Михаил Елисеев - Великий Александр Македонский. Бремя власти
Небольшие отряды пехоты, окруженные кавалеристами, спускались в реку и двигались в направлении противоположного берега. И одним из самых первых, кто вступил в бурные воды Тигра, держа оружие над головой, был македонский царь. Он же первым и достиг вражеского берега и оттуда продолжил руководить переправой своих войск. А момент был критический, и если бы Мазей правильно оценил ситуацию или хотя бы имел представление о том, чем занимается противник, он наверняка бы нанес удар по переправляющейся македонской колонне. Но сатрап, судя по всему, настолько увлекся разорением собственной страны, что забыл свою главную задачу – мешать на переправах македонской армии и по возможности нанести ей как можно больший урон. Конечно, жечь и разорять беззащитные деревни – гораздо проще, чем выйти на бой против сына бога, а потому Мазей и не спешил Александру навстречу, предаваясь более безопасным занятиям.
А переправа проходила действительно трудно, потоки воды сбивали людей с ног, и вниз по течению уплывало солдатское добро, которое бравые вояки тащили с собой через реку. Над рекой стояли шум, гвалт и крики тысяч людей, командиры срывали голоса, пытаясь навести порядок в этом бардаке, однако все больше и больше людей переходило на тот берег, и сразу же начинали формировать боевой порядок. Торопились, как могли: спотыкались, падали, захлебывались водой, но понимали – если сейчас нагрянет враг, то все они так и останутся на этих берегах навсегда. И они успели – успели выйти на берег, привести себя в порядок, вооружиться и предстать перед персидскими всадниками не беззащитной толпой, а готовой к бою армией.
Мазей мог только локти кусать с досады, когда, подоспев к месту переправы, увидел врага, готового к бою. Он сразу осознал свою ошибку и теперь лихорадочно соображал, как ему оправдаться перед Царем царей. Чтобы хоть как-то потревожить македонцев, он отправил вперед 1000 всадников, но сын бога даже не соизволил обратить на них свое внимание. Дав знак командиру пеонийской конницы Аристону, он продолжил заниматься своей мокрой, после вынужденного купания, армией. Атака пеонийцев была просто блестящей – Аристон ударом копья в шею ранил командира персидских всадников Сатропата, загнал его и сбросил на землю. Спрыгнув с коня, командир пеонийцев вытащил махайру и точным ударом отсек персу голову. Видя разгром своего передового отряда, Мазей развернул свое войско и стремительно ушел на юг. А в македонских рядах царило необыкновенное воодушевление – первый бой с врагом, пусть и небольшой, закончился их победой, а брошенная к ногам их царя голова персидского начальника конницы вызвала бешеный восторг. Александр тоже был доволен и собой и своей армией: переправа через труднейшую водную преграду прошла успешно и плацдарм на берегу удалось удержать. А первая победа над врагом придала его войскам бодрости и значительно подняла боевой дух. Теперь требовалось привести свои измученные переправой войска в порядок, дать людям отдохнуть и лишь потом выступать против грозного врага. Разведка была послана в разные стороны, караулы расставлены, а основная масса войск занялась сооружением лагеря.
* * *Как видим, первый этап кампании Александр провел великолепно. Без потерь были форсированы две крупнейшие водные преграды, одержана пусть незначительная, но победа над врагом, а самое главное, он вот-вот должен был вступить в непосредственное соприкосновение с противником. Переход от Евфрата до Тигра был молниеносным, как и сама переправа, хотя царь здорово рисковал: появись персы раньше – и трудно сказать, как все бы повернулось. Поэтому Курций Руф и подвергает критике македонского царя за его безрассудство в этом предприятии. « Ведь смелость, которой он особенно отличался, может пересилить и разум, а царь никогда не задавался вопросом, не поступил ли он безрассудно ». Но победителей не судят, а Александр всю операцию провел просто блестяще – все надежды Дария не допустить его на свой берег или хотя бы нанести большой урон потерпели крах. С другой стороны, можно понять, почему сын Амона не пошел вдоль Евфрата прямо на Вавилон. Во-первых, этот путь значительно дольше, а во-вторых, он не приближал, а наоборот, отдалял его от армии Дария, которая была его главной целью. Где на этом отрезке пути он встретится с персидским царем, и встретится ли вообще, предсказать было невозможно. А Македонец, как я уже говорил, предпочитал воевать с живой силой противника, а не с его столицами – в отличие от своего французского коллеги, забывшего или не знавшего эту прописную истину. А двигаясь по прямой, Александр выходил прямо на армию Дария, о местоположении которого знал от пленных: « В пути было захвачено несколько Дариевых воинов, которых послали в разных направлениях на разведку; они сообщили, что Дарий стоит у реки Тигра и что он решил не допустить Александра к переправе » (Арриан). Потому то и шла македонская армия так стремительно к Тигру, думая, что там находится Царь царей. Александру, главное, было войти с персидской армией в боевое соприкосновение, а уж там он бы Дария не выпустил. И река бы персам не помогла, битва при Гидаспе со всей очевидностью покажет, что водная преграда македонскому царю не помеха. А так, не обнаружив всей персидской армии у переправы, Александр воспользовался моментом и быстро проскочил на другой берег – когда персы спохватились, то было поздно.
Два дня македонцы наслаждались заслуженным отдыхом, а потом перед самым походом на Дария снизошло лунное затмение. Арриан об этом затмении рассказывает как о незначительном событии, а Курций Руф красочно описывает панику, охватившую македонцев. Трудно сказать, как оно было в действительности, может, кое-кто из солдат и почувствовал себя неуверенно, но Александр разрешил проблему с помощью тех, кто в свое время себя очень хорошо зарекомендовал – египетских жрецов. Было официально объявлено, что «Солнце – светило греков, а Луна – персов и что всякий раз, как Луна затмевается, этим предсказывается поражение персов; еще они напомнили древние примеры того, как затмение Луны указывало царям Персиды, что они сражались против воли богов » (Курций Руф). У простых солдат словно гора с плеч свалилась, конечно, богам видней, да царь их тоже вроде как для небожителей не посторонний. И совсем в другом настроении войско выступило на встречу с персидской армией.
* * *Александр очень аккуратно вел свою армию вперед, во все стороны рыскали конные разведчики. И вскоре они обнаружили персидский отряд, который старался держаться в отдалении. Царь понял, что враг совсем близко, и велел своей армии перестраиваться из походного порядка в боевой, а дальше уже так и шли. А потом выяснилось, что всадники впереди – это воины из отряда Мазея – тут уже Александр не выдержал, встал во главе кавалерийского отряда и атаковал врага. Противник был разогнан, но царь Македонии заметил одну очень интересную вещь: оказывается, неприятель только-только начал жечь окрестные селения на его пути – и Александр тут же послал своих разведчиков потушить пожары. В итоге оказались захвачены большие запасы продовольствия, а нерасторопность и безответственность Мазея вновь спутали Дарию все карты. Поведение сатрапа вообще в этой кампании выглядит довольно странным – когда надо сражаться, то он начинает все в округе сжигать, а когда надо все вокруг пожечь, то он занимается неизвестно чем! И оба раза опаздывает!
А Александр, овладев столь богатыми запасами, теперь мог себе позволить дать еще отдохнуть своему воинству. Таким образом, мы видим, что он постоянно заботится о том, чтобы его войска в преддверии решительного столкновения были свежими и неусталыми. Для его военного искусства обычно характерны быстрые и стремительные переходы – а в этот раз, как только появляется возможность, он старается сделать остановку. Теперь отдых затянулся на четыре дня, потому что Александр уже точно знал, что враг рядом: лагерь его находился у селения Гавгамелы. За эти дни македонцы укрепили свои позиции рвом и частоколом: здесь, в канун битвы, решили оставить обоз и тех, кто по каким-либо причинам был небоеспособен. На следующий день македонская армия выступила дальше – шли налегке, только с оружием. Александр сразу построил своих людей в боевой порядок и так их повел. Узнав о приближении врага, стали готовиться к бою и персы – но противники пока не могли видеть друг друга, так как их разделяли холмы. Македонское войско медленно продолжало движение вперед и так же медленно выползло на вершину холмов. А здесь царь его остановил и собрал военный совет, чтобы решить, что делать дальше. Мнений было много, но победило предложение Пармениона: « стать здесь лагерем и осмотреть всю местность: нет ли тут чего-либо подозрительного или затрудняющего военные действия; например, прикрытых ям с острыми, вбитыми в землю кольями. Хорошо и поточнее разглядеть ряды врагов » (Арриан). Пока готовили лагерь, Александр во главе кавалерийского отряда осмотрел поле предстоящей битвы. Вновь собрав своих полководцев, он поделился с ними увиденным и, отдав необходимые распоряжения, отправился спать. Но заснуть ему долго не удавалось, он, по сообщению Курция, прекрасно понимал, что « зашел уже туда, откуда войско могло выйти лишь после победы и не без урона ». Но тут к нему в шатер зашел Парменион и предложил атаковать ночью. Этот момент прекрасно описал Плутарх, его и процитирую, ибо лучше не напишешь. «Знаменитый ответ Александра: «Я не краду победу» – показался некоторым чересчур легкомысленным и неуместным перед лицом такой опасности. Другие считали, что Александр твердо уповал на свои силы и правильно предвидел будущее. Он не хотел, чтобы Дарий, обвинявший в прежней неудаче горы, теснины и море, усмотрел причину своего нынешнего поражения в ночном времени и темноте и отважился бы еще на одну битву. Александр понимал, что Дарий, располагающий столь великими силами и столь обширной страной, из-за недостатка людей или вооружения войны не прекратит, но сделает это только тогда, когда, побежденный в открытом сражении, потеряет мужество и утратит надежду» . Все правильно предвидел македонский царь и давал он такой ответ не от излишней самоуверенности. А еще и потому что понимал, что ночной бой чреват непредвиденными последствиями как для нападавшей стороны, так и для обороняющейся. Курций Руф сообщает, что когда Александр остался один, его охватил сильный страх, и призвав прорицателя Аристандра, царь погрузился в молитвы и жертвоприношения. Я думаю, что насчет страха Курций явно перегнул палку – не для того Македонец гонялся за Дарием, чтобы в канун решающий битвы струсить. А если чего-то и боялся, так это того, чтобы персидский царь вновь от него не скрылся. А вот по поводу молитв и жертвоприношений, то так все и могло быть. Зная отношение Александра к прорицаниям и прочей мистике, в этом нет ничего удивительного. Прорицатель ушел, а царя по-прежнему мучила бессонница. « Но он не мог ни заснуть, ни лежать спокойно; он раздумывал: то ли спустить свой строй с холма на правый фланг персов, то ли столкнуться с врагом прямым фронтом, то ли ударить по левому флангу. Наконец, утомленный беспокойством, он погрузился в глубокий сон » (Курций Руф). Александр, царь Македонии изволил заснуть.
