Понимаете, нет и нет. Вообще нет.
