Владимир Абаринов - Проклятие дома Виндзоров
Но что если подняться вверх по генеалогическому древу королевы Виктории? (В данном случае «вверх» означает к предкам, поскольку генеалогическое древо изображается обычно корнями кверху.) Не страдал ли гемофилией кто-либо из ее предков-мужчин?
Родословная Виктории прослежена вплоть до 17-го колена, и именно на предмет гемофилии. Эту кропотливейшую работу проделали в 1911 году, уже после смерти королевы, члены британского Общества евгеники Уильям Буллок и Пол Филдс. Плод их трудов хранится в виде двух свитков в библиотеке Королевского медицинского общества. Он никогда не публиковался по простой причине: исследователи не смогли найти, как ни старались, среди предков королевы Виктории, в числе коих значатся представители знатнейших европейских династий и королевских домов, ни одного гемофилика.
Одно из двух: либо порочный ген мутировал, когда будущая королева была еще эмбрионом в чреве своей матери, либо она не родная дочь герцога Эдуарда Кентского. Вероятность мутации составляет один шанс из 25 тысяч. Вероятность адюльтера, учитывая тогдашние нравы, напротив, весьма высока.
* * *
Вспомним, что брак герцогини Лейтингенской и Эдуарда Кентского был заключен не по любви, а по расчету – Эдуард рассчитывал женитьбой поправить свои финансовые дела. Герцогу Кентскому в год свадьбы шел уже шестой десяток, у него были изрядное брюхо и лысина, а вдовушке – всего 32. До свадьбы они встретились лишь однажды, когда Эдуард приезжал на смотрины в Аморбах. Ради матримониальных планов герцог был вынужден расстаться с мадам Сен-Лоран, с которой прожил душа в душу 27 лет. Детей у них как будто не было – пусть незаконнорожденных, но признанных отцом, как были признаны Вильгельмом IV его внебрачные дети. И это наводит на подозрения: уж не был ли Эдуард бесплоден?
Вопрос не так прост, как может показаться. Королева Виктория сделала все, чтобы стереть память о французской подруге своего отца. На основании различных косвенных свидетельств исследователями высказывались предположения о том, что у герцога Кентского и мадам Сен-Лоран дети были, причем по некоторым подсчетам их было не менее семи. Однако историк Молли Гиллен, тщательно изучившая сохранившиеся архивные документы, особенно финансовые, пришла к выводу, что герцог не имел потомства от мадам.
Кто из двоих был бесплоден?
От мадам-то у Эдуарда детей не было, зато была внебрачная дочь от другой молодой француженки, с которой он познакомился в студенческие годы в Женеве. История даже попала в газеты, и разгневанный король Георг III фактически сослал сына в Гибралтар на военную службу. Историки установили личность юной пассии принца и выяснили, что в декабре 1789 года она умерла родами, произведя на свет младенца женского пола, нареченного Аделаидой Викторией Августой и отданной на попечение сестре покойницы, которой Эдуард затем выплачивал денежное содержание вплоть до 1832 года.
Стало быть, бесплодна была мадам? Всего вероятнее, но существуют и другие возможности.
Во-первых, партнеры могли предохраняться при помощи достаточно широко распространенных в то время кондомов или прерванного соития – coitus interruptus. Практиковались в таких ситуациях и аборты. Во-вторых, существует такое понятие, как вторичное бесплодие мужчины – он оказывается способен зачать только одного ребенка.
Эдуард был убежден, что он – первый мужчина своей пассии. Однако Молли Гиллен собрала убедительные свидетельства того, что Тереза Бернардин не была девицей в момент знакомства с герцогом Кентским. Она была куртизанкой высшего класса – умение предохраняться входило в число ее профессиональных навыков. Но трудно избежать искушения забеременеть, когда твой любовник – лицо королевской крови.
Как бы то ни было, никаких сведений о ее беременностях не сохранилось.
«Надеюсь, мне достанет сил исполнить мой долг», – писал Эдуард Кентский другу накануне свадьбы. Ситуация в вопросе о наследнике была острой. (Тут мы отчасти повторяемся, но в данном случае это «увеличение» необходимо.) Первое венчание состоялось в Кобурге 29 мая 1818 года, после чего молодожены отправились через Брюссель в Лондон, где 11 июля состоялась повторная церемония, на этот раз двойная – герцог Кларенский, впоследствии Вильгельм IV, женился на Аделаиде Саксен-Мейнингенской. После этого супруги прожили два месяца в Лондоне, в Кенсингтонском дворце, но Виктории никак не удавалось забеременеть. В сентябре пара вернулась в Аморбах. Там герцогиня наконец зачала.
Практически одновременно о своем грядущем отцовстве узнали и братья Эдуарда герцоги Кларенский и Кембриджский, тоже жившие на континенте. Но Эдуард решил, что его ребенок должен родиться на английской земле.
Парламент выдал ему только шесть тысяч фунтов из обещанных 25. Герцогу пришлось одалживать деньги на обратную дорогу. Не имея возможности нанять кучера, он сам сел на козлы экипажа, набитого до отказа – в нем поместились его жена, его падчерица, сиделка, горничная, две комнатные собачки и клетка с канарейками. Во второй карете ехали прислуга, доктор и акушерка мадам Сибольд.
Некая английская путешественница не поверила своим глазам, увидев где-то не европейском проселке этот «обшарпанный караван» с принцем на кучерском месте.
Будущая королева Виктория появилась на свет совершенно здоровым и, вероятно, доношенным ребенком. Это значит, что зачата она была, скорее всего, в Англии в августе 1818 года. Этот период жизни герцога и герцогини Кентских довольно подробно описан в «Придворных известиях» (Court Circulars). Так, например, с 6 по 12 августа они гостили в Клермон-Хаус у брата герцогини Леопольда. Именно 12-го было объявлено о беременности герцогини Августы Кембриджской – ее ребенок мог стать наследником престола, если бы брак Эдуарда и Виктории оказался бездетным.
Интересно, что в тот же день супруги вернулись к себе в Кенсингтонский дворец; Леопольд же отправился с поздравлениями в дом герцога Адольфа Кембрижского, а вечером приехал к Кентам на обед. Трудно предположить, что после проведенных вместе шести дней у них была иная тема разговора, помимо возможного наследника.
* * *
Безутешный молодой вдовец Леопольд далеко еще не поставил крест на своих амбициях. Едва не превратившись, волею судьбы и благодаря собственной настойчивости и авантажной внешности, из заштатного немецкого принца в отца наследника британской короны, он питал теперь надежды на брак своей сестры, которому всячески содействовал. Мудрый дядя при венценосном племяннике или племяннице – тоже недурное амплуа и хороший шанс заполучить один из европейских тронов (этот план полностью оправдался).
Что если сестра сообщила ему о бесплодии герцога? Смирился ли бы Леопольд с крахом радужных надежд? Впрочем, и сама Виктория была дама опытная и в особом благочестии не замеченная. Конечно, вероятность того, что ее внебрачным партнером оказался гемофилик, невелика. Но она все же гораздо выше, чем вероятность генной мутации.
* * *
В характере Виктории Кентской была одна резко выделяющаяся черта, о которой упоминают мемуаристы. Внебрачные дети герцога Вильгельма Кларенского от Доротеи Джордан, общим числом десять человек, после восшествия своего отца на престол получили фамилию Фитцкларенс и дворянские титулы и с полного согласия и одобрения королевы Аделаиды были приняты при дворе. Так вот, герцогиня Кентская всякий раз реагировала на их появление с демонстративным осуждением – она немедленно покидала помещение и говорила знакомым, что никогда не допустит, чтобы ее дочь общалась с «бастардами», ибо как в таком случае научить ее отличать порок от добродетели. Уж не срабатывал ли в этом случае фрейдистский механизм моральной компенсации за собственный грех?
* * *
Светский мемуарист Чарльз Гревилл, автор множества тонких наблюдений, вхожий в силу происхождения и по долгу службы (он был клерком Тайного совета) в Букингемский дворец при трех монархах, не сомневался, что у герцогини есть любовник и что любовник этот – сэр Джон Конрой.
Гревилл пришел к этому выводу на основании двух обстоятельств: общеизвестной ненависти королевы Виктории к управляющему имением своей матери и необъяснимого и внезапного удаления в 1829 году из Кенсингтонского дворца баронессы Спэф, четверть века служившей герцогине Кентской компаньонкой – выглядело это так, будто баронесса разгласила некие интимные тайны дома Кентов.
Баронесса находилась в одной из карет «обшарпанного каравана» во время спешного возвращения семейства из Германии в Англию (Виктория была на седьмом месяце беременности). Она оставалась в доме после смерти герцога. Но когда будущей королеве Виктории было десять лет, баронессу вдруг отослали к черту на кулички – в Лангенбург: она стала фрейлиной единоутробной сестры наследницы британского престола принцессы Феодоры.
