Елена Перелыгина - Социальная стабильность: от психологии до политики
В современной научной литературе исследуют различные типы, особенности и характеристики социальной стабильности: политическую, социально-экономическую, социально-психологическую и др. В частности, политическая стабильность трактуется как снижение социальной напряженности в обществе и достижение на основе компромисса интересов разных социальных групп национального согласия по вопросам выбора пути развития страны. Социально-экономическую стабильность связывают прежде всего с устойчивым состоянием социальной системы общества, позволяющим ей функционировать и развиваться, своевременно заменяя устаревшие экономические и социальные формы новыми, отвечающими изменившимся общественным потребностям, переменам во внутреннем и внешнем положении страны. Векторы социально-психологической стабильности ориентированы на такое направление развития общества, которое характеризуется прогрессивными изменениями отдельных социальных сообществ, групп и индивидов, непротиворечивостью межгрупповых взаимодействий, переходом от менее совершенного состояния к более совершенному, причем источником этого прогресса выступают человеческие потребности, мотивы и интересы, их удовлетворение.
Научные исследования феномена стабильности в социальном пространстве во многом основываются на социальных представлениях о стабильности, которые предстают как особая форма социального знания, возникающая в результате соотнесения индивидуального и коллективного сознания с реальностью. В связи с этим, обращаясь к результатам ассоциативного эксперимента и транссимволического анализа стабильности, проведенных Л. А. Паутовой в рамках комплексного исследования социального представления о стабильности (2004 г.) с привлечением в качестве респондентов омских студентов и использованием данных ФОМ, можно увидеть, что наиболее частотными являются следующие ассоциации: во-первых, порядок (6,4 % ассоциаций, 10,6 % когнитивных символов), во-вторых, близкие понятия – равновесие, постоянство, покой, неизменность (все эти слова и их синонимы составили 14,9 % всех ассоциаций, 20 % когнитивных символов). Такой важный признак стабильности, как способность возвращаться в состояние равновесия в случае вынужденных отклонений, занимает меньшее место в ассоциациях (4,9 % ассоциаций). Еще меньшее внимание респондентов привлекают динамические, координирующие и управленческие свойства стабильности (2,8, 2, 4,16 % ассоциаций). Очевидно, что для респондентов стабильность – это прежде всего равновесный порядок, неизменность, покой[33].
Анализ ассоциаций позволяет предположить, что большое значение при формировании представления о стабильности имеет чувственный образ устойчивости (А. Н. Леонтьев) или так называемое базисное знание (А. Шюц). Так, мы ощущаем устойчивость/неустойчивость положения автомобиля, обуви на высоких каблуках, роликовых коньков, мебели и т. п., ясно отличая стабильное состояние от нестабильного.
Содержательное наполнение когнитивного уровня осуществляется через категоризацию и последующие символизацию и метафоризацию стабильности. Рассматривая символы стабильности, которые характеризуют ее координаты в социальном пространстве, Л. А. Паутова выделяет основные три группы:
1. Символы, характеризующие «стабильность» как социальное явление. В эту группу отнесены ассоциации, которые связывают стабильность с определенным социальным аспектом – социальным взаимодействием (3,2 % ассоциаций): общество, сплоченность, верность, люди, дружба и др.; семьей (3,6 %): семья, дом, муж, мужчина, родители, мама, дети; политикой (8,1 %): государство, страна, законность, политика и т. д. Эти показатели говорят о том, что представление о стабильности является социально актуализированным.
2. Символы, ассоциирующие стабильность с явлениями природы и предметами (4,5 %): камень, железо, море, вода, свет, солнце, чугун, сталь, дуб, стена, кирпич.
3. Научные символы (2,2 %): константность, инвариантность, континуум, минимум отклонений и др.[34].
Стабильность в общественно-политической мысли XX века на различных этапах рассматривалась в координатах статичности (британский историк А. Тэйлор) и перемен, т. е. статичности, понимаемой как антипод перемен, а также ревизионизма. Определение стабильности как типа движения позволяет рассмотреть ее в соотношении с безопасностью. Если безопасность подразумевает искомое состояние системы, то стабильность – это тип смены ее реальных состояний, которые могут характеризоваться большей или меньшей безопасностью. Согласно другой интерпретации безопасность воплощает отсутствие угроз для выживания, а стабильность – способность компенсировать такие угрозы в случае их возникновения за счет внутренних адаптационных возможностей системы. Третий вариант трактовки соотношения стабильности и безопасности исходит из того, что стабильность – это равномерно отклоняющийся тип движения, средней линией которого можно считать отсутствие угрозы выживанию системы, с которым и отождествляется безопасность. Если обратиться к различным интерпретациям стабильности (от К. Дойтча и Дж. Д. Сингера до К. Уольтца), необходимо отметить, что все они тяготеют к «прикладному» видению стабильности – к ее пониманию как условия безопасности.
В той мере, в какой цель безопасности – выживание системы, она сближается со стабильностью, воплощающей наиболее оптимальный для обеспечения этой выживаемости тип движения. Допустимо полагать, что смысл безопасности состоит в обеспечении стабильности. С оговорками можно сформулировать и обратное: стабильность представляет собой вид саморегулирующегося (самокомпенсирующегося) движения, оптимального с точки зрения выживания системы. Значит, безопасность системы может считаться если не целью, то полюсом тяготения стабильности[35].
Изучение стабильности в координатах безопасности развивалось в русле историко-дипломатического подхода к стабильности, в рамках которого основное внимание уделялось государству как субъекту стабильности социального пространства. В XIX веке и первой половине XX века со стабильностью связывалось представление об идеальной системе международных отношений, в которой основной целью считалось сохранение статус-кво, а главным условием ее реализации – сохранение силового равновесия.
Понятие стабильности в контексте историко-дипломатического подхода реализуется в терминах «баланса сил» и «силового равновесия». «Balance of power» (в переводе на русский язык «равновесие силы», или «силовое равновесие») было одним из ключевых понятий дипломатии Клемента Меттерниха, а в определенный период и Отто фон Бисмарка. Г. Киссинджер в своих поздних работах проводит грань между понятиями «balance of power» (силовое равновесие) и «balance of forces» (что буквально соответствует русскому «баланс сил», «соотношение сил»). Он применяет первое к истории до 1918 года, а второе – например, к нынешней ситуации неустоявшихся соотношений влияния между Германией и ее европейскими соседями[36]. В таком же смысле пользуется термином «balance of forces» Пол Кеннеди, один из наиболее ярких современных исследователей международных отношений. Аналогичная трактовка в работе о теории «циклов силы» и понятиях абсолютной и относительной мощи великих держав принадлежит политологу Чарльзу Дорану[37].
Современный американский специалист в области военно-исторических и политических исследований Марк Трахтенберг подчеркивает, что сращивание значений «стабильность» и «безопасность» было инициировано появлением военно-политической доктрины «стратегической стабильности»[38] (известная также под названием доктрины «взаимно гарантированного уничтожения»), которая была разработана во второй половине 1950-х годов в Лос-Анджелесе, а при президенте Дж. Кеннеди стала теоретической основой американской политики. Ее смысл состоял в признании достигнутого потенциала ядерных арсеналов США и СССР достаточным для уничтожения друг друга независимо от того, с чьей стороны будет исходить первый удар. В данном контексте слово «стабильность», понимаемое в военно-стратегическом ключе, стало восприниматься почти как синонимичное термину «безопасность». Начало этому в 1960-е годы прямо или косвенно положили ученые, причастные к формулированию и популяризации доктрины, – Альберт Уолстеттер, Бернард Броди, Фред Хофман, Томас Шеллинг и др.[39]. Однако динамика международной ситуации актуализировала новые грани стабильности. В связи с этим в рамках развития получило рассмотрение стабильности в координатах порядка, которое нашло свое отражение в концепции «международного порядка». В соответствии с идеями американского исследователя Линна Миллера, главным признаком порядка является присутствие в мировой системе некоего основополагающего принципа, которым руководствовались бы все государства, при этом он делал акцент на динамическом компоненте международных отношений, необходимости присутствия в них наряду с консервирующими, упорядочивающими устремлениями одновременно также и инициирующих импульсов, противоречий и конфликтов (А. Д. Богатуров).
