Евгений Морозов - Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети
Исследование, проведенное Шерри Грасмак, социологом из Университета Темпл, доказывает правоту Колдинг-Йоргенсена: пользователи “Фейсбука” формируют свой сетевой образ из расчета на привлечение внимания. Они считают, что инициативы и группы, которые они поддерживают в “Фейсбуке”, скажут о них больше, чем они могут написать на скучной странице “о себе”. Многие пользователи присоединяются к той или иной группе в “Фейсбуке” не только (и не столько) потому, что поддерживают то или иное начинание, а потому, что уверены: важно демонстрировать френдам свою озабоченность некоторыми вещами. В прошлом для того, чтобы убедить себя и, что важнее, других в том, что вы в достаточной степени социально сознательны, чтобы изменить мир, нужно было по меньшей мере встать с дивана. Современные честолюбивые цифровые революционеры могут не расставаться с диваном – во всяком случае, пока не сядет батарея в айпаде, – и тем не менее выглядеть героями. В современном мире не так уж важно, является ли дело, за которое они сражаются, фикцией: ведь его так просто найти, поддержать и объяснить. А если это еще и производит впечатление на френдов, то цены нет этому делу.
Неудивительно, что психологи установили корреляцию между нарциссизмом и социальными сетями. В 2009 году исследователи из Университета Сан-Диего опросили 1068 студентов по всей Америке. 57 % респондентов сочли, что их поколение пользуется социальными сетями для саморекламы и привлечения к себе внимания. Почти 40 % согласилось с утверждением, что “уметь заявить о себе, быть нарциссом, человеком самоуверенным и стремящимся привлечь к себе внимание может оказаться полезным для достижения успеха в конкурентном мире”. Руководитель исследования Джин Твендж – адъюнкт-профессор психологии Университета Сан-Диего и автор книги “Эпидемия нарциссизма” – полагает, что само по себе устройство социальных сетей “развивает такие навыки нарцисса, как самореклама, выбор фотографий, представляющих себя в лучшем свете, приобретение как можно большего числа френдов”. В саморекламе как таковой нет ничего дурного, однако непохоже, что у активистов-нарциссов могла развиться подлинная эмпатия или готовность к жертвам, которых требует политическая жизнь, особенно в авторитарных государствах.
Кандинский и Воннегут теперь друзья
Зная, как легко в Сети формируются группы, просто ошибиться, приняв количество за качество. “Фейсбук” уже способствует процессам, которые не требуют социальных скреп. Истина в том, что людям свойственно собираться в группы. Социальным психологам давно известно: нужно не так много, чтобы люди почувствовали себя группой. Гораздо труднее заставить их действовать в интересах сообщества или жертвовать личным во имя общего блага.
С начала 70-х годов социальные психологи уделяют много внимания так называемой минимальной групповой парадигме: условиям, способным породить у совершенно не знакомых друг с другом людей чувство групповой идентичности. Выяснилось, что само распределение по группам – совершенно случайное! – уже вызывает ощущение групповой идентичности, достаточное для дискриминации в отношении нечленов группы. Впервые это подтвердили английские исследователи, которые показывали группе школьников пары полотен художников-абстракционистов, Пауля Клее и Василия Кандинского, не называя имя автора каждой картины. Выяснив предпочтения мальчиков, исследователи объединили их в две группы – поклонников Клее и поклонников Кандинского (хотя некоторым детям сказали, что выбор был случайным). После этого каждому участнику эксперимента вручили определенную сумму денег и попросили распределить ее. Дети, к удивлению ученых, выделили больше денег членам собственной группы, хотя прежде их ничто не объединяло и в будущем никаких совместных действий не предвиделось. Крайне маловероятно и то, что кто-либо из детей был страстным поклонником Кандинского или Клее (иногда им показывали, не предупреждая, пару картин одного и того же художника).
На первый взгляд, это на руку сетевым энтузиастам, превозносящим легкость, с какой можно организовать группу в Сети. Но, как хорошо известно налоговым инспекторам, разделить в рамках научного эксперимента небольшую сумму чужих денег – это не то же самое, что самому раскошелиться на финансирование выставки Кандинского. Чем меньше общий знаменатель среди членов определенной группы, тем менее вероятно, что они станут действовать согласованно и жертвовать чем-либо во имя общего блага. Неудивительно, что участники большинства групп в “Фейсбуке” с гордостью демонстрируют членские карточки – но только до тех пор, пока у них не попросят приличные членские взносы. Поскольку присоединение к этим группам не требует жертв, они привлекают всевозможных авантюристов и “нарциссов”. Канадский писатель Том Сли заметил: “Конечно, проще присоединиться к группе в ‘Фейсбуке’, чем встретиться с кем-либо лично. Но если зарегистрироваться так легко, то едва ли это будет похоже на группу. Это как автоответчик, извиняющийся, что ‘все операторы сейчас заняты’, – стоит недорого, потому и извинением не считается”.
Очень распространенную тенденцию – ошибочно принимать бессмысленные ассоциации взаимопомощи (офлайновые или онлайновые – неважно) за нечто осмысленное и политически значимое – высмеивал Курт Воннегут в романе “Колыбель для кошки” (1963). Он писал о гранфаллоне – “кажущемся единстве какой-то группы людей, бессмысленном по самой сути”. Таковы, по Воннегуту, “Коммунистическая партия, ‘Дочери Американской революции’, компания ‘Дженерал электрик’, Международный орден холостяков – и любая нация в любое время в любом месте”. Гранфаллон представляет собой мало что кроме воздуха – или что там есть – “под оболочкой воздушного шарика”.
Интернет с его надеждами на легкое культивирование “виртуальных сообществ”, разрекламированный киберутопистами прежнего поколения почти как панацея от недугов современной демократии, практически до нуля снизил издержки присоединения к таким группам. Однако трудно себе представить, как интернет сам по себе может заставить кого-либо служить действительно серьезному делу. Это, по крайней мере в ближайшем будущем, должно стать задачей педагогов, интеллектуалов и, в исключительных случаях, прозорливых политиков.
Мало что изменилось с 1997 года, когда Алан Райан из Оксфордского университета написал: “Интернет хорошо подходит для убеждения людей в том, что они не одиноки, но он мало пригоден для создания политического сообщества из разобщенных людей, в которых мы превратились”.
Убей в себе “слактивиста”[16]
Те, кого заворожили возможности “цифровой” политической деятельности, увы, редко могут отличить ее от “слактивизма”, или “диванного активизма”. Эта опасная разновидность слишком часто ведет к беспорядочным гражданским связям (обычно в результате оголтелого шопинга в “Фейсбуке”, этом супермаркете цифровых “лиц”) и помогает сетевым активистам чувствовать себя полезными и важными, несмотря на свое крайне незначительное политическое влияние.
Возьмем, например, популярную в “Фейсбуке” кампанию: “Спасение африканских детей” (Saving the Children of Africa). Результат на первый взгляд впечатляет: инициативу одобрили 1,7 миллиона человек. Однако собрать они сумели всего около двенадцати тысяч долларов, то есть меньше чем сотую часть цента с человека. На первый взгляд, лучше пожертвовать сотую долю цента, чем вообще ничего. Но внимание небезгранично, и большинство людей находят всего несколько часов в месяц (это самая оптимистическая оценка) на то, чтобы сделать что-либо на благо общества. Цифровая политическая деятельность указывает для этого слишком много легких путей, и многие предпочитают малую жертву крупной: цент вместо доллара. Хотя общественные науки еще не вынесли вердикт о том, как сетевые кампании могут вытеснить традиционные, кажется закономерным, что они далеко не всегда приводят к положительному результату. Кроме того, если психологи правы и большинство поддерживает политические инициативы просто потому, что получает от этого удовольствие, тогда очень жаль, что участие в группе в “Фейсбуке” делает людей столь же счастливыми, как написание писем своим избранным депутатам или организация митингов, в то время как пользы от этих групп гораздо меньше.
Лучший способ отличить серьезную сетевую кампанию от диванной – выяснить ее цель. Кампании второго рода, кажется, построены на предположении, что определенным числом твитов можно решить мировые проблемы. Компьютерные гики выразились бы так: “Больше пипла – баги побоку” (given enough eyeballs, all bugs are shallow). Именно это превращает столь многие кампании просто в сбор подписей и привлечение новых подписчиков в “Фейсбук”, в блоги и в “Твиттер”. Иногда это полезно, особенно если участники кампании живут недалеко друг от друга (например работают в местной кухне для бездомных, протестуют против решения городского совета, и так далее). Но когда речь идет о более широких, глобальных проблемах, будь то геноцид в Дарфуре или изменения климата, кампания выливается в озабоченность. В определенный момент озабоченность необходимо обратить в деятельность, но тогда инструменты наподобие “Твиттера” и “Фейсбука” оказываются гораздо менее действенными.
