Олег Матвейчев - Информационные войны XXI века. «Мягкая сила» против атомной бомбы
Вместе с концептом декартовского «субъекта» в Новое Время, естественным образом развивается и «свое иное» – то есть традиция антисубъективизма во всех его проявлениях. Этот антисубьективизм может выглядеть как недофилософия, которая не имеет самостоятельного значения без того, что она отрицает, но поскольку массовое сознание как раз склонно к такой недофилософии, а именно оно зачастую оказывается решающим во всемирно-исторических событиях, то игнорировать популярные идеологии антисубъективизма невозможно.
Средневековое мировоззрение держалось на триаде: Бог – Царь (государь) – Отец (муж, мужчина). В Новое время эти ипостаси были перетолкованы в соответствие с рационалистической философией субъекта. То есть, Бог стал абсолютным духом и субъект-субстанцией, государь субъектом-сувереном, отец, мужчина – преимущественным носителем политических и экономических прав. Таким образом, средневековое мировоззрение было включено и снято в философии Нового времени. Но с этим как раз не согласилось мировоззрение эпохи Просвещения – поп-версия философии Нового Времени и крайняя оппозиция любым элементам средневекового мировоззрения.
Так, в философии Просвещения появляются три фронта против традиционных локализаций субъективности.
Первый – это атеизм, он же материализм, борьба с трансцендентным субъектом, с божественным и священным в любом его проявлении, особенно в проявлении именно субъекта и Бога-Отца или Бога-Вседержителя. Такой атеизм готов признавать материю, природу, стихийность атомов и энергий, но не «руководящий и направляющий» а тем более личностный трансцендентный первопринцип. Поскольку ученые все же изучают порядок материи, то наука может так же объявляться человеческим институтом и порождением разума, а в вещах-в-себе можно подозревать царство случая и неопределенности и исповедовать не атеизм, а агностицизм. Как указывалось выше, атеизм и агностицизм особенно органичен чистому либерализму и в значительной мере чистому социализму и либерало-социальным миксам.
Второй фронт это антимонархизм, демократизм, анархизм, парламентаризм в крайних его выражениях. Суть фронта в противостоянии фигуре царя, суверена, государя, любого лица, которому в той или иной степени принадлежит верховная власть. На первых этапах речь шла о войне с монархией и десакрализации образа верховной власти. Если монарх сохранялся, то его полномочия становились символическими и перераспределялись в пользу стихийного парламента, источником верховной власти объявляется народ. Здесь, как и в случае с материей важно, чтобы верховная власть носила безличностный характер, либо вообще отрицалась как в анархизме пользу прямой демократии или революционной стихии, или в умеренном варианте в пользу общественного договора. Этот фронт наиболее ценим представителями социалистических идеологий и миксов.
Третий фронт – это фронт против фигуры Отца, против семьи и против мужчины и мужественности и мускулинности как таковых. Этот фронт рекрутирует в себя феминизм, движение поддержки ювенальной юстиции, движение сексуального просвещения, ЛГБТ-движение, чайлд-фри движение, различные виды нон-персонализма, как правило, психологического или религиозно-эзотерического толка. Просвещение начинает здесь с суфражизма, с требования равных избирательных прав мужчин и женщин, потом выступает против семьи как способа «закабаления женщины», потом требует права быстрых разводов и алиментов, а дальше переходит к атаке на традиционную семью, узакониванию гей– и лесби-браков, навязывает моду на унисекс или метросексуализм в противовес мачиму. Заканчивается все идеологией полной деперсонализации: сколько людей – столько и полов и деперсонализацией – личности нет, есть стихии аффектов, энергий и проч.
В соответствие с тремя этими фронтами мы можем видеть и три консервативных варианта сопротивления.
Первый консервативный фронт – это религиозный консерватизм, теизм, формы религиозного сознания, разнообразные виды церкви. Причем, церковные и общинные варианты вовсе не обязательный, теизм может быть и вполне «научным» и индивидуальным. Так многие великие ученые, Ньютон, Дарвин, Эйнштейн были субъективно теистами или деистами. В конце концов, наука открывает мировые законы и порядок, а крайний атеизм и антиперсонализм предполагает полное царство случая и стихий. Такие ученые, которые не считают науку только человеческим институтом на манер Канта и постпозитивистов, а верят в то, что они изучают так называемую «объективную истину», даже часто солидаризируются с религиозными и церковными кругами, с богословами и теологами разных конфессий.
Второй консервативный фронт – это политический консерватизм. Чаще всего он подкрепляется религиозным, но острие его критики сосредоточено на демократии и ее проявлениях, на революции во всех ее видах, на парламентаризме и его издержках. Он жестко критикует все революции в пользу эволюции и легитимных процедур смен власти, критикует любые проявления прямой демократии, в том числе электронной и любые горизонтальные и сетевые стихийные организации в пользу вертикально ориентированных. Политический консерватизм – апологет монархии, крайних форм этатизма, часто – теократии. В современном мире, апологет сильной президентской власти или власти любого другого главы государства, увеличения сроков правления, отмены ограничений на количество избраний и проч.
Наконец, третий консервативный фронт, это, если будет позволено так выразиться, бытовой консерватизм. Он связан с отстаиванием так называемых «традиционных ценностей», под которыми чаще всего подразумеваются ценности традиционной семьи, распределение половых семейных ролей и прежде всего мужчины, как отца – главы семьи, добытчика, а женщины как матери и домохозяйки. Так же традиционный консерватизм подразумевает обязательное почтительное отношение к родителям и их первенство в воспитании, а не делегирование этого вопроса школе, органам опеки и проч. Бытовой консерватизм выступает за многодетные семьи, за затруднение возможности разводов, и, конечно же, он против сексуальных девиаций и нетрадиционных видов семьи, «шведской» или ЛГБТ. Исключением является традиционное для некоторых исламских стран многоженство. Бытовой консерватизм поддерживает в принципе культ мужчины, мужчины-воина, борца, предпринимателя, творческой, ответственной сильной личности против любых феминизаций и унисексуализаций образа мужчины. Естественно, бытовой консерватизм выступает против любых форм нонперсонализма от эзотерического до современного постмодернистского.
Важно отметить историческую динамику взаимоотношения этих антисубъективистких и консервативных фронтов. Просвещение предполагало, что в триаде Бог – Царь – Отец, главным и ведущим является Бог. Дескать, традиционная политическая система держится на освященном религией пьедестале, тоже относится и к традиционной семье. И достаточно, разрушить религию, церковь, как тут же рухнет и все остальное: если Бога нет, то все позволено. Поэтому первый удар Просвещение наносило по религии и церкви и по теизму. Несколько позже исторически началась эпоха революций и «отрубания голов» монархам. Наступление на Отца, традиционную семью и особенно на «мужественность» началось исторически совсем недавно.
Однако есть все основания предполагать, что именно эта последняя историческая атака и является наиболее опасной для консерватизма, является крайним бастионом обороны. То есть, дело обстоит не так, что все держалось на фигуре Бога, и царь, и семья, а скорее сам концепт Бога был понятен и воспринимался через призму Отца и Царя, особенно в концепте Отца, как наиболее близкого и знакомого, укорененного в бессознательном и микропрактиках. Даже в традиционных обществах религиозная жизнь и отправление культов занимает 1 день в неделю и 1–2 часа в день, политическая жизнь так же, только когда речь идет о применении законов и текущем управлении, судах, отношений собственности. Большая часть жизни протекает скорее в кругу семьи, особенно в период формирования личности. Поэтому о политических и религиозных принципах и устройстве судят по аналогии с семейным устройством и семейные микропрактики и отношения власти, пронизанные религиозным мировоззрением, остаются надолго даже в отрыве от этого мировоззрения. Часто можно заметить, что нарушения отношений на уровне семьи (например, безотцовщина, как крайний вариант) ведет к нарушению отношений с обществом и властью (криминальные и революционные элементы часто из семей без отцов) и отношений с Богом и церковью и традиционной сферой мыслятся как несуществующие или придуманные или карающие, но не живые – человеческие, пронизанные уважением и благодарностью к прародителю. В свое время первые атеисты настаивали на том, что нравственным человеком можно быть и без Бога, они показывали на безусловно порядочных людей, которые провозглашали свой атеизм, как на образец такой нерелигиозной нравственности и светской этики. Аналогично, позже Просвещение демонстрировало, что можно быть гражданином государства и слугой народа без всякой трансцендентной этики и без этики «служения государю», без всяких «законов чести» и прочих консервативных мотиваций. Указывалось на гражданский героизм советских людей в период Отечественной войны, большая часть из героев была сознательными коммунистами и атеистами. Однако во всех этих случаях мы забываем, что люди еще поколениями воспитывались в традиционной семье с ее традиционными консервативными микропрактиками и, по сути, еще религиозной этикой и правилами, религиозное происхождение которых было скрыто от самих носителей. Человек может быть поверхностным атеистом и демократом, потому что так учат в школе и потому что так говорят средства массовой информации, но благодаря традиционному семейному воспитанию он по своим паттернам поведения ничем не отличается от человека воспитанного в религиозной и монархической среде. Для них обоих будут важны слова «честь» и «честность», понятно слово «долг», благодарность, уважение, почитание иерархии и так далее, потому что это было тождественно в их семьях. В современном же мире, где предпринята атака на традиционную семью, когда растет количество разводов, детей без родителей, детей с нетрадиционными родителями и так далее, автоматически растет количество преступников, коррупционеров, лже-предпринимателей, в государстве отмирают гражданские добродетели, растет пацифизм и аполитизм, начинают процветать нон-персоналистские, синкретические, эзотерические и сатанистские нью-эйджевские культы и религиозные мировоззрения. Оказалось, что «смерть Кащея», то есть, в данном случае, консерватизма находится вовсе не в концепте Бога, а в концепте Отца и Мужчины, в концепте Личности.
