Жан Грав - Умирающее общество и Анархія
Затѣм, уже послѣ того, как эти мысли были высказаны в литературѣ, точно также были новыя революціи, и все-таки положеніе вещей осталось тѣм же! Дѣло в том, что недостаточно говорить и писать, что рабочаго эксплуатируют: нужно еще объяснить ему, что, мѣняя своих правителей, он не перестает быть эксплуатируемым и что если бы он даже сам стал на их мѣсто, он сдѣлался бы в свою очередь таким же эксплуататором, а позади него осталась бы эксплуатируемая масса, которая выставила бы против его господства тѣ же самыя обвиненія, которыя он теперь выставляет против тѣх, кого он хочет смѣстить. Нужно объяснить кромѣ того рабочим, каким образом буржуазія сумѣла привязать их к существующему обществу и заставить их защищать интересы эксплуататоров даже тогда, когда они думают, что защищают свои собственные, – все это благодаря такому устройству, которое не может дать рабочему ничего, кромѣ никогда не исполняющихся обѣщаній.
Само буржуазное общество, всей своей организаціей, основанной на антагонизмѣ интересов, ведет рабочих к революціи; они всегда и дѣлали революціи, но точно также всегда и дозволяли обратить их в пользу других, потому что они «не знали» заранѣе. Роль пропагандистов состоит именно в том, чтобы «научить» рабочих, а чтобы «научить» нужно «доказать». Голословное утвержденіе может создать людей вѣрующих, но не людей сознательных.
В тѣ времена, когда даже у самых крайних соціалистов власть считалась основой всякой организаціи, имѣть только вѣрующих не представляло никаких неудобств; это даже облегчало задачу тѣх, кто брался ими руководить: они могли ограничиваться одними утвержденіями и им вѣрили или не вѣрили, смотря по степени того вліянія, которое они сумѣли пріобрѣсти. А так как эти руководители вовсе не стремились к тому, чтобы их послѣдователи понимали, почему их заставляют дѣйствовать так или иначе, а требовали от них только вѣры, которая побуждала бы их слѣпо повиноваться полученным приказаніям, то им и нечего было ломать себѣ голову над доставленіем им аргументов. Масса вѣрила в высших личностей, поставленных для того, чтобы думать и дѣйствовать за нее, и не нуждалась в знаніи: вѣдь у вождей есть, думала она, заранѣе выработанный, готовый план общественнаго переустройства, который они приложат на практикѣ, как только придут ко власти. Все, что требовалось от людей из толпы, это – умѣть драться и умирать. А как только вожди придут ко власти, народ может больше не безпокоиться: все будет сдѣлано в свое время.
Но с появленіем анархических идей все это измѣнилось. Отрицая необходимость «посланных свыше» личностей, борясь с властью, требуя для каждаго человѣка права и обязанности дѣйствовать только по его собственному желанію, внѣ всякаго принужденія, внѣ всякаго стѣсненія его свободы, считая личную иниціативу основой всякаго прогресса, всякой дѣйствительно свободной ассоціаціи, анархическая идея не может уже довольствоваться тѣм, чтобы создавать вѣрующих: она должна стремиться, главным образом, создавать людей убѣжденных, знающих, почему именно они вѣрят, людей, которые взвѣсили и обсудили представленные им аргументы и сами оцѣнили их. А это ведет к тому, что пропаганда становится болѣе трудной, болѣе отвлеченной, но вмѣстѣ с тѣм и болѣе плодотворной.
Но раз поступки людей зависят только от их собственной иниціативы, то они должны имѣть возможность и приложить эту иниціативу. Для того же, чтобы она могла свободно согласоваться с дѣйствіями других, она должна быть сознательной, разумной, основанной на логикѣ и фактах; чтобы всѣ отдельныя дѣйствія вели к одной общей цѣли, они должны основываться на одной общей идеѣ, ясно понятой и хорошо выработанной, а только строгое, логическое и точное обсужденіе может повліять на ум ея сторонников и заставить их думать самостоятельно.
Этим и обусловливается наш способ дѣйствія: когда мы имѣем дѣло с какой-нибудь идеей, мы не извлекаем из нея фейерверка эффектных фраз, а разсматриваем ее со всѣх сторон и анализируем во всѣх подробностях, чтобы почерпнуть из нея всѣ возможные аргументы.
Совершить такой общественный переворот, к какому мы стремимся, а в особенности – как это желательно для нас – переворот повсемѣстный, конечно, дѣло нелегкое. Люди, живущіе в нашем обществѣ, мало склонны, как бы жестоко ни оказывалось по отношенію к ним это общество, стремиться, как стремимся мы, к полному общественному перевороту: они все таки привыкли видѣть в существующем обществѣ нѣкоторое обезпеченіе возможности благосостоянія для себя. Они понимают, что общество не исполняет своих обѣщаній по отношенію к ним, но не могут понять необходимости его полнаго разрушенія: у каждаго есть в запасѣ маленькая реформа, которая должна послужить смазкой для колес общественной машины и пустить ее в ход к вящему удовольствію всѣх. Поэтому они хотят знать, послужит ли этот переворот им во-вред или в пользу, и задают цѣлый ряд вопросов, из которых вытекает обсужденіе всѣх пріобрѣтеній человѣческаго ума с цѣлью узнать, будут ли они продолжать существовать послѣ той революціи, которую мы стремимся вызвать.
Понятны, поэтому, тѣ затрудненія, с которыми встрѣчается рабочій, когда перед ним ставится ряд вопросов, о которых благоразумно умалчивают в школах, вопросов, в которых ему трудно разобраться и о которых он, в большинствѣ случаев, слышит в первый раз. А между тѣм, если он только хочет умѣть воспользоваться той свободой, к которой он стремится, если он не хочет потратить свои силы себѣ во вред, а главное – если он хочет умѣть обходиться без «посланных свыше» личностей, внимательное изученіе и разрѣшеніе этих вопросов для него необходимо.
Когда перед пропагандистом анархической идеи возникает какой-нибудь, хотя бы самый отвлеченный, вопрос, он не может устранить этой присущей ему отвлеченности, не может обойти его молчаніем под тѣм предлогом, что его слушатели никогда не слыхали о нем или неспособны его понять. Все, что он может сдѣлать, это – изложить ее ясным, точным и сжатым языком, избѣгая тѣх слов, которыя один мой товарищ сравнил с многоножками, т. е. слов понятных только для посвященных, не зарывать мысль в громкой и напыщенной фразеологіи, не стремиться к фразам и эффектам – одним словом сдѣлать ее понятной и дать ей возможность проникнуть в массу. Но мы не можем уродовать идею под тѣм предлогом, что она недоступна этой массѣ.
Если только захотѣть оставить в сторонѣ всѣ тѣ вопросы, которых большинство читателей не поймет с перваго же раза, то пришлось бы удовольствоваться декламаціей и нанизываніем ничего не значущих фраз. Буржуазные фразеры слишком хорошо играют эту роль для того, чтобы мы стремились ее у них отнять.
Если рабочіе дѣйствительно хотят освободиться, они должны понять, что это освобожденіе не придет само собою, что его нужно завоевать и что саморазвитіе есть одна из форм соціальной борьбы. Возможность и продолжительность их эксплуатаціи буржуазным классом обусловливается их невѣжеством; если они хотят быть способными освободиться матеріально, они должны сумѣть освободиться и умственно. А если они останавливаются перед трудностями этого освобожденія, зависящаго исключительно от их желанія, что же будет когда они станут лицом к лицу с трудностями болѣе активной борьбы, гдѣ потребуется несравненно большая сила воли и характера?
Несмотря на всю безполезность, на весь вредный характер буржуазіи, в умах нѣкоторых из ея представителей, во всяком случаѣ, сосредоточились всѣ научныя знанія, нужныя для развитія человѣчества, и если мы не хотим, чтобы революція была шагом назад, нужно, чтобы рабочій оказался способным замѣнить того буржуа, котораго он хочет свергнуть, чтобы он не задержал своим невѣжеством развитіе уже пріобрѣтенных знаній. Если даже он не может как слѣдует владѣть этими знаніями, он должен быть, во всяком случаѣ, способным их понять, когда ему придется с ними столкнуться.
Мы вполнѣ понимаем, что терпѣть трудно, что человѣк, который голодает, хотѣл бы, наконец, дожить до того дня, когда он сможет утолить свой голод, что тѣм, которые едва переносят иго власти и ждут с нетерпѣніем возможности его свергнуть, хотѣлось бы слышать слова, соотвѣтствующія их настроенію, выражающія их ненависть, их желанія, их стремленія, их жажду справедливости. Но как бы сильно ни было это нетерпѣливое ожиданіе, как бы ни были законны эти требованія и потребность их осуществленія, идея тѣм не менѣе прокладывает себѣ дорогу лишь постепенно и овладѣвает умами только тогда, когда она созрѣет и выработается.
Вспомним, что та буржуазія, которую мы хотим свергнуть, употребила цѣлые вѣка на то, чтобы подготовиться к сверженію королевской власти, и подумаем, сколько еще нам предстоит подготовительной работы! В XIV-м вѣкѣ, когда Этьен Марсель сдѣлал попытку захватить власть в пользу буржуазіи, уже организованной в то время в корпораціи, эта буржуазія уже чувствовала свою силу; она уже давно стремилась к власти и организовывалась с этою цѣлью, уже давно была образована, развита и работала над своим освобожденіем в формѣ борьбы общин с феодализмом. И, несмотря на все это, прошло еще четыре вѣка прежде, чѣм она достигла этой давно желанной цѣли.
