Андрей Безруков - Россия и мир в 2020 году. Контуры тревожного будущего
Принципы «недопущения войны» и «денуклеаризации» для китайского руководства означают оказание на КНДР смягчающего воздействия с тем, чтобы лишить США и их союзников в Азии предлога для наращивания своего военного присутствия и развертывания в регионе ПРО ТВД. Это неизбежно сократит и без того ограниченный сдерживающий потенциал ядерных сил КНР.
Безусловно, ядерная программа КНДР вызывает раздражение и обеспокоенность в Пекине: в ходе своих визитов в США в июне 2013 года и в Южную Корею в июле 2014 года Си Цзиньпин открыто призывал КНДР встать на путь денуклеаризации, а авторитетные китайские аналитики назвали произведенные Пхеньяном ядерные испытания непосредственной угрозой интересам Китая. Но Пекин осознает ограниченность своего влияния на политику Пхеньяна – и уже описанные вероятные негативные последствия для безопасности на полуострове, которые могут вызвать жесткие международные санкции, и реакция на них КНДР. Гораздо большим, чем денуклеаризация полуострова, значением для Китая обладает задача сохранения стабильности северокорейского режима при всех его минусах. Во-первых, Пекин беспокоит стратегия «смены режимов», активно применяемая США по всему миру, и он не намерен стать свидетелем ее реализации непосредственно у своих границ. Во-вторых, власти КНР опасаются размеров гуманитарной катастрофы, которая произойдет в случае коллапса обладающего ядерными взрывными устройствами северокорейского государства и неизбежного периода нестабильности на Корейском полуострове. Наконец, в‑третьих, усилия Си Цзиньпина по укреплению легитимности КПК повышают политическую ценность сохранения в КНДР «братского» коммунистического режима как доказательства устойчивости такой государственной модели. И напротив: падение режима в Пхеньяне может побудить китайское общество к более активному требованию политических реформ в самом Китае, что не входит в планы руководства КНР.
Нельзя не отметить, что поддержка склонного к автаркии и ядерному шантажу тоталитарного режима наносит ущерб новому имиджу Китая как «ответственной великой державы», поэтому, поддерживая Пхеньян и стараясь не допустить на него излишнего давления извне, КНР стремится к его модернизации и побуждает Ким Чен Ына к проведению в стране реформ путем создания совместных экономических зон. Летом 2012 года Китай учредил фонд для инвестирования в КНДР объемом в 500 млн долларов, а также реализует на границе с КНДР масштабные инфраструктурные проекты, призванные еще больше втянуть Пхеньян в экономическую орбиту КНР. Можно предположить, что, стимулируя в КНДР реформы, которые сделают страну более похожей на южного соседа, руководство КНР не исключает в долгосрочной перспективе объединения двух Корей (формально поддержка идеи «мирного и самостоятельного» объединения полуострова является традиционной внешнеполитической мантрой Пекина уже более 50 лет), при условии, что объединенная Корея будет дружественно или как минимум нейтрально настроена по отношению к Пекину. Объединение Кореи послужило бы хорошей моделью для решения тайваньской проблемы, а появление на границе нового крупного экономически развитого игрока придаст еще большую динамику экономическому развитию КНР.
Наконец, с геополитической точки зрения единое корейское государство станет естественным ограничителем и балансиром влияния Японии в Восточной Азии. Кроме того, реализация такого сценария позволит уменьшить напряженность конкуренции Китая и США в регионе, создав исключительно важный прецедент их успешного сотрудничества в области безопасности. В среднесрочной перспективе, однако же, такой сценарий не просматривается – в ближайшие пять лет на полуострове, вероятнее всего, сохранится статус-кво, при котором международному сообществу придется смириться с де-факто ядерным Пхеньяном. Пекин продолжит дистанцироваться от одиозного союзника при наращивании взаимодействия с Республикой Корея, продолжит безуспешные попытки побудить Пхеньян стать на путь «реформ и открытости» и, несмотря на свое недовольство самовольным партнером, будет поддерживать стабильность северокорейского режима.
Приоритеты Японии до 2020 годаЯпония сохранит значимую, но не первостепенную роль в формирующемся региональном порядке, а ее внешняя политика будет все больше определяться целями и задачами реализации Вашингтоном «стратегии восстановления баланса». Неспособность и нежелание Японии стремиться к лидерству в Восточной Азии определяется тремя группами факторов.
Прежде всего, уже в течение последних трех лет страна находится в достаточно тяжелой экономической ситуации, усугубляемой общемировой рецессией, что увеличивает негативные факторы для экспортоориентированной экономики Японии. По данным ОЭСР, валовая сумма госдолга Токио по состоянию на декабрь 2014 года составила 230 % от ВВП, оптимистичный прогноз роста экономики в 2015 году – 0,7 %, для выхода страны из рецессии правительство Синдзо Абэ приняло самый большой за историю бюджет в 812 млрд долларов, тем самым еще больше увеличив его несбалансированность. Однако экономическая стагнация в Японии продолжится – и Токио будет в большей мере сконцентрирован на экономических проблемах, а не на внешнеполитической повестке.
Другим сдерживающим внешнеполитическую активность Японии фактором является ее международное окружение. В принятой впервые в декабре 2013 года стратегии национальной безопасности Токио предельно четко сформулировал свои внешнеполитические приоритеты: содействие усилению региональной стабильности и безопасности за счет укрепления военного союза с США, укрепления двусторонних отношений с КНР и РК и за счет укрепления отношений с другими региональными и внерегиональными игроками. Очевидное противоречие, содержащееся в первом и втором приоритетах, сокращает для Японии пространство для политического маневра.
Наибольшей стабильностью отличаются отношения Японии с США. В апреле 2014 года состоялся визит Барака Обамы в Японию, в ходе которого президент США выразил поддержку Японии в вопросе ее военной реформы, заявил о намерении сторон интенсифицировать свое сотрудничество в сфере обеспечения морской безопасности в регионе и о поддержке Японии в ее территориальном споре с КНР относительно принадлежности архипелага Сэнкаку (Дяоюйдао), указав, что на эту территорию распространяется действие американо-японского союзного договора (примечательно, что договор не распространяется на Южные Курилы).
Несколько раньше министр обороны США Чак Хейгл в ходе своей поездки в Японию подтвердил приверженность США оборонять Японию и заявил о планах по передовому развертыванию у берегов Японии двух эсминцев, оснащенных системой ПРО «Иджис». США, таким образом, ясно дали понять о значимости Японии как одной из несущих опор «возвращения» в Азию. С другой стороны, этот факт, равно как и декларируемая в Стратегии национальной безопасности приверженность укреплению американо-японского союза, позволяет утверждать – любые выводы о грядущей «ремилитаризации» Японии и росте ее самостоятельности в военно-политических вопросах как минимум преждевременны: в среднесрочной перспективе американо-японское сотрудничество в вопросах безопасности будет нарастать. Очевидно, именно в этом свете следует рассматривать и стремление правительства Абэ осуществить военную реформу, и рост военного бюджета страны – Вашингтон заинтересован в том, чтобы его ключевой восточноазиатский союзник взял на себя большую, чем сейчас, часть бремени по исполнению своих союзнических обязательств. В «осуществлении законного права на самооборону» заинтересована и Япония, но естественным ограничителем здесь выступает желание Токио укреплять диалог и сотрудничество с Пекином и Сеулом – при том, что и тот и другой, установив достаточно высокий уровень сотрудничества по обширному перечню вопросов, создали ситуацию, когда их двусторонние отношения оказываются намного лучше, чем отношения каждого из них с Токио.
Прорывов на китайском или южнокорейском направлении Токио ожидать не приходится. Несмотря на то что укрепление связей с Пекином (а не соперничество с ним) было одним из приоритетов японской внешней политики с 1970‑х годов (так, Япония была первым государством, отменившим санкции против Китая и нормализовавшим с ним отношения после событий на площади Тяньаньмэнь 1989 года, оказала Пекину содействие во вступлении в АТЭС, а позже – и в ВТО), добиться этого Токио не удалось. Одновременно с этим способность и возможность страны влиять на более активную политику КНР в регионе сократились, и в определенном смысле Япония оказывается загнанной в ловушку двух негативных вариантов стратегии: оказать США максимальное содействие в сдерживании КНР (при том, что реализация такой стратегии крайне затруднительна, тогда как издержки ее осуществления, очевидно, весьма велики) или продолжать малоуспешные попытки вовлечь Пекин в максимально развернутый диалог. В случае с Сеулом Япония находится в аналогичной ситуации – Республика Корея негативно относится к идеям сдерживания Китая и будет стремиться ограничить любые такие попытки. При этом трагедия отношений народов двух стран в военные годы до сих пор является эффективным ограничителем развития партнерства двух стран, который не удается преодолеть даже при посреднических усилиях США.
